Любить Кеану

Думаю, что прекрасно могу понять беспомощность наркомана, алкоголика. Я хорошо знакома с понятиями «обреченность», «мания». Я знаю, что подразумевают люди, когда говорят: «Я стараюсь, но это выше моих сил».

«По данным специалистов, летальность среди больных булимией, составляет 5-6%, в большинстве случаев вызвана длительным голоданием или самоубийством!»

«Специфического лечения булимии не существует, однако, успешной можно считать программу «12 шагов», которая, как известно, применяется для лечения химически зависимых больных. Правда, лечение обычно имеет весьма продолжительный курс, до нескольких лет, и проходит весьма тяжело».

«12 шагов»? Что ж, получается, мы действительно родные с наркоманами и алкоголиками? Принцесса Диана такая же, как и сизый забулдыга, что вот уже два дня как лежит в канаве под забором? И я такая же?

«Держусь уже два дня. Не знаю, сколько еще смогу, но буду пытаться!»

«Меня завтра поведут к шаману. Может, он меня вылечит?»

«Сестры, держитесь! Наша беда в том, что мы чем-то недовольны в своей жизни! Давайте разберемся вместе!»

«Мой рост 177 сантиметров, а весила я 42 килограмма! Девчонки! Я смогла справиться с болезнью и даже смирилась с тем, что теперь растолстела до 48!»

«Мы можем справиться, ибо Господь никогда не даст то, что человеку непосильно!»

«Надежда на то, что я больше не буду этого делать, появилась тогда, когда я сказала о болезни родителям. И дело не в том, что мне не хочется этого делать, а была разрушена «тайна»! Видимо, для меня это было обязательным условием приступов!»

Тайна. Первопричиной самых необъяснимых наших поступков часто является какая-нибудь идиотская тайна. Будоража наше воображение, она всегда толкает нас к чему-то, к чему мы движемся вслепую, никогда не подозревая, что на деле скрывается под ее притягательным покровом. Разрушение тайны часто манит нас спасением, но еще чаще крушит нас и выставляет на всеобщее посмешище.

Может быть, причиной моих бед тоже является тайна? Тогда, которая из двух? Тайна-беда или тайна-мечта? Та, что уродлива или та, что прекрасна? Вернее сказать, та, что разрушительна или та, что жестоко цинична?

Хватит! Довольно! Открыто читать все то, что схоронено внутри за семью печатями слишком мучительно. Хватит на сегодня.

Я нажатием одной кнопки захлопнула воображаемую дверь в мир своей тайны-беды.

Немного поразмыслив, я решила, что наступило время тайны-мечты. Я конечно, не смогла удержать себя от соблазна ввести в поисковую систему заветное имя «Кеану Ривз».

Сайтов, посвященных ЕМУ, во Всемирной Сети было несколько меньше. Сперва, я ощутила некоторое щекочущее разочарование, но вслед за этим пришла к выводу, что это, прежде всего, облегчало мне задачу выбора. А еще ограждало меня от неуправляемого потока любовных страданий тысяч поклонниц со всего мира, который обрушился бы на мою голову, если бы сайтов было хотя бы в два раза больше.

Виртуальный мир Кеану Ривза был полным антиподом миру «бычьего голода». Он явился мне прекрасным, исполненным красок и даже какой-то призрачной чувственности, что сквозила в каждой строке посланий, которое поклонницы посвящали своему кумиру.

Однако этот мир был фантазийным и на сто процентов выдуманным.

Говорят, сам Кеану никогда не просматривает сайты своих фанатов. Не потому ли, что всего выдуманного в его жизни и без того слишком много, чтобы, помимо ролей, еще и с головой уходить в ирреальные миры чужого вожделения? А может, он просто устал от обожания?

