Изменницы

– Semper regalis! – выкрикнул Незабудка.

Ренар усмехнулся и сделал королеве комплимент: мол, только у нее может быть птица, которая так быстро выучила латынь.

Я мысленно усмехнулась. Подумать только, Мария получила хорошее образование, стала королевой Англии и совсем недавно справилась с целой армией мятежников! Как могла она не догадаться, что буквы «S» и «R» обозначают просто «Симон Ренар»! Мне всего девять – правда, я развита не по годам, – но для меня все сразу стало ясно как день. Кольцо – вовсе не залог любви, не подарок от будущего мужа, а вещица, которую Ренар в спешке снял с собственного пальца, зная, что королева надеется получить подарок от своего испанского жениха.

Кольцо – обман. Такой же обман, как слова, обращенные ко мне: «Мэри, ты уже не такая маленькая, и спина у тебя лишь чуть-чуть искривлена; она выпрямится, когда ты подрастешь». Мне говорят так, чтобы я не страдала из-за своего уродства, хотя я предпочла бы услышать правду. Однако королеве, по-моему, понравилась ложь Ренара. Я часто замечаю, что люди верят в то, во что хотят верить.

– Император просил поздравить вас с победой над мятежниками-еретиками. Он восхищен проявленной вами стойкостью. По его словам, лучшей партии для его сына невозможно найти. Он назвал вас «выдающейся королевой».

– В самом деле? – Мария напоминала зяблика, который прихорашивается и чистит перья.

– И еще он назвал вас «набожной»…

Королева медленно закрыла и вновь открыла глаза; на ее губах мелькнула еле заметная улыбка.

– Но… – продолжал Ренар, тихонько откашливаясь.

– «Но»?

– Но ту девицу… нельзя оставлять в живых.

Королева тихо ахнула:

– Она наша близкая родственница!

– В данном вопросе император непреклонен. При таком смятении, таком расколе из-за… реформаторов, еретиков… – Посол ненадолго замолчал, а затем продолжал: – Она представляет слишком большую угрозу для вашей власти.

Сначала мне показалось, что они говорят о сестре королевы, Елизавете; ходили слухи, что мятежники собирались посадить на трон ее.

– Она еще так молода! – Мне показалось, королева вмиг лишилась всей радости. Она принялась ломать руки, все растирая и растирая их, как будто смывая с них чернила. – Она провела с нами много счастливых дней в Бьюли.

Я тоже прекрасно помнила Бьюли; мы часто ездили туда в гости к Марии до того, как она стала королевой. Помню, что она всегда встречала нас словами: «Мои самые любимые кузины!» Помню, как Джейн отказывалась приседать перед святыми дарами в тамошней часовне. Тогда говорили: «Она это перерастет».

Теперь, когда королевой стала Мария, мы все вернулись в католичество; нам нужно быть очень осторожными. Так говорит Maman.

– Ренар… – Голос у королевы стал сдавленным, не похожим на всегдашний. – Мы не можем. – Она встала; Библия и четки с глухим стуком упали на пол. – Вы не понимаете. Мы ее любим. Мы не можем допустить, чтобы ее казнили.

Королева принялась расхаживать туда-сюда, туда-сюда. Ренар следил за ней взглядом. Казалось, оба забыли о том, что я тоже все слышу.

– С казнью ее мужа мы еще можем смириться. В конце концов, эти Дадли – изменники до мозга костей. Но она… Она наша кузина, наша младшая кузина!

И только тогда на меня снизошло мрачное прозрение. Они говорили вовсе не о Елизавете; они говорили о моей сестре Джейн и ее муже, Гилфорде Дадли! Я невольно ахнула. Королева и Ренар дружно развернулись ко мне; ее лицо искажало отчаяние, а на лице Ренара проступило что-то другое… Надеюсь, ему стало стыдно.

– К тому же ее сестра, – прошептала королева, указывая на меня. – Ее сестра! – Она без сил рухнула в кресло и закрыла лицо руками. – Нет, это невозможно!

– Ее сестра! – повторил Незабудка.

– Император… – Ренар бросился к ее ногам. – Император расценит ваш шаг как подтверждение помолвки с его сыном.

– Что вы такое говорите? – Ее глаза полыхнули гневом. – Неужели таково условие… – Она замолчала и, дрожа, глубоко вздохнула. – Принц Фелипе или Джейн Грей?

