По милости короля. Роман о Генрихе VIII

Тогда что ни скажи, а смех и игра
Лучше зароков?

Гарри мысленно подыскивал слова для следующей строфы, и его взгляд упал на порочное лицо красавца Уильяма Комптона, который теперь был главным джентльменом личных покоев, а также хранителем королевского стула, пользуясь привилегией помогать государю, когда тот посещал уборную, где сама интимность обстановки придавала особую доверительность отношениям короля и его помощника. Один из наиболее влиятельных людей при дворе, Комптон управлял службой личных покоев и являлся хранителем личного кошелька, из которого оплачивались ежедневные расходы Гарри.

Четверо джентльменов короля исполняли должности эсквайров тела. Это были рыцари, которые оберегали его день и ночь, помогали ему одеваться и сообщали лорд-камергеру, главе королевского двора, обо всех нуждах государя. Но главным их делом было хранить его секреты. Хотя Гарри не мог сказать, что накопил их много. Его жизнь являлась образцом добродетели, он не греховодничал. Ему были нужны только любовь жены и общество ближайших друзей, лихих удальцов, с которыми он ездил на охоту, актерствовал, играл в азартные игры и веселился каждый день. С ними Гарри мог забыть об ответственности за страну и вести себя как обычный молодой человек, стремящийся хорошо проводить время.

Эсквайром тела Гарри сделал Брэндона, своего ближайшего друга. И сейчас тот сидел рядом и перебирал струны лютни. Гарри в который уже раз подивился, как похож на него этот парень. Короля забавляли рассуждения о том, что Чарльз-де его незаконнорожденный брат. Можно подумать, отец когда-нибудь был любителем женщин! Брэндон вырос красавцем и ослеплял женщин своим очарованием и молодецкой удалью, он давно уже блистал на рыцарских турнирах. Гарри доставляло удовольствие осыпать друга выгодными должностями и привилегиями. Брэндон стал для него тем, чем никогда не был старший брат Артур, всегда проявлял непоколебимую верность и желание услужить своему государю; пусть Чарльз и не ровня ему в интеллектуальном смысле, он восполнял этот изъян спортивной и воинской доблестью.

Гарри немного беспокоили мысли о запутанной любовной жизни друга. У Брэндона давно уже сложилась репутация развратника; обольщение давалось ему без труда. Несколько лет назад он обещал жениться на Анне Браун, фрейлине матери Гарри, и сделал ей ребенка, а потом бросил бедняжку и взял в жены ее богатую старую тетку Маргарет Мортимер, мигом продал всю собственность незадачливой женушки, аннулировал брак, после чего похитил многострадальную Анну и женился на ней; к этому моменту она уже родила ему двух дочерей. Маргарет Мортимер по-прежнему жаловалась на незаконность расторжения брака и не желала уняться. Гарри благодарил Господа, что его собственная любовная жизнь была такой простой и ясной, какой ей и следует быть.

Слова пришли к нему, финальная строфа сложилась. Он записал ее:

Честная компания
Есть благо, не место падения;
Хороша она или плоха,
А каждый имеет волю бежать греха:
За лучшим идти, лиха сторониться.
Мой разум пусть
Служит добру, не ко злу стремится,
Такова моя суть.

Другим эсквайром тела короля стал всегда учтивый и сердечный сэр Томас Болейн. Он давно уже находился при дворе, но не вошел в число компаньонов, которые окружали Гарри в бытность его принцем Уэльским. Тем не менее Гарри заметил Болейна, обратив внимание на его способности и поняв, что тот может быть ему полезен. Томас лучше всех при дворе изъяснялся на латыни и французском, отлично проявлял себя на турнирах, а без этого милости короля было не сыскать никому. Томас происходил из семьи, которая находилась на подъеме и благодаря серии блестящих браков перешла из торгового сословия в аристократическое. Сам Болейн был женат на дочери Суррея Элизабет Говард.

