Свенельд. В полночь упадет звезда

– А это кто с тобой? – осипшим голосом спросила она.

– Где? – Ракитан обернулся. – Да это дочь моя, Горынька. Я ж сказал: с дочерью еду.

– Точно? – Хозяйка села, оставив мутовку в широком горшке. – Точно ли дочь?

До того она видела Горыню на дворе возле лошади, и под открытым небом огромность гостьи не так бросалась в глаза, как в тесноте избы среди привычной утвари.

– Да уж мне ли ее не знать! – Ракитан хлопнул себя по коленям.

– А что она у тебя… великая собой?

– Уродилась невесть в кого! – Ракитан развел руками. – Такая мне судьба тяжкая Недолей напрядена.

– У меня нет красного платка, – Горыня показала свой, снятый и тепле избы, – обычный, серый. – И я не в бе… – Она поглядела на свой кожух из белой овчины и осеклась. – Ноги у меня не козьи.

Но вид ее ног – из-за поршней, набитых для тепла соломой, которые надевают поверх черевьев, они казались особенно огромными, – не успокоил хозяйку.

– Ой, божечки, сгубит она нас… – заволновалась вторая женщина, еще кто-то из родни хозяина. – Батюшка Перун, оборони…

– Да не бойтесь! – заверил ее Ракитан. – Коли вы про ту беду слыхали, с парнем конетопским, так то… другое дело. Там она без меня была. А при мне не дам я ей своевольничать, людей губить. Она при мне-то смирная.

– Ты уж, Ракитанушко… – Бледная хозяйка ловила воздух ртом, не зная, как быть. – Мы тебе завсегда… никогда зла не делали. Чтобы ты на нас-то ее навел… Уж мы-то… сами вас в дом пустили…

– Да не кручинься ты, мать! – утешал Ракитан. – При мне она смирная, говорю же. Не тронет у вас никого! Пусть только попробует – ужо я ей! – И погрозил Горыне кулаком.

– Да уж известно – кто ее в дом пустит, там ни одного человека не уцелеет! – пробормотала вторая женщина, комкая на коленях передник. – Ох мне!

– Я нынче ее в Волынь везу! Не воротится она сюда никогда!

– Увезешь? Верно ли?

– Истовое слово!

– Только как бы сделать, чтобы она не губила нас? Кто ее везет, того она не тронет, это ведомо, а вот кто попадется ей…

– Верь мне – не тронет она здесь никого, землей-матерью клянусь!

Но тревога не ушла с осунувшихся лиц – хозяйки не очень-то Ракитану поверили. Горыня молчала, не зная, как их понимать: не то сюда дошел слух о злополучье с Нечаем, не то ее приняли за ту самую лихорадку, Свирепицу, что бродит вокруг веси и насылает на людей хворь. За стол Горыню не позвали; начав жарить блины, хозяйка сперва покормила Ракитана, а потом сложила новые блины в миску и попросила его передать Горыне. Горыня поела, сидя на лавке возле двери. Было это очень обидно, но она была уже весьма голодна, а как знать, скоро ли удастся поесть еще. Раньше было как – куда ни уберешься по делам, в лес, или на луг, или на реку, всегда знаешь, что дома ждет бабка Оздрава с теми же блинами, или с кашей, или с щами. А теперь кто и где ее ждет?

Поев, Ракитан собрался дальше в дорогу. Заглянул за отгорожу – хозяин, Корза, лежал весь красный, потный, и вторая женщина вытирала ему лоб.

Когда Горыня, поклонившись в благодарность, тоже собралась уходить, к ней боязливо приблизилась та вторая женщина – Горыня так и не услышала, чтобы ту кто-то назвал по имени.

– Возьми, добро сотворя, – она протянула Горыне полотняный сверток. – Как поедете, положи на дороге где-нибудь от жилья подальше.

– Что это?

– Относ… ей. Чтобы отстала от Корзы-то. Ты… коли ты увезешь, оно вернее будет.

Горыня с сомнением посмотрела на сверток: это была рубаха больного, в которой сидела лихорадка. Не очень-то ей хотелось брать относ в руки, да и коробила мысль, что ее сочли сродни самой Свирепице. Разве она похожа? Только что росту великого, но не ее же в том вина!

– Что стоишь? – окликнул ее отец. – Просят тебя добрые люди помочь – так помоги! За хлеб за соль! – Он поклонился хозяйке. – Разве ж я добрым людям не помогу?

Он взял у женщины свернутую рубаху и сунул к себе подмышку.

* * *

Ближе к вечеру прибыли к веси под названием Своятичи; здесь была уже другая волость, и из здешних даже Ракитан почти никого не знал. Своятичи раскинулись на длинном холме, куда с реки поднимался пологий въезд; избы смотрели на реку сверху, и с холма река была видна на довольно большом протяжении. Надо думать, приезжих и увидели издалека: когда Ракитановы сани приблизились, на крайних мостках ждали человек десять мужиков. И в руках они держали не хлеб-соль, а луки и длинные рогатины.

– А ну стой! – крикнул один, когда сани приблизились. – Дальше нет тебе дороги, а не то стреляем!

