Он звал волков

Он звал волков
Эли Ро

Небольшой город Раттвик теряется среди густого шведского леса. Его жители знают, что нельзя бродить там в одиночку – можно легко заблудиться и пропасть навсегда. В разгар праздника летнего солнцестояния в лес ушли четверо, вернулось трое. Исчез Клеменс Янссон. Никто не мог объяснить, куда он пропал и что с ним произошло. На протяжении многих лет родители Клеменса не оставляли надежду отыскать сына.

Спустя девять лет его находят – под пластом сырой земли со следами насильственной смерти. Детективы начинают расследование. Перед ними стоят два вопроса: кому могло понадобиться убивать подростка и за что?

Эли Ро

Он звал волков

«ОН ЗВАЛ ВОЛКОВ»

Солнце-альбинос стояло над мчащими темными водами.

– Тумас Транстрёмер

ГЛАВА 1

ПОХОРОНЫ

март, 2019 год

«Ты не знаешь, как на самом деле это страшно –

когда твой ребенок пропадает.

Ты ничего об этом не знаешь, пока не столкнешься сам.

И тогда ты почувствуешь, как страх сжирает твои кости»

– из книги Йоргена Янссона «Мы спасены в надежде»

В детстве Эсбен почти каждый день ходил вдоль этой тропы, но теперь она казалась ему чужой. Он шел, утопая в снегу ногами, нес чемодан и хмурился от сильного ветра. Свободной рукой нервно сжимал в кармане черного пальто билет со вчерашнего киносеанса. Менее суток назад он находился в Мальмё и даже не думал о том, что в четыре утра ему придется подняться с постели в своей однокомнатной квартире, запереть дверь на оба ключа и отправиться в Раттвик.

Вернуться в Раттвик.

Звонок сестры накануне заставил Эсбена выйти из зала, где показывали «Здесь была Бритт-Мари[1 - «Здесь была Бритт-Мари» – шведский художественный фильм режиссёра Тувы Новотны, снятый по мотивам одноимённого романа Фредерика Бакмана.]». Кайса никогда не звонила так поздно. У Эсбена появилось плохое предчувствие сразу, как только он увидел на экране телефона ее имя. Последнее время они редко созванивались.

– У тебя все в порядке? – спросил Эсбен, прижимая трубку к уху.

В ответ ему послышался судорожный вздох.

– София… София умерла.

Эсбен почувствовал слабость в ногах.

– Что?

– Вчера вечером. Сердечный приступ.

Эсбен крепче сжал телефон и медленно покачал головой, словно слова Кайсы не могли быть правдой.

– Ты здесь? – тихо спросила она.

– Да. Да, я просто…

– Завтра похороны. Тебе стоит купить билет до Раттвика.

Эсбен привалился к стене, зажмурился и прикрыл глаза ладонью.

– Конечно. Черт возьми, это…

– Я знаю, Эсбен.

– Когда ты поедешь?

– С минуты на минуту. Я уже собрала вещи.

– Ты на машине?

– Да.

Эсбен открыл глаза и двинулся в сторону лестницы. Ноги плохо ему подчинялись.

– Будь осторожна, хорошо?

– За меня не волнуйся.

Он убрал телефон в карман, вышел на улицу и замер на месте. После теплого помещения холодный мартовский воздух больно заколол щеки. Эсбен стоял под табличкой кинотеатра, комкая пальцами пальто, которое держал в руках. Выходя из зала, он сразу забрал его с собой – точно знал, что уже не вернется. Известие о смерти Софии обездвижило его, лишило способности думать. Если и было в этом мире нечто нерушимое, нечто вечное, то это их тетя, которая всю жизнь требовала, чтобы к ней обращались исключительно по имени, ее двухэтажный дом в богом забытом городе, ее белые хлопковые рубашки, кофе в пуровере на завтрак, льняные салфетки на коленях, когда она садилась за стол.

Вернувшись в квартиру, Эсбен вслепую собрал вещи и написал скомканное сообщение начальству о том, что не появится на работе утром. Он думал, что не сомкнет глаз, но все же усталость оказалась сильнее тревоги, и в три часа ночи Эсбен смог заснуть. В четыре утра он очнулся на диване в гостиной, принял холодный душ, оделся, взял вещи и отправился на центральный вокзал, чтобы через несколько часов оказаться в Раттвике и, продираясь мимо навьюченных снегом вязов, прокладывать дорогу в место, которое в детстве считал домом.