Сейчас он играл в карты с Комптоном. Тридцати двух лет от роду, Болейн был человеком хитрым, способным и жадным до власти, богатства и почестей. Не секрет, что он скорее станет действовать из личного интереса, чем из каких-либо иных побуждений. При этом Эразм считал его прекрасно образованным. В целом, Болейн обладал всеми качествами, необходимыми хорошему дипломату и тонкому политику. Гарри не помешало бы иметь при себе побольше таких новых людей.

Король кивнул Генри Гилдфорду, еще одному галантному кавалеру и давнишнему своему партнеру по турнирам, которого он очень любил.

– Вы не получали известий от Эразма в последнее время?

Гилдфорд, как и сам Гарри, был образованным человеком, разделял взгляды гуманистов и регулярно переписывался с великим ученым.

– На прошлой неделе, сир. Но я был слишком занят, чтобы ответить ему. Мы с Фицуильямом готовились к субботнему турниру.

– Да, – подтвердил Фицуильям, виночерпий короля; он вырос вместе с Гарри и разделял его любовь к охоте. – Но я сомневаюсь, что мы сможем победить вас, сир! – Он улыбнулся.

Фицуильям понимал Гарри, как никто другой, охотно брался за выполнение любых поручений, был надежным и серьезным молодым человеком, освежающе свободным от свойственных большинству придворных алчности и стяжательства.

– Благодаря доброте вашей милости мой отец сможет посмотреть поединки, – с улыбкой сказал Генри Куртене.

Для своего кузена Гарри был теперь героем больше, чем когда-либо, так как освободил его отца, графа Девона, из Тауэра, где тот, подозреваемый в измене, томился долгих восемь лет. Но реальных доказательств против него не имелось. Гарри помнил, как об этом говорила мать, утешая тетку Куртене, свою сестру графиню Кэтрин и детей графа, которых отец взял ко двору, чтобы их растили вместе с его детьми.

Куртене был одним из немногих аристократов среди компаньонов короля. Отец Гарри не доверял знати и запретил аристократам содержать армии наемников. Именно родственная близость между дворянами сделала возможными последние войны – так говорил он сыну. Но Гарри знал, что с феодальных времен дворяне служили королю во время военных действий, это была их обязанность. А значит, им нужно дать новую цель в жизни. И что может стать для них лучшей задачей, чем помощь новому государю в завоевании Франции? Пусть направят свою воинственность туда, у них будет о чем поразмыслить, вместо того чтобы сидеть в своих поместьях и ворчать, что их власть ограничивают, или строить заговоры против короны. Неудивительно, что аристократия в целом радовалась его восшествию на престол!

Но будет ли военного похода достаточно? Однажды вечером за ужином Гарри обсудил это с Уолси и поделился с ним своими опасениями.

– Некоторые из моих лордов имеют королевскую кровь и могут зариться на мой трон.

Уолси, как обычно, дал ему здравый совет:

– Займите их делами при дворе и в графствах, награждайте достойно, чтобы они хранили верность вам. Старайтесь сделать так, чтобы их интересы совпадали с вашими.

Гарри кивнул, и все же это его не успокоило.

– Они завидуют новым людям, которых я продвигаю, и считают, что исполнять роли моих главных советников в политических вопросах – это их освященное временем право, но, по-моему, добрая служба не менее важна, чем высокое происхождение. И я намерен, как и мой отец, восстановить превосходство короны над родовой знатью. А оно заметно ослабло в ходе последних войн.

– Это крайне важно, сир. Но в этом королевстве власть долгое время была привилегией знати. Они так легко от нее не откажутся. Однако ваша милость в силах изменить представление о том, кто является знатью.

Гарри встал и принялся расхаживать по комнате взад-вперед, словно лев в клетке.

– Как мне это сделать? Привилегии дворянства установлены в Magna Carta[8 - Великая хартия вольностей (лат.); политико-правовой документ, составленный в 1215 г. на основе требований английской знати к королю Иоанну Безземельному и защищавший ряд юридических прав и привилегий свободного населения Англии; в числе прочих он содержал правила, целью которых было ограничение королевской власти.] и определены давней традицией.

