Алтарь судьбы

Алтарь судьбы
Элина Файзуллина

Увлекательный исторический роман о жизни людей, стоявших у истоков Российской империи. Император Петр скончался, Россия оказалась на перепутье: кто займет трон, малолетний внук царя или его вдова – бывшая плененная прачка? Смогут ли герои найти силы бороться за власть, когда день ото дня они сталкиваются с предательством, интригами врагов и отпечатками прошлого?

Алтарь судьбы

Элина Файзуллина

Посвящается супругу Уралу в благодарность за вдохновение и поддержку в моем деле, а также моему главному литературному критику и преданному читателю – милой сестре Элизе

© Элина Файзуллина, 2019

ISBN 978-5-4496-4776-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть I

Екатерина

Глава I

Александр Меншиков

Январь 1725 года

Новость о кончине императора, для всей страны оказалась болезненной. Особливо тягости этого события ощутили на себе обитатели дворца. Не все сенаторы поверили в законную силу завещания. Они отнеслись к нему с немалой долей сомнения. Их смущал тот непреложный факт, что бумага написана моей рукой. Это создало нам множество хлопот. Ключевым аргументом в их оппозиции было то, что император в последние минуты своей жизни мог находиться в состоянии бреда. Во всяком случае, нашлись люди, которые попытались воспользоваться ситуацией. Долгоруковы, Голицыны и Репнины настойчиво указывали на то, что трон должен занять малолетний внук усопшего, Петр Алексеевич, сын казненного царевича Алексея. На самом деле, эта кандидатура имела много больше шансов стать новым императором, чем Екатерина, за него же была и основная масса в народе. Не потому, конечно, что его считали многообещающим царем, а из укоренившейся в мыслях людей прочно идеи, что женщина не может управлять государством. Катерину любили, к ней у простого люда было особенное отношение в связи с тем, что незнатное происхождение делало ее одной из них. За ней закрепилось нежное «матушка императрица». Тем не менее логика любого государственника сходилась на том, что «правильнее сделать царем несмышленого мальчишку, чем мудрую женщину». Таких было большинство, и нужно было срочно что-то предпринимать. К тому же, сложившаяся веками традиция велела сделать царем потомка мужеского пола, жёны, как заведено, не имеют прав наследования власти. Голицын, известный своим дипломатичным подходом, попытался было предложить возвести императором Петра, а регентом при нём назначить Екатерину. Но такой расклад не устроил ни меня, ни Долгоруковых. Ожесточенные споры не затихали всю ночь. Граф Петр Андреевич Толстой встал на сторону супруги царя, несколько раз он ходатайствовал перед сенаторами и членами коллегий с душераздирающими речами по поводу личностных достоинств безутешной вдовы.

– Господа сенаторы! Позвольте напомнить о немалых заслугах царицы Екатерины перед государством, – слагал он громко свою речь перед сановниками на собрании. – Не эта ли, поразившая всех нас своей смелостию, женщина прошла рука об руку с императором Петром всю долгую, страшную войну? Не она ли заботилась о солдатах на полях боя? А как же ее храбрость в переговорах с турецким визирем? Вспомните, ведь именно матушка наша, Екатерина Алексеевна, спасла тогда войско от неминуемой гибели! Сам государь возложил ей на голову корону, а в руку дал державу. Не это ли считать признанием ее прав быть императрицей? Подумайте хорошо. Сумеет ли юный наследник стать для нас предводителем, или мы снова погрязнем в губительных династических распрях?

Я с упованием наблюдал, как в момент убедительной речи графа в зал Сената стекались гвардейцы, не желавшие оставаться в стороне в столь щепетильном вопросе. Несомненно, нам это было только на руку. Поддержки двух полков гвардии с лихвой хватило бы, чтобы перетянуть нить противостояния на нашу сторону. Я не сомневался в их заступничестве за Катерину. Она не раз становилась кумой для гвардейских отпрысков, чем заслужила среди них уважение. Теперь же я мог смело использовать их в качестве боевой и политической силы.

Окончательно убедило гвардейцев замечание Ягужинского о том, что царица законно коронована перед лицом Господа. Возражениям более не было места. Убедившись в преданности офицеров, я уверенно отправился в покои Екатерины. Я знал точно: против гвардии никто не посмеет идти. Так оно и случилось. К утру было официально объявлено о воцарении Ея величества императрицы Екатерины Алексеевны. Пока Сенат и члены коллегий поднимали бокалы за новую царицу, государыня не в состоянии была ни о чем думать, кроме горя, постигшего ее семью. Ту ночь она проплакала над телом супруга, не позволяя никому более входить в комнату. Даже я, попытавшись утешить женщину, случайным образом оказался у нее в немилости, попав под горячую руку. Ее взгляд выдавал глубокое раздражение от моего присутствия. Возможно, Екатерина в какой-то мере винит меня в случившемся. Что ж, доля правды, как ни прискорбно, в этом есть, поэтому с моей стороны было бы низко пытаться оправдываться перед ней.

