вот-вот, уже не за горами
Лоснится кожа февраля,
Моргает небо левым глазом,
Рассвет присыпан манкой дня,
Закат бургундский в жёлтых стразах.
Луна колдует в неглиже,
Пасьянс раскладывает тучный,
Прилипла чернь к седой земле,
Ковчежным раем пахнут люди.
Волчком кружатся флюгера
На крышах башенок-часовен,
Деревья спят в наростах мха,
Болеют реки малокровьем.
Атаковали воробьи
Картоньи ясли, чистят перья.
Собаки подняли хвосты,
Уныло смотрят в мелколесье.
И сиплый воздух гонит пыль
Вчерашних вьюг парад в ущелье,
Где не бывает простофиль,
Где лишь любовь, и тает зимье…
Новое в старом
Обновляется плоть земли,
В лёгком трансе вздыхает город,
Дни разделись, промокли пни,
Солнце дерзко ползёт за ворот.
Вечера вышивают сны
На картоне ночей (нить «люрекс»),
Новой родинкой в складке губ
Отпечаталась мега-юность.
Приступ сплина уходит прочь
Заблестевшей душой асфальта,
До оргазма весенних слёз
Двадцать два монолитных хода.
Истончается наша мысль
В тёмном зеве зимы-мерзавки,
И пульсирует новый смысл
На столешнице старых сказок…
Белошвейка
Март сопит на развалинах мира,
тянет мгла исхудавшие руки,
коматозного солнца пунктиры
мельтешат (теперь больше от скуки).
Истончаются в нитку ледышки
странных зим, нашумевшей капелью,
тишина после долгой одышки
наслаждается звуками трели.
Облака на буксире у неба,
в чехарде тёплых грёз зреет нежность,
в ветках памяти сонных деревьев
набухает зелёная свежесть.
А девчонка моя, белошвейка,
распорола бедовую душу,
из кусков залатала все шрамы.
И в рассвет ускользнула распутный…
Она
…в полулюбви застыла изнутри
молчуньей, не умеющей молчать,
страдалицей, с отсутствием тоски,
бегуньей, не умеющей бежать.
…она сегодня грешность, тишина,
нетронутая нежность для мужчин,
застенчивая мякоть февраля,
прилежное дитя мирских обид.
открытая насмешливая грусть,
во внешности загадочный «шарман»
отчаянный воздушный поцелуй
(с ладони улетающий обман).
…но засуха гуляет по губам,
вопит в затылок, ноя, пустота.
в крахмальных простынях души кричит
недолюбовь… и одинокий «вамп»…
как мир
Обнимаю тебя, как мир, чуть продрогший, поломанный болью,
где кружит вековая пыль, и снегами твой дом припорошен.
Недолюбленный брошенный рай – ватным небом, мёрзлой водою,
мятым клевером пахнут мечты, горным воздухом дышат звёзды.
Ты молитвы мои не считай, лучше слушай, что шепчут ветры:
в них сегодня и завтра, вчера – недосказанность, лёгкий трепет.
Без тебя не приходит весна, умирают стихи на пиках,
травы корни теряют, а сны снятся только богам безликим.
Ты под голой луною ждёшь млеко зорь, над туманами – ночи,
не роняешь остывших слёз, только смотришь страдально на море.