– Сир, вы государь, источник всех почестей. – Уолси улыбнулся. – Только вы можете сделать человека пэром. В вашей власти и лишать людей титулов. Уверяю вас, все прекрасно понимают, что их статус и богатство зависят от вашей доброй воли и того, как они будут вести себя. Вы подаете пример, устраивая великолепный двор. Могу предположить, что тем самым вы поощряете своих лордов подражать вам. Думаю, их не придется долго уговаривать. Кто из них не пожелает продемонстрировать другим роскошь и великолепие своего жилища. Это отвлечет их от мыслей о мятежах и подстрекательства к ним. Они захотят иметь то, чем обладаете вы, и стремление не уступать вам либо полностью захватит их, либо приведет к краху, а следовательно, к потере власти и независимости, что еще больше затруднит для них возможность участвовать в любых злокозненных деяниях, чего вы так опасаетесь.

Мудрые слова Уолси вызвали у Гарри улыбку. Если бы Бекингем, Суррей или другие люди вроде них услышали этот разговор, их хватил бы удар!

– Превосходно, – сказал он.

Король оповестил своих дворян, что они должны явиться ко двору, если хотят занять положенное им по праву место в обществе, а потом, забавляясь, наблюдал, какую свалку они устроили, стремясь приблизиться к нему, и как отчаянно пытаются воссоздать в своих роскошных домах увиденное при дворе великолепие.

Однако аристократы старшего поколения относились к этому с пренебрежением и недовольством, откровеннее других высказывался Бекингем. Подловив Гарри, разгоряченного и вспотевшего после игры в теннис, он настоял на разговоре об окруживших его «новых людях»; последние слова герцог произнес с запальчивым презрением.

– Вашей милости не следует забывать, что в этом королевстве вашими советниками должны быть аристократы, а не выскочки и парвеню без рода без племени, не обладающие никаким опытом. Обидно видеть, как они строят из себя невесть что, одеваются и заводят стиль жизни, который им не по статусу! – Герцога трясло от негодования.

– Я понимаю вашу озабоченность, кузен, – ровным голосом сказал Гарри. – Прогуляйтесь со мной, я все объясню. Но сперва скажите: что характеризует джентльмена?

Бекингем ответил без колебаний:

– Благородная кровь, разумеется!

– Неужели это все? Разве это не способность жить легко, не занимаясь ручным трудом?

Герцог высокомерно взглянул на него:

– Разумеется, нет! Главное в нем – воинская доблесть, щедрость, честь, обходительность и рыцарство, а также преимущества, которые дает многовековое служение короне.

– Значит, благородство заключается скорее в действии, чем в интеллекте? – Гарри наслаждался этой пикировкой. – Наступила эпоха письменного слова. У нас есть печатные книги, люди становятся все более грамотными, развивается дипломатия. Многие из этих новых людей, которых вы презираете, – ученые и способны принести практическую пользу своему государю. А вот из моих дворян единицы приближались к университетам, интеллектуальные интересы у них тоже отсутствуют. Недавно я ужаснулся, услышав, как один из приехавших на коронацию лордов сказал, что предпочтет увидеть своего сына повешенным, чем читающим книги.

– Не все мы такие, – возразил Бекингем.

– Да, есть достойные исключения. – Гарри сел на скамью и вытер лоб и шею. – Но, кузен, если бы перед вами стоял выбор, кого бы вы взяли на службу? Графа, семейные корни которого уходят во времена Завоевания, но который умеет только воевать и ничего не знает о современном мире, или человека способного, образованного, который добивается результата в делах, каково бы ни было его происхождение?

Бекингем фыркнул:

– Английские аристократы служат королям с незапамятных времен, и нет никаких причин, почему они должны перестать это делать. А бумажную работу вы можете оставить церковникам вроде господина Уолси!

Прикрыв глаза от солнца, Гарри посмотрел на Бекингема:

– Мир меняется. Гуманисты высказывают мнение, что истинное благородство заключено скорее в интеллекте, чем в происхождении. Думаю, для любого джентльмена, желающего добиться успеха при дворе, важно быть грамотным, образованным, музыкальным, иметь определенные познания в области права и теологии, а также понимать искусство. Я уверен, что вы, мой благородный кузен, будучи главным пэром Англии, понимаете важность этого.