Желание императрицы побыть наедине с телом мужа нельзя было игнорировать, однако, возмущение священников, которые не привыкли изменять традициям церкви, было воспринято Екатериной с пониманием, и она позволила им читать над телом мужа псалтирь.

– У тебя еще будет время с ним проститься, – аккуратно начал я. – Погребения монарших особ совершаются лишь на сороковой день.

Екатерина злобно обвела меня глазами.

– Мне и этого будет мало. Я не успела сказать ему всего что хотела и должна была. Это произошло слишком неожиданно, – вздохнула женщина.

– Скоро начнется панихида, тебе лучше сходить умыться и переодеться.

– Нет сил что-либо делать, – всхлипнула она.

– Я позову твоих фрейлин, они помогут.

– Оставь меня в покое, Саша, – протянула она, нахмурив брови.

Мне оставалось лишь продолжать попытки заботиться о ней время от времени, хотя она никого к себе не подпускала.

Март 1725 года

Царя провожали долго и торжественно. Его яркая жизнь и тот причудливый след, что он оставил после себя, не позволили ему уйти без шума. Безусловно, не только императорский двор, но и все петербургское общество от мала до велика, как одно погрузилось в траур. Все это время тело готовили к упокоению. На сороковой день с раннего утра до поздней ночи проходила церемония прощания. По своей роскоши это действо нисколько не уступало какому-нибудь знаменательному событию, кои обычно с широким размахом отмечают во дворце. О том, что мероприятие посвящено похоронам, напоминало лишь траурное обличие присутствующих и приглушённое свечение огней. Семья царя пребывала в глубочайшем унынии. Дочери Петра молчали на протяжении всей процессии и держались крайне сдержанно. Екатерина была все так же безутешна. Я, разумеется, старался не оставлять ее одну, потому почти все свои обязательства на время переложил на сенаторов. Организация похорон была возложена на Якова Брюса. Должен признать, он справился с этим делом более чем хорошо. Во время церемонии не было никаких промахов, все происходило точно по расписанию. Тело императора находилось в центре большого зала, украшенного в военном стиле. Дорогое черное сукно обивало все стены, а гроб царя был установлен на бархатной возвышенности, украшенной золотыми элементами. Возле тела неподвижно, словно такие же неживые, выстроились в шеренгу солдаты караула.

Дворец не мог вместить всей публики, пришедшей проститься с императором, посему было принято решение установить на набережной сидячие места, чтобы люди, измученные усталостью, не покидали похороны раньше времени.

– Ваше Величество, всё готово, пора спускаться, – сказал Брюс, когда мы с Екатериной молчаливо ожидали начала церемонии в её покоях.

Императрица кивнула в ответ.

Перед тем как выйти к людям, она потянулась к стопке с медовухой и, скоро осушив его, отправилась на похороны.

К десяти утра гроб вынесли на улицу. Многосотенная толпа стала к нему стекаться. Иностранные дипломаты, сенаторы и дворяне – все до единого со скоблеными подбородками – окружили гроб, не давая возможности другим увидеть мраморное лицо императора. Художники расположились на специально сооруженных помостах, и в спешке делали зарисовки происходящей сцены.

Появление вдовы царя было спланировано с особой тщательностью. Она показалась лишь перед самым отправлением процессии на место захоронения. Ее сопровождало несколько офицеров. Сие задумывалось для того, чтобы продемонстрировать всем, что кандидатура супруги Петра в качестве преемницы его на престоле поддерживается царской гвардией и является неоспоримой.

В целом, российское общество отнеслось к известию о том, что бразды правления теперь переходят к женщине, более чем благосклонно. Разведка не донесла ни об одной попытке мятежа против Екатерины, наоборот народ воспринял ее самодержавие как символ новой эпохи, свободной от тирании ее жестокого мужа и его шокирующих общественность нововведений.