Тем не менее, вместе с Кеану или параллельно с ним, измерение его обожаемой тени все равно существовало. Насколько мне подсказывало воображение, это измерение творили, по большей части, совсем юные девушки, которые именовали себя «гавайками Кеану», «китаянками Кеану», «кошечками Кеану» и даже «шлюхами Кеану». Не щадя сил и времени, они украшали каждую виртуальную страничку яркими цветами, звездным небом и красными сердечками, создавая уютный компьютерный рай, изливались в наивных эпитетах Кеану: «самый лучший», «самый нежный», «самый эротичный» и еще в десятках и сотнях разных «самых». Они размещали в сети свои письма к нему, в надежде, что он когда-нибудь, хоть лет через сто обнаружит их. Они писали его портреты, которые, по большей части, не имели ровным счетом никакого сходства, но вызывали чувство какой-то невыразимой нежности. Они даже создавали несуществующие городки, каждая собачья будка в которых гордо носила его имя.

Они помещали бесчисленное количество его фотографий, которые сопровождали милые комментарии вроде «Кеану в кепке», «А вот Кеану в майке», «А вот Кеану без майки».

Через двадцать минут нахождения в этом мармеладном мире я почувствовала себя неловко. Как будто бы я, тяжелая земная женщина, вторглась во владения юных, летучих, эфирных созданий. Которые порхали по компьютерным сетям, распространяя аромат ванили и клубники, и наколдовали красные сердечки, используя карамельки вместо волшебных палочек.

И к ним тоже я не могла примкнуть. Даже если бы придумала себе какую-нибудь кличку вроде «Пятачок Кеану», и написала, что мне четырнадцать лет. Не потому, что я не смогла бы наврать всем этим девочкам, лиц которых я даже не представляла, а скорее всего потому, что страдала редкой формой разумного фанатизма, который был обусловлен моим совершеннолетием, и хотя порой доводил меня до исступления, но не рождал во мне всех этих розовых, кондитерских фраз.

Мне вдруг стало настолько неловко, что я поспешила убраться со страниц, занятых пронзительно страстными признаниями молоденьких поклонниц. Там я чувствовала себя слишком старой и разваливающейся кошелкой.

Не глядя, я проскочила страницы, посвященные любовным романам Кеану. Не то чтобы я ревновала, конечно,…но мне было бы неприятно читать все эти сплетни.

Душа моя отдохнула на обширных виртуальных полях, на которых теснились многочисленные снимки Кеану. Долгожданное счастье, наконец-то, было готово переполнить меня.

Десятки и сотни повторений столь милого моему сердцу лица позволяли мне в полной мере насладиться созерцанием каждой его черточки. И не только лица. Здесь я могла увидеть Кеану и «в кепке», и «без майки», и даже, Господи, помилуй, «без штанов, но только со спины».

С упоением глядя на десятки парадных изображений, где Кеану выглядел безупречно, я укрепилась в своем личном мнении о том, что Кеану Ривз просто фантастичен и олицетворяет собой физическое совершенство человеческой особи мужского пола. Его можно было выставлять в антропологическом музее как образчик высшей ступени эволюционного развития, достигнутого «homo sapiens».

Стоило мне подумать об этом, как передо мной развернулась еще одна галерея фотографий, самая непопулярная среди гостей сайта.

Она отличалась от всех предыдущих: на этих снимках Кеану был не богоподобной голливудской звездой, а обычным человеком. Самым обычным человеком.

Черт возьми, настолько обычным, что я даже опешила!

Моменты, случайно захваченные всевидящим оком камер вездесущих папарацци, в щепки разнесли тяжеленную, золоченую раму, в которую я успела поместить икону его идеальности. Заросшие щеки, усталый взгляд глаз, почти не видных из-под нестриженой копны волос, вытертые джинсы и какая-то жуткая синяя шапка, постоянно нахлобученная нарочито криво.

Нет, это не он! Это какая-то шутка! Это просто физически не может быть он! Разве этот худощавый, помятый дядька в синей шапке может быть тем самым совершенным Нео? Тем самым рафинированным Кевином Ломаксом из «Адвоката Дьявола»? Тем возвышенно прекрасным принцем Сиддхартхой, наконец?