Мне хотелось закричать, напомнить им, что я тоже здесь, но я оцепенела.

– Условий как таковых никто не ставит, – бархатистым голосом ответил Ренар. – Император… который также является кузеном вашего величества… ничего так не желает, как безопасности ваших владений. Вас же он считает, по его собственным словам, «выдающейся королевой».

– Но… – начала Мария, но продолжать не стала.

– Простите меня за такие слова, мадам, но принц Фелипе, если можно так выразиться, ужасно жаждет брака с вами. Он думает о свадьбе, о вас, моя милая королева, как… – казалось, посол подыскивает нужное слово, – как ни о чем другом.

Королева снова повертела на пальце кольцо с изумрудом. Оно показалось мне еще более нелепым. Помню, тогда я пришла в ужас от того, что они задумали, – и пребываю в этом состоянии до сих пор. Моя добрая сестра, которая ни разу в жизни никого не обидела!

Королева наклонилась, схватила меня под мышки и снова усадила к себе на колени, крепко прижав к себе, так, что мне стало больно дышать. Потом она то ли тихо замурлыкала песенку, то ли застонала или тяжело вздохнула; я уловила резкий запах неролиевого масла, которым она любила умащать свою грудь; жесткая золотая парча больно царапала мне щеку. Как же мне тогда хотелось броситься к Maman, прижаться к ней! Я могу выносить только ее объятия.

– Можете идти, Ренар, – сказала королева.

Только после того, как посол ушел, королева выпустила меня.

– Ах, малышка Мэри, Господь многого требует от нас! – не глядя на меня, проговорила она. Потом принялась перебирать четки, бормоча молитву.

Мне хотелось соскочить с ее колен, выбежать из комнаты, из дворца – подальше от нее.

– Можно мне уйти? – прошептала я, перебивая ее молитву.

– Конечно, милая Мэри, ступайте, побегайте, – вот и все, что ответила она. Она ни словом не заикнулась о моей сестре, которую собиралась казнить, – ни единым словом! Когда я подошла к двери, она окликнула меня: – Мэри! – И я обернулась, думая, что она что-нибудь скажет. – Пришлите ко мне Сьюзен Кларенси и Джейн Дормер.

Из меня как будто выпустили весь воздух. Мне с трудом удалось выйти из ее личного кабинета.

Кто-то сжал мне плечо.

– Давай я уложу тебя спать, та petite chеrie[9 - Моя малышка (фр.).]. – Это Maman. Судя по тому, что у меня затекла шея, я, наверное, задремала, хотя как мне это удалось под громкую музыку и топот танцующих, сама не понимаю.

Она подхватила меня на руки и унесла из зала, но не в девичьи покои, а в свои, где нежно уложила на большую кровать под балдахином и стала раздевать.

– Но, Maman, а как же ваши приближенные? – сонным голосом спросила я, вспоминая, сколько дам делят с ней комнату.

– Не бойся, Мышка, – ответила она. – Я обо всем позабочусь. – Она слой за слоем сняла с меня наряды, пока я не осталась в одной сорочке, после чего нырнула на пуховую перину, похожую на облако. – Тебе лучше? – спросила она.

– Лучше, – ответила я. Какое-то время мы молчали; она гладила меня по голове, а я не могла не думать о Джейн; как я ни пыталась все понять, некоторые части истории оставались для меня загадкой до сих пор. – Мама, почему Джейн сделали королевой? – В голове у меня целый клубок спутанных вопросов.

– Ах, Мышка, не думаю, что…

– Только не говорите, что я еще маленькая! Расскажите, Maman! Я уже большая и могу знать правду.

Я видела наше большое родословное древо, длинный свиток пергамента, разрисованный переплетенными позолоченными ветвями и завитушками; здесь и там нарисованы птички и нечто похожее на фрукты, которые висят гроздьями, но на самом деле представляют собой маленькие портреты. Однажды отец развернул свиток на полу большого зала в Брадгейте; он показывал нам с сестрами наших предков-королей. Благодаря им в наших жилах течет королевская кровь. Наш прадед – Генрих Седьмой, первый король из династии Тюдоров. Водя пальцем по позолоченным линиям, отец показывал нам всех наших кузенов, чтобы мы знали, с кем мы состоим в родстве.

– Своей наследницей ее назначил молодой король Эдуард – pauvre petit[10 - Бедный малыш (фр.).]. Ведь мальчиков в роду не было.

– А Мария и Елизавета?