Среди дворянского общества супруга царя не была столь желанной правительницей. Причиной тому ее неблагородная порода. Даже фрейлины, как водится, набираются из знатных родов, тем паче неприязнь к простодушной царице. Однако не подпадать под обаяние Екатерины было невозможно. При первой встрече люди считали ее невежественной дурехой, лишенной сколько-нибудь аристократической изысканности и женского шарма, но стоило только узнать ее получше, как она открывалась им женщиной миловидной и доброй, не падкой на дворцовые интриги и глупые забавы. Она обладала редким навыком уметь нравиться всем. Подобного набора качеств вполне хватало для того, чтобы стать правительницей державы. Естественно, ума у царицы в делах государственных не имелось никакого, и политикой она особо не интересовалась. Но этого от нее и не требовалось. Необходимым и достаточным было умение ее вывести на бумагах свою подпись и поставить под ней императорскую печать. Вся остальная работа ляжет на государственных мужей.

Сразу за гробом ступали духовники и бояре, после них – семейство Петра во главе с Екатериной. Я удостоился чести идти рядом с ней, что вызвало у моей жены приступ ярости, и, придя после похорон домой, я вынужден был выслушивать от Дарьи Михайловны очередные упреки в чрезмерной близости к императрице.

Торжественность обстановке придавал шагающий рядом с процессией оркестр, наигрывающий тяжелую мелодию, от которой становилось еще более печально на душе.

Пётр пожелал быть похороненным в Петропавловской крепости. Еще закладывая сооружение много лет назад, он мечтал сделать его усыпальницей своей династии. К несчастью, основатель крепости умер раньше, чем ее строительство закончилось. Посему было решено ускорить возведение усыпальницы, а до того, пока не будет достроен хотя бы нижний ярус, гроб с телом императора будет находиться здесь под постоянным караулом.

– Что дальше, Меншиков? – отчаянно шепотом вопросила Екатерина, когда процессия закончилась.

– А дальше… дальше будем продолжать жить, Катеринушка. Жить, как раньше, – скривил я губы, ободряюще сжав ее руку.

– Как раньше уже не будет никогда, – отмахнулась она.

– Поживем – увидим, дорогая. Одно могу обещать – хуже точно не будет! Теперь, когда нам удалось возвести тебя на трон, наша жизнь станет лучше.

– Знаешь, в момент, когда нашего Петеньку отпевали, я задержала взгляд на его лице, и ко мне внезапно пришло облегчение. У него было такой безмятежный облик, будто бы он спокойно принял свою смерть. Сейчас ему, должно быть, очень хорошо. Он ведь жил в постоянном беспокойстве, его с детства преследовали опасения сначала за себя и мать, потом за Отечество. И в семье у него было много горя. Уйдя от земной жизни, он только сбросил с себя этот груз, висевший на его плечах тяжким бременем. Всем нам следует принять это и отпустить его на вечный отдых, – Екатерина говорила вдохновенно, с усталой улыбкой на лице.

Она порадовала меня своим смирением. С этого дня она перестала упиваться горем, а я стал спать ночами без тревоги за нее.

Глава II

Екатерина Романова

Март 1725 года

Мало-помалу я стала приходить в себя. После похорон, когда я больше не видела тело мужа каждый день, я перестала думать о нем постоянно. Благо, на мои плечи взвалилось столько дел, что они занимали мой ум большую часть времени, не давая тоске поселиться в душе. Заботу о малолетних детях покойного сына мужа, Алексея, я решила взять в свои руки. Я отдала распоряжение о том, чтобы их покои перевели поближе к моим. И уже через неделю Петя и Наташенька переехали из левого крыла дворца в правое. Я стала ласково называть их своими внуками, а они в свою очередь обращались ко мне «матушка» или «бабушка», так же, как мои собственные дочери. Петр Алексеевич был особенно привязан ко мне, ведь ему крайне не хватало материнского внимания практически с момента рождения. Он, словно тень, все время следовал за мной, куда бы я ни пошла. Елизавета по-сестрински опекала его. Ей удавалось на долгие часы увлечь мальчика за игрой в прятки. Наталья слыла девочкой очень спокойной, предпочитающей тишину. Каждый день она проводила не меньше трех часов в библиотеке за чтением романов о приключениях моряков.

Нужно было готовиться к свадьбе Анны, но и государственные дела нельзя пускать на самотек. Петр не простил бы мне, если бы я не постаралась хотя бы продолжить его начинания. Отныне я решила взять на себя предельно много обязанностей. Меншиков, конечно, справляется со всем куда лучше других, однако мне не следует во всем полагаться на него одного. В конце концов, не все при дворе готовы служить под его начальством. Меня тяготило, что теперь, после того, как я стала жестоко обманута Виллимом Монсом, человеком, которому я безмерно доверяла, мне довольно трудно вновь поверить людям. При дворе нет никого, с кем я могла бы быть искренней, не боясь, что меня могут подвести.