Мне сделалось не по себе, щеки обдало жаром. У меня появилось ощущение, что меня обманули. Предали. Я не хотела видеть подобные снимки, потому что каждый все сильнее подтачивал остов моих самых сладостных представлений, но я не могла и оторваться от них, жадно пытаясь найти в том неопрятном человеке моего, моего собственного Кеану, которого я привыкла боготворить. Я мечтала, чтобы эти проклятые фотографии, наконец, закончились! Но как назло, их было так много, что в какой-то момент мне даже стало казаться, будто я просматривала снимки вовсе не недосягаемого кумира, а собственного родного брата или близкого друга, который был на каникулах где-то вдалеке от дома.

Я обязана была заставить себя вслух признаться себе же в том, что вовсе не чувствую страстных чувств к небритому человеку по имени Кеану Ривз, а на самом деле дрожу от любви к Нео и Кевину Ломаксу.

Но как я могла решиться на такое? Это признание вскрыло бы мои заблуждения и, в каком-то роде, лицемерие! Оказалось бы, что вовсе не меня предавали, но я бы предавала настоящего Кеану, вовсе не заботясь о живом человеке, а мечтая о несуществующих образах, им созданных! Выходит, тогда Мариэлла была бы права, решив, что я – дура, живущая во власти самообмана!

В конце концов, это признание лишило бы меня самого главного – оно лишило бы меня того самого сокровенного самообмана, моей взлелеянной мечты!

Ну, уж нет! К такому повороту событий я была совершенно не готова.

У меня был другой выход – убедить себя в том, что мне нравится Кеану Ривз таким, какой он есть: небритым, нечесаным и в идиотской шапке, нахлобученной нарочито криво.

Я мужественно просмотрела всю эту галерею снова, вдоль и поперек. И хотя я продолжала видеть в этом чужом человеке своего несуществующего брата или лучшего друга, я убедила себя в том, что для того, чтобы быть неотразимым, Кеану вовсе не обязательно бриться. Он и так хорош. Я его и таким люблю!

Я даже решила, что, в принципе, совершенный человек иногда может уставать от своего совершенства и изредка позволять себе не отличаться от всех остальных.

Такая мысль вмиг вернула мне душевный покой и внутренний комфорт. Хотя бы на время.

Сразу после утомительной процедуры пересмотра своего отношения я, вновь ободренная и даже сильнее влюбленная, принялась отбирать наиболее полюбившиеся мне снимки для того, чтобы сохранить их на память и с наслаждением предаваться созерцанию их в любой подходящий момент.

Эта бессонная ночь отяготила мой компьютер двумя дюжинами отменных снимков, а мою голову – новыми, еще более бредовыми мыслями, нежели когда бы то ни было.

Отправляясь в постель с первыми лучами солнца, я задавалась вопросом: что, все-таки, на самом деле находится под оболочкой того, что я так опрометчиво именую «любовью», «любовью к звезде»?

Чувство ли это любви как таковое, или инстинктивное стремление человека непременно заиметь себе персонального кумира, этакого божка, для совершения ритуальных обрядов первобытного поклонения непознанному и непостижимому явлению, которое страшит или восхищает его? Может быть, мы перенесли примитивную потребность в поклонении из времен, когда человек имел возможность быть самим собой, в наше время, когда все хотят быть чем-то больше, чем они сами?

Или нам просто нужна сладостная иллюзия, как отдушина в ежедневном мире притворства и безостановочного бега? Нам нужен кто-то просто прекрасный, без лишних сложностей и недостатков, чтобы восхищаться и наслаждаться мечтами о нем – таком, какого не бывает? И именно эту иллюзию мы и называем «любовью»?

А что они, эти карамельные волшебницы?

Они отдают себе отчет, кого именно они зовут именами своих кумиров, кого именно они подразумевают под этими именами, и кого они любят в них? И любят ли они их?

Мечтая об экранных образах, любят ли они при этом хотя бы одну единственную клеточку самого человека? Готовы ли они проявить хотя бы капельку настоящего сочувствия к тем людям, к пьедесталам звучных имен которых они сложили свои сердца? Интересует ли их, кто именно прячется за прекрасными публичными масками? И если интересует, то из намерения ли сострадать, помогать, отдавать частицу себя?