Плач Дантов

– О, да!

Какой у неё смех, горячий и сладкий, как молоко с мёдом, грудной и немного хрипловатый – чистое наслаждение!

– Ну, что ж, – Лукаво, с блеском в глазах, сказал он. – Я больше не холоден!

Она засмеялась, – запрокинула голову назад, и смеялась.

И Джеррелл забылся, смотря на неё, так желанно, так до пьяна – забылся!

Глава 8

«В этом одиноком мире

Нет никого

Кого я могла бы держаться

Никого —

Только Ты!

Если Ты уйдёшь,

Всё – зря!

Ты слышишь!? Зря!

Ты не можешь поверить мне

До конца

Никому не можешь!

Люблю! В этом пустынном мире

Только Тебя!»[5 - The Cure – «Trust»]

Осень отгорала, умирала в муках, как святой в пожарище земных страстей, и Элен казалось, что она слышит стон её предсмертный.

И вновь это чувство – заплакать… Как хочется заплакать, потому, что нет никого!

– Все есть у кого-то, – Думала она. – А я? У кого есть, я? В этом мире, есть ли я у кого-то?!

Когда оно пришло к ней, это чувство тоскливого одиночества?

Элен знала – когда – со смертью первой любви.

Райни.

Девочка-мальчик… демонёнок!

Смелая Райни, отчаянная Райни…

С какой теплотой Элен вспомнила, о той, кого нет!

– Умираю, – Подумала она. – Вспомнив о Тебе! И оживаю…

Джеррелл прав? Такова жизнь; то умираешь, то оживаешь!

Элен вспомнила, как он прочитал ей те стихи Дилана Томаса «Не властна Смерть, тут остаётся

Не позабыты мертвецы!

Живые, что слезами память омывают —

Кружатся вместе под Луной».

– Да, – Подумала она. – «Ты меня разрушаешь… Ты принес мне радость»!

Она вдруг подумала, – Блаженны от любви, и беспощадны…

Посмотрела на осень, – остановилась, – посмотрела.

– Как в Тебе это уживается «чёрно-белый сон и море чувств»?

Он сказал ей «Я сделал кормушку для птиц. Где мы её повесим? Куда поставим?..».

Беззащитная улыбка.

– Могу прибить к дереву!..

Элен поняла его – он забыл, забыл… просто жизнь, когда ты просто идёшь и делаешь что-то – например, устанавливаешь скворечник!

У него руки добрые – умеет, и подправить и сделать с нуля…

Она сказала ему:

– Давай, поставим скворечник на дереве – на том, который у нас, во внутреннем дворике?

– Давай! – Улыбнулся Джеррелл, улыбнулся с облегчением – боялся, что не поймёт…

Элен улыбнулась ему, – его глазам – он напомнил ей Агасфера Марка Шагала, того, что надо всем – над церквами с куполами синими, и даже над Зимой, бессмертной как Смерть…

– Мельмот, – Подумала она, наблюдая за ним. – Мельмот скиталец, Мельмот-страдалец!

Тогда, смотря как, он устанавливает птичий домик, она вспоминала «Для тех, кто любит, не существует ни дня, ни ночи, ни лета, ни зимы, ни общества, ни одиночества. В их упоительной, но призрачной жизни есть только два периода, которые в сердечном календаре обозначаются двумя словами: свидание и разлука».

Она подумала, с нежностью сейчас, с нежностью к этой неизбежности всегда кого-то любить и к кому-то привязываться, – Даже у птиц теперь есть свой дом! Какое сладкое слово – «дом»! Как «мама», как «любимый»…