Инстинкт Убийцы. Книга 3. Остров Черной вдовы

Ей стало неприятно, она подумала, что незнакомка обидится, а ей так не хотелось ее огорчать. Но женщина совершенно не изменилась в лице, а когда заговорила, чувствовалось, что она привыкла к такой реакции. И что знает она гораздо больше Фатимы.

– Да, Судьба. – Она посмотрела в глаза Фатиме, и взгляд ее был спокойным и мудрым. – Когда она говорит, все мы замолкаем. Нельзя изменить дорогу, но можно ее осветить. Чтоб не набить слишком уж много шишек.

Дама продолжала смотреть на Фатиму, а она задумалась. Разве она сама не противоречит себе? Она сказала, что верит женщине, а теперь вдруг заявляет, что не верит в гадания, не верит в ее волшебство. Но самое главное – она ведь только что сама сказала, что верит в Судьбу, а значит, всё, что происходит, происходит по ЕЕ воле.

Незнакомка терпеливо ждала, пока Фатима примет решение, на ее красивом лице невозможно было прочитать ничего.

– Я жду твоего решения, – спокойно произнесла женщина, когда поняла, что короткая битва в душе ее спутницы закончилась, – нельзя дать человеку то, что он не принимает.

– И не думай, ты не обидишь меня, – добавила дама, как будто прочитав ее мысли, – то, что я делаю, я делаю от чистого сердца, по-другому нельзя. И Судьба или Бог, всегда знают всё лучше и знают наперед, тогда как мы, люди, слепо тыкаемся в стену, почему-то решив, что там есть дверь. Многое из того, что кажется понятным – туманно, и наоборот, то, что непонятно сейчас, становится таким простым и ясным со временем.

Она усмехнулась.

– Когда поймешь эти простые истины, уже никогда и ни на что не реагируешь так остро.

Налетел очередной порыв, ударил ледяной рукой, забирая те крохи тепла, которые помог сохранить чай. Фатима повернула голову, взглянула на море, на темное тревожное небо над ним, и внезапно приняла решение. Твердое и осознанное, никакого транса или тумана в голове, она точно знала, чего хотела.

– Я верю вам, – сказала она, глядя прямо в глаза незнакомки, – и мне нужно то, что вы можете мне дать.

На секунду она задумалась, а потом добавила:

– И я принимаю это с чистым сердцем.

– Ну что ж, – сказала дама, и глаза ее сверкнули, – будь по сему. Начнем.

Одной рукой она протянула Фатиме платок, унесенный ветром и возвращенный Фатимой, и повернулась спиной к морю. Платок она расстелила на земле и наступила на два угла ногами, защитив от ветра свой импровизированный стол. Жестом предложила Фатиме занять место напротив и придержать оставшиеся два угла.

– Тебе придется потерпеть неудобства, – сказала женщина, – но таковы уж обстоятельства. Ты молодая и гибкая, а мои годы ушли далеко вперед.

– Ничего, – ответила Фатима, упираясь коленями в шелковистую ткань, – неудобства никогда меня не пугали.

Да и могло ли быть по-другому? Даже без приглашения, Фатима бы не допустила, чтобы пожилая дама сидела на земле, тогда как она с комфортом расположилась бы на валуне. У нее были недостатки, но невоспитанность в их число не входила.

Вдвоем они растянули платок, и Фатима впервые заметила, что на нем изображены знаки зодиака и какие-то незнакомые символы, может, руны. Очень кстати, подумала она, разглядывая замысловатые знаки, дух волшебства в каждой частичке.

Фатима сидела лицом к морю, и хотя не могла видеть его из-за женщины, но видела небо, облака снова разошлись, образуя ровную и светящуюся букву П. Ущипните меня, подумала Фатима, я, кажется, попала в другую реальность или в Страну чудес. Но сердце забилось быстрее, потому что буква П, в отличие от буквы М, ей кое-что говорила. Вся ирония этого мира в том, почему-то подумала она, наблюдая, как ветер постепенно размывает контуры небесной буквы, что с тобой всегда случается то, чего ты больше всего боишься. Этот мир вообще состоит из страхов и испытаний. Вот она, например, всегда стремилась к независимости, но и ей пришлось зависеть от одного человека, она знала его как раз под именем на букву П. Нет в мире ничего абсолютного, так она сказала сыну и сказала правильно, ее карьера и жизнь зависели от Пророка, ее сердце зависело от маленького мальчика по имени Ян. Неужели она допустит и третьего в свою жизнь? И самым пугающим было то, что она не могла твердо и честно ответить на этот вопрос.

