за бесполезностью
бесполезный тяжёлый дождь суточной лепры
водоёмами мутными лежит под ногами
настроение жить под большим одеялом
под которым включается часто фонарик
пересмешницы боль возвращается мукой
чайкой сон улетает в запределье остатков мира
где кто-то море мне сделал твердью
сам того не понимая
имя его выбрасывается за борт губ
сердце нагло толстеет
жжёт огнивом
жестокой становится нежность
теряется здравомыслие
в анабиозе мой дом
повторяются жизни
сор из ночных стихов
потрёпанная усталая смерть просит прощение
угощается чаем малиной забивает рот
и растворяется лепрой суточного дождя тяжёлой бесполезности
аллитерация ночи изнутри глаз на мякише языкого шатуна
Шуршащая обшивка тишины,
кишат мышами штольни ночи —
горошки глаз зашорены, чужи.
На крошечной небесной вышине
мешают лунно-шпаловым лучам туч шевелюры,
где няшный шляпник шмыгает простудно,
шьёт вечерам шершавые штаны
из шерсти мякушки, как шкодник шпульный.
Закатный шлейф шныряет в шуры-муры,
на шивороте душ шаманов кашель
ошмётками шипит на шкурных шрамах,
вши снов – шалуньи – хрумкают киш-миш,
хмелея от мурашечных масштабов…
Пушнина ночи – коршун черноты.
Ширеет разум в звёздной каше.
Шипит шуршунчик нежноты «ши-шу, ши-ша, ши-ши».
За шторой шершень плачет…
сердцебиение тумана
Туманов тормашки рассвет протыкают
и томно толкутся.
Тайги тыльный тук.
Табунщик талантов на тверди торгует,
тату набивает на темя – тук-тук.
Топорщатся части на теле – щекоткой,
таниновый ток проникает вовнутрь.
Тошнит от тоски.
Толерантный Тот – плотник —
темнично тесает тахту тишины.
Тальянкою тянется «тсс»…
обороты
бесконечная тема облизана
по текучести красного зорь
у меня о тебе всё расписано
в сорока оборотах потерь
не испиты соломинкой нежности
по нутру разливается флёр