– Люди добрые! – Ракитан в изумлении придержал лошадь. – На кого ж вы исполчились? Не на меня ли? Я ж не злодей какой, не разбойник! Добрый человек, Ракитан, Дремлин сын, из Волчьего Яра. У нас с вами отродясь никакого раздора не было… а что тогда Близята поляны выкосил, так я… А меня Тихогость знает, мы с Почаем стояли у него, как ездили, бывало… Позовите Тихогу, пусть он скажет!

– Кого везешь-то, Ракитан из Волчьего Яра? – перебил его тот же голос.

Он принадлежал еще довольно молодому мужику, со светлыми прядями в русой бороде; моложе других, он выделялся решительным и боевитым видом, а рогатину держал, будто готовился встретить медведя. Ракитан даже струхнул слегка, хотя и не верил, что кто-то может взабыль желать ему зла.

– Кого везу? – Ракитан оглянулся на Горыню; устав за целый день ходьбы, она под вечер уселась в сани. – Да это ж…

– Свирепицу везешь! – перебил его мужик. – К нам ей ходу нет! Проваливай к Кощею!

– Да какая ж она Свирепица! Это дочь моя, Горыня! Стал бы я Свирепицу возить!

– Она не спрашивает, кто стал бы, а кто не стал! Кого выберет, к тому и сядет в сани, а то и прямо на плечи! Возить себя по белу свету заставит. Разворачивай оглобли! Ее-то железо не берет, а тебя мы подстрелим, коли сам не уберешься.

– Да куда ж я уберусь на ночь глядя! – перепугался Ракитан. – Тут засветло ни до какого иного жилья не добраться! Могилами дедовыми клянусь! Пусть меня Перун убьет на месте – это дочь моя! Одно горе мне с нею! Не знаю, как избыть! Теперь вот и к добрым людям не пускают – с ее-то славой дурной! Пропадать мне теперь, в лесу сгинуть! Волки меня съедят! Добрые люди! – взмолился он. – Смилуйтесь, не гоните! Хоть в бане ее заприте до утра, если боитесь. Мне только дайте приют! В Волынь ее везу. Навсегда избуду, только не дайте пропасть!

– Вези хоть в Волынь, хоть к лешему в болото, а нам здесь не надобно ее! – поддержал молодого другой мужик, полный, широколицый, с почти седой бородой и большими мешками под недобрыми глазами. – У нас еще в прошлую зиму пять человек померло, и Тихогость твой тоже! Не надо нам ее здесь больше! Мы слыхали, что в Ломовье она гуляет. А ты оттуда и едешь. Нас не проведешь.

– Небось узелки с костями в поклаже у нее? – выкрикнул еще кто-то.

– Был я в Ломовье… – Ракитан растерялся, не зная, что бы такое придумать. – Ох, горе мое злосчастье! – Он вдруг вспомнил испуг тамошней хозяйки. – Шагу ступить за порог дурная твоя слава не дает! – напустился он на Горыню. – Жили-не тужили, а вот до чего ты отца довела – добрые люди на порог не пускают, гонят, будто волка, будто бешеного пса!

Мужики, слушали, как он ее распекает, и хмурились в сомнении. Негромко переговаривались между собой. Горыня молчала, не в силах даже вообразить, как теперь быть и куда податься. Враждебность здешних жителей ее не удивляла – на то чужая сторона. И вздумалось же отцу везти ее в какую-то Волынь! Сидели бы дома, как все добрые люди!

А сумерки сгущались, небо хмурилось, обещая к ночи снегопад. Кругом все было незнакомое, неприютное, после дня пути томили усталость и голод. Серые вороны прыгали по снегу и истошно кричали, будто вештицы.

– Люди добрые! – Ракитан опять воззвал к мужикам. – Если не пустите к себе, хоть укажите, нет ли где дворика, чтобы мне до утра переждать? Хоть какой дворишко, хоть заброшенный, лишь бы волки не съели! Замерзну ведь насмерть!

– К Затее разве что! – ухмыльнулся третий мужик, средних лет, румяный от мороза. – Она-то знает, как с нечистью управляться!

– Ты, что ли, отведешь? – Полный повернулся к нему. – Сами они ее не сыщут.

– Ну… отведу. Только пусть они близко ко мне не подходят. Эй, слышь! – Мужик махнул Ракитану. – Поезжай за мной, да на полперестрела держись позади. Отведу тебя в жилье. Коли там не примут, так больше и негде. Проезжай сейчас до крайних дворов, там жди. Я лыжи возьму и провожу вас.

– Смелый ты, Ходута! – буркнул еще один старик, когда Ракитан с санями проезжал мимо мостков. – А ты смотри! – Старик погрозил Ракитану рогатиной. – Вздумаешь шалить, мы враз прикончим!

Ходута, появившись вновь, был на лыжах, за спиной нес плетеный короб, а отталкивался рогатиной. Знаком предложив Ракитану ехать за ним, пустился дальше по реке, но довольно скоро сошел на ручей. По ручью ехали версты с три, потом поднялись на берег, вышли на поле, за полем углубились в лес и снова спустились на тропу, пролегавшую по руслу замерзшей мелкой речки.