Пока она наблюдала за небом, погруженная в свои мысли, дама тоже ушла в себя, закрыла глаза и обхватила колоду двумя руками. Фатима не обращала на нее внимания, у каждого, кто знает свое дело и вкладывает в него душу, есть свои маленькие чудачества и ритуалы, поэтому она просто продолжала смотреть на небо, где ветер нарисовал уже совсем другую картину, и ждать. Но тут что-то привлекло ее внимание, что-то мелькнуло внизу, на платке. Фатима резко перевела взгляд, на яркой шелковой ткани лежала карта, ветер не мог добраться до нее, они обе об этом позаботились, поэтому она лежала неподвижно. Две вещи сразу бросились в глаза и поразили ее, первое: карта была нарисована от руки, и нарисована мастерски; второе: на карте был изображен черный силуэт, в котором безупречно угадывалась мужская фигура, не было видно ничего, кроме глаз, смотрящих из черноты, и глаза эти смотрели на нее. Прямо на нее, как живые. В одной темной руке силуэт держал меч, сверкающий и прорисованный до мельчайших деталей, меч был воткнут в землю, во второй – огромное алое сердце.

– Она упала, – прошептала Фатима, видя, что женщина тоже смотрит на карту, но не берет ее, – случайно…

– Нет, – оборвала ее дама, и покачала головой, – нет ничего случайного, и ты сама это прекрасно знаешь.

Ее лицо смягчилось, она подняла карту и внимательно посмотрела на изображение, повернула, чтобы показать Фатиме.

– Рыцарь, – сказала дама, – так спешит к тебе, что выпал из колоды. Не может ждать, страсти бушуют в его огромном сердце.

Она постучала ногтем по картинке.

– Но их всегда уравновешивает меч. Долг, честь и разум, холодные и твердые, как сталь – вот что значит этот меч. И он воткнут в землю, как ты видишь, это как раз признак не агрессивности, но благородства. Этот воин не станет махать своим клинком ради бравады или без убеждений. Его сердце управляет мечом, а меч – сердцем.

Фатима внимательно слушала ее, жадно впитывала каждое слово, и чувствовала, как знакомое чувство раздирает грудь. Да, кажется, она знала этого рыцаря. И, кажется, она его любила.

– Он требовал, чтобы его увидели, – женщина улыбнулась и на этот раз спрятала карту в колоде, – он подает сигналы, знаки. Его нельзя проигнорировать. И конечно, я не могла отпустить его, не объяснив тебе то, что он хотел сказать.

– Карта, – во рту пересохло, Фатима откашлялась и продолжила, – она нарисована вами? Она такая красивая!

– Да, – кивнула женщина, – я ведь сказала, кажется, что это необычные карты. Как и мой дар. Я ведь не простая деревенская гадалка. Знаки и символы приходят ко мне, иногда во сне, иногда я вижу их в окружающем мире. Они несут знание, а я собираю его по крупицам и отдаю людям, которым оно нужно. Как тебе сейчас.

Она замолчала на секунду, а потом продолжила:

– Я сама нарисовала каждую из этих карт, – она снова обхватила их двумя руками, – и никто никогда не учил меня с ними обращаться. Я просто знаю и всё. Думаю, всё прекрасное и настоящее в этом мире происходит не из обучения, потому что дар – это то, что дает Господь, а не люди.

Фатима, которая тоже имела свой дар, согласно кивнула, опустив глаза. Ее ведь тоже никто не учил делать то, что она делает, только чуть-чуть направили, помогли прийти в равновесие. Конечно, то, что она делала, вряд ли можно было назвать прекрасным, но это тоже был дар, темный дар, и не такой уж бесполезный.

Незнакомка снова закрыла глаза, пока Фатима размышляла над ее словами, колода снова устроилась между ладонями. На этот раз ничего из нее не выпало, и, посидев несколько минут неподвижно и с закрытыми глазами – возможно, закрыв их для этого мира, она открывала их внутри себя, чтобы видеть то, что недоступно обычному человеку в обычном состоянии – женщина медленно подняла веки. Ее взгляд изменился, стал далеким и отсутствующим, но огонь всё так же плясал в ее черных глазах, он никуда не делся.

– Итак, – произнесла дама, протягивая Фатиме карты, лежащие на раскрытой ладони, – если твоя вера по-прежнему крепка, а желание – горячее, положи руку на колоду. Сверху, так, чтобы она оказалась между нашими ладонями.

С гулко бьющимся сердцем, Фатима протянула руку и положила ее на колоду. И ее очень порадовало то, что рука не дрожала, значит, она еще не совсем потеряла себя.

– На ладонях написаны судьбы, – задумчиво проговорила женщина, – твоя судьба и моя, а между ними – вот эта колода. Не убирай руку, пока я не скажу.

