Новый сорт ивняка. Среди роз

Под неправду звёзд скрипучих,
На холодный океан.
Плавит Агни сердце, душу…

Айсберг милый, где ты? Там?

суп из грусти

В избытке немота да загнанное лето

в утиль ещё одной непрожитой любви,

и хочется забыть заветные желанья,

пока другие сны рождают бытие.

Жизнь прожита насквозь космической тоскою,

пустынник и изгой мне подарил себя,

научена варить из грусти суп про море,

и получать тепло от лунных дочерей.

Возвестник божьих дел диктует постоянство:

мой херувим устал от ветра перемен.

Вдеваюсь тенью дня в ушко иглы пространства,

в котором всё трудней существовать, светлеть…

если опротивеет тьма

Когда мне опротивеет тьма,

тогда, быть может, я заговорю,

сейчас же сею маревую марь

вокруг себя, и тихну тишиной.

Покой ночей заброшенный шалаш

на долготе назад идущих снов,

у смеха смех – украденный размах,

у воли воля – ратующий ор.

И пусть в себе я заключаю жизнь,

похожую на бледность января,

не выпаду осадком снежных букв

на куклость мира, на улыбку Джа.

Быть может я молчком заговорю?

Н о е с л и о п р о т и в е е т т ь м а.

до вчера

От послезавтра до вчера
болотно мякнет звездочушь,
земля хоронит мощь воды
с великовозрастной хвоёй.
Налёт сакральный на ветру,
со вкусом солнца неба чип,
твердеют сочности лета,
важнеет камень, стынет миг.
Харизма слова вертит голь,
у Бога уши в облаках.

Торчат молитвы в тонком теле
от послезавтра до вчера.

лишнепервое

Дышать как жить – есть исповедь в молчаньи.
Спроси меня, что думаю – отвечу,
но не скажу, что будет завтра нами,
мир равно сжал густую бесконечность:

по капле чужеродного бессмертья,
по дозе светотьмы, пустот и масла,
по островку стигматов безутешных,
по допингу пригубленного счастья.

Мы есть, как мотыльки на водопоях:
крылами без одежд и знаний лета,
приходим вне себя – уходим в море,
рождаем из земли – пускаем в небо.

Мы есть края, в которых нас не видно,
а если видно, то в глубинах сонных:
похожести на нечто из свободы
до миллиметров вдохов матерей.