Эсбену двадцать четыре. Последний раз он был в Раттвике шесть лет назад. С тех пор прошло не так много времени, но теперь он едва ли узнавал эти места. Воспоминания о тихом городе оказались вытеснены беспокойной жизнью в Мальмё, стеклянными фасадами, уличными представлениями и концертами, кофейными барами на каждом шагу, гулом сирен и гомоном шумных мигрантов. На середине дороги Эсбен остановился, протянул руку к снегу, зачерпнул немного и растер лицо. Ресницы намокли и слиплись, в глазах защипало, но стало легче дышать. Он знал, что возвращаться будет тяжело, но не предполагал, что настолько. Не только из-за Софии. За год до того, как Эсбен уехал, случилось нечто ужасное, и все вокруг дышало и пахло тем событием. Эсбен мог поклясться, что ощутил тяжелый запах бузины, как только остановился поезд, почувствовал вкус вишни в сиропе на языке, когда ступил на землю.

Он зашагал дальше и подумал о Кайсе. Последний раз они виделись почти полгода назад, в сентябре, когда она отмечала свое двадцатипятилетие. Эсбен приезжал к ней в Стокгольм на пару дней. София тоже была там. Она выглядела здоровой и полной жизни. Знать бы тогда, что это их последняя встреча, но жизнь никогда не дает такой возможности, никогда не уступает и не бывает милосердной.

В детстве София звала Эсбена вороненком за темноту глаз и взлохмаченность волос. Теперь ему в пору было зваться вороном – высокой фигурой в пальто до пят с петлей серого шарфа на шее. Он был худощав, его лицо часто выражало задумчивость, которая порой перерастала в меланхоличность. Во время учебы однокурсницы Эсбена твердили, что он – воплощение юного Марлона Брандо, но в ответ получали лишь скептичный взгляд и раздраженный вдох. В одежде он был небрежен. Эсбен никогда не надевал пиджак, как положено, а только набрасывал его на плечи, рубашки всегда носил навыпуск, закатывал рукава, не заботясь о том, что ткань помнется. Вся беспечность Эсбена сводилась лишь к его пренебрежению собственным внешним видом и пристрастию садиться за руль машины одного из приятелей, не имея водительских прав. Отсутствие ветра в голове не прибавляло Эсбену серьезности, а лишь обнажало его апатичность, некую отрешенность, которую не следовало путать с пассивностью. Он был остроумен, умел быть настойчив и груб, мог постоять за себя, о чем свидетельствовал первый год обучения в университете Мальмё, когда ему постоянно приходилось вступать в перепалки с горсткой однокурсников, возомнивших, что он чем-то хуже них, если приехал в большой город из замшелости волчьего угла.

Эсбен знал, что и Кайсе в первые месяцы учебы в Стокгольме пришлось трудно, но, несмотря на это, она бы ни за что не полезла в драку. Его сестра считала это выше своего достоинства. Кайса была гордой. На любые выпады в свою сторону она отвечала хладнокровным молчанием, потому что придерживалась мнения, что выскочки не стоят ее внимания. Ее вспыльчивость и горячность проявлялись в другом: она не умела молчать, когда в беду попадали близкие ей люди. При их последней встрече Эсбену показалось, что у Кайсы не все в порядке, но она заверила его в обратном, когда он заговорил об этом. Эсбен решил не давить на сестру и уехал ночным поездом прочь, преследуемый чувством вины из-за того, что ему не удалось выяснить причину ее подавленного состояния.

Он был уверен, что Кайсе тоже тяжело возвращаться в Раттвик. Тяжело из-за того, что случилось почти девять лет назад. Эсбен старался не думать об этом, но воспоминания, живые и громкие воспоминания дали о себе знать, когда из-за поворота показался дом с темно-зеленой черепицей. Они с Кайсой часто коротали вечера на его просторной террасе, играя в хельму[2 - Хельма – игра на доске. Цель игры – перевести свои шашки в угол, который освободил противник. Кто скорее этого добьется, тот выиграл.], потягивая глёг[3 - Глёг – горячий напиток из красного вина с добавлением пряностей.], приготовленный для них Софией на основе виноградного сока вместо вина. Эсбен ускорил шаг и ощутил дрожь где-то под сердцем. Впервые он ясно осознал, что возвращаться не хочет. Он хочет бежать. Прочь из этого омута с чертями, прочь и навсегда.

Но бежать было некуда. Эсбен поднялся по ступеням, досчитал про себя до пяти, а потом дернул дверную ручку. Оказалось заперто. Он постучал. Тишина за дверью сменилась чьими-то быстрыми шагами. Эсбен засунул руки глубоко в карманы и качнулся на носках – он всегда делал так, когда нервничал.

Дверь ему открыла Кайса. Она была в черном платье с отложным воротником, длинные темные волосы стянула тугой черной лентой в хвост. Кайса замерла на несколько секунд, а потом шагнула навстречу, чтобы крепко обнять брата. Эсбен стиснул ее в ответ. Ему в нос ударил сладковато-древесный запах ее волос. Кайса была ненамного ниже его, но отчего-то показалась Эсбену такой маленькой и хрупкой в этот момент, что он чуть ослабил объятия, чтобы не сделать ей больно.

– Как ты добрался? – спросила Кайса. – Без проблем?

– Да. Все нормально.