Фатима внимательно смотрела на нее, ожидая дальнейших инструкций.

– А теперь закрой глаза и загляни внутрь себя, – сказала дама, – ты найдешь там вопросы, много вопросов. Не убегай от них и не пугайся, повернись к ним лицом.

И как будто в подтверждение ее слов налетел порыв ветра, отбросил волосы Фатимы, как будто расчищал ей путь в себя, в самые глубины сознания. Она закрыла глаза, боясь и надеясь одновременно. Она так долго мучилась от всех этих вопросов, так долго убегала от них, загоняла их в самые темные уголки души, что теперь испугалась: а сумеет ли она найти их и извлечь. И еще больше боялась, что сумеет.

– Открой глаза только тогда, когда почувствуешь, что тебе больше нечего спросить у себя, больше не от чего бежать. Когда встретишься лицом к лицу со всеми своими вопросами.

Какое-то время обе сидели молча и не подвижно, обе с закрытыми глазами, только один раз дама открыла глаза и несколько секунд внимательно разглядывала лицо девушки, сидящей напротив и погруженной в себя. А может, это была молодая женщина, сказать было сложно, ее тело выглядело молодым, а глаза – древними и мудрыми, как будто она ходила по этой земле уже не одну сотню лет в поисках ответов, да так их и не нашла. Может, я сумею помочь ей, подумала женщина, а потом снова закрыла глаза, и на лице ее расцвела добрая любящая улыбка.

Отмеченная темным даром, но ее душа не черна, услышала она голос, она слышала его всегда, с самого детства, иногда он говорил ей инструкции, иногда просто приносил знание. Чей это был голос? Может, ее собственный… дама, сидящая на валуне, никогда не задумывалась об этом, чудеса можно только принимать, но не искать им объяснения, такого оскорбления они не терпят. Всё в этом мире не напрасно, всё имеет свое место. Границы размыты, добро и зло сплетены. Она несет свой крест, и никто не вправе осудить ее, как и любого живущего на этой земле. Посланники судьбы – такие же ее рабы, как и те, кому они доставляют послание.

– Всё, – сказала Фатима, медленно открывая глаза, сияющие и огромные, – я заглянула в себя. Я готова услышать ответы.

И когда этот голос вырвал женщину из внутренней темноты, где она внимала Голосу, она уже многое знала об этой девушке-женщине. И многое могла ей простить.

– Что ж, – дама медленно открыла глаза, сначала они были затуманены, но она моргнула, и взгляд стал снова острым и глубоким. – Пусть Судьба скажет свое слово. А мы послушаем и послушаемся.

Быстро и виртуозно дама перетасовала колоду, ветер стих, как будто тоже хотел послушать и посмотреть, что же такое ответит Судьба на сокровенные вопросы Фатимы. С глубоким вдохом женщина начала раскладывать карты на платке, вытаскивая их медленно и беспорядочно, после каждой карты – а она клала их рубашками вверх – она выдерживала паузу, прислушивалась к чему-то, наверное, к внутреннему голосу, а потом доставала следующую. Фатима внимательно следила, сердце билось в груди как бабочка, пойманная в сети паука. Но это не сети, поправила себя Фатима, впиваясь взглядом в каждую пеструю рубашку очередной карты, и она не паук, настоящий паук живет совсем недалеко, и на этот раз сеть плетется для него. Ну или для нее, чтобы быть точной. Но узор из карт на платке действительно чем-то напоминал паутину, карты располагались вдоль и поперек, по кругу, лишь центр пока был пустым. Это последняя карта, поняла Фатима, она ляжет здесь, в самой сердцевине расклада, и она самая важная. И действительно, после очередной секундной паузы, незнакомка достала последнюю карту и положила ее в самый центр.

– Всё, – выдохнула она, как будто проделала тяжелую работу. А может, так оно и было, ведь затрата душевных сил не так заметна, как физических, а то, что она делала, было невозможно без усилий тех самых невидимых мускулов. – Теперь слушай и запоминай, потому что ничего не повторится дважды, такой уж это мир. Ты можешь спрашивать меня, но лишь пока карты здесь, как только я соберу их, расклад сотрется из моей памяти. Такова цена.

– Вы и правда всё забудете? – спросила удивленная Фатима, необъяснимое накрыло ее как цунами, а она всё еще пыталась выплыть.

– Всё, от первой и до последней карты и от первого и до последнего слова, – кивнула дама, – это к лучшему, поверь. Маленькая услуга мне от невидимого мира. Мы ведь не можем повлиять на то, что нам предначертано, а карты не всегда показывают радугу, ты понимаешь. Всё, что говорит Судьба, она говорит для одного человека, я лишь проводник.