Княгиня Ольга. Львы Золотого царства

– Я – княгиня Эльга, – ответила та. – Неплохо бы услышать твое имя.

– Меня зовут Савва Торгер, я – этериарх средней этерии, иначе говоря, хёвдинг домашней дружины василевса, – пояснил он на северном языке с заметной примесью греческих слов. Эльга не удивилась, что здесь нашелся человек, знающий северный язык, но еще не вполне понимала, кто он такой. – Мои люди несут обязанность охранять покой Мега Палатиона, а также сопровождать иноземных гостей. Сейчас доставят носилки, и твоя светлость сможет проследовать в проастий Маманта.

– Прорастий? – В мыслях Эльги мелькнули какие-то заросли. – Что это? Сад?

– И сад там тоже есть, с «пуническими яблоками» и виноградником, – улыбнулся седобородый. – Русы всегда пристают в нашем стратонесе в предместье Маманта, а ты, как архонтисса, будешь жить в тамошнем палатионе.

– Страхо-нос? Это что?

– Вообще-то – стратонес. Иначе говоря, воинские дома.

Тут появился асикрит Тимофей, и подали носилки. Оказалось, что именно в них, а не пешком или верхом, княгине надлежит быть доставленной в палатион. Носилки представляли собой теремец, украшенный вызолоченной резьбой, внутри которого можно было только сидеть. Он стоял на длинных крепких жердях. Повинуясь приглашающему движению Саввы, Эльга села в кресло внутри теремца; за ней закрыли дверцу, а потом… Она еще не поняла, чего ей ожидать, как пришедшие с носилками василевсовы рабы взялись за жерди, подняли и положили себе на плечи! Сидя в теремце, Эльга вознеслась над землей на высоту человеческого роста и едва сдержала крик. Обеими руками она вцепилась в кресло, выпучив глаза и стиснув зубы. А теремец уже двинулся вперед, легонько покачиваясь, будто лодочка на волнах. По первому побуждению Эльга чуть не закричала: остановитесь, я хочу выйти! Но сдержалась: ей никто и не обещал, что в Греческом царстве все будет просто. Захватило дух, и она судорожно сглатывала. Только не хватает, чтобы ее сейчас вывернуло!

А рабы шагали по мощенной кирпичом дороге, никто ее не ронял, ничего страшного не происходило. Через какое-то время Эльга почти опомнилась и нашла, что перемещаться в теремце на жердях – не ужаснее, чем ездить верхом, и удобнее, к тому же не требует от нее никаких усилий. Она даже отважилась выглянуть в окошко.

Ее несли по дороге между полей и рощ. Впереди, кажется, ехал верхом Тимофей, позади теремца – послы и женщины, сидящие за спинами отроков. Потом шли купцы, остальные отроки княгини и всякая русская челядь, а замыкали шествие «пластинчатые» гриди василевса. Их предводитель ехал на белом жеребце рядом с носилками Эльги. А по сторонам дороги толпились местные жители: смуглые, чумазые, в простых грязно-белых и серых рубахах по колено, в узких штанах. Черноволосые головы и плечи прикрывали такие же простые шерстяные накидки. На Эльгу греки смотрели с веселым изумлением, но без робости: махали руками, кричали: «Рос, рос! Калосорисма![11 - Добро пожаловать (греч.)]». Здесь уже знали: прибытие русских купцов на подворье означает денежный приток за съестной припас и прочие мелочи жизни.

* * *

Прора… то есть про-ас-тий Святого Маманта оказался большим селом среди полевых наделов и посадок неведомых кустов. Здесь был каменный храм – Святого Маманта, подворье для купцов – здание из серого камня, снаружи казавшееся огромным и очень угрюмым, – и па-ла-ти-он, то есть василевсов дом, тоже каменный и очень, очень большой.

В предместье русская дружина разделилась: купцы отправились на подворье, княгиню с приближенными и послами повели в палатион. Пока виднелась лишь высокая каменная ограда, а за ней – кроны деревьев, плохо различимых в густеющей тьме.

Савва Торгер со своими воинами остался снаружи, попрощавшись с Эльгой почтительным взмахом руки. А гостей провели за высокие ворота, и перед ними открылся широкий мощенный каменными плитами двор – размером с хороший славянский городец, только без разбросанных по кругу вдоль стены избушек и клетей. Впереди виднелся палатион из двух каменных крыльев, поставленных углом, а по сторонам темнела густая зелень сада. Посреди двора была устроена огромная чаша из камня, а в ней сидел какой-то чудный зверь, тоже каменный. Из его раскрытой пасти текла вода, скапливаясь в чаше, но почему-то не переливаясь через край.

– Это что? – изумилась Эльга.

– Крина[12 - Фонтан (греч.).], – пояснил толмач-грек. – Отсюда можно брать воду для питья.

– А это… хранитель колодца, да? – Эльга показала на каменного зверя. – Его нужно… угощать?

Все привыкли, что если над источником стоит чур-хранитель, то, забирая воду, нужно чем-то отблагодарить. Но у греков, как она знала, никаких чуров не угощают…

– Не нужно, – толмач улыбнулся и поклонился, чтобы его усмешка над дикостью варваров не выглядела обидной. – Просто пусть твои служанки зачерпывают воду, и все.

– Вот еще! – пробурчала изумленная Прибыслава. – Зверюгу тошнит той водой, а мы черпай…

– Еще бы из-под хвоста у него текло, а нам пить предлагали! – поддержала Володея.

Но Эльга уже рассматривала палатион: столь высокий, что пришлось задрать голову, чтобы увидеть, где же он кончается. В белокаменной стене виднелось множество отверстий: каждое было размером с дверь, но зачем столько дверей, к тому же так высоко от земли? Каждую окружали косяки резного камня, а за ними теплился свет – удивительно, непонятно, но очень красиво. В верхнем ряду дверей стояли какие-то люди в белом, по одному на каждую: они подняли руки, приветствуя гостей, и так замерли.

– Помнишь! – Ута схватила ее за руку. – Твой отец нам рассказывал про пастуха, который шел ночью и увидел гору, а в ней горели огни и тролли играли свадьбу…

У Эльги и самой мелькали в памяти подобные же образы слышанных в детстве сказаний. В жизни она ничего подобного не видела: только с горой, внутри которой нечеловеческие существа справляют свои праздники, она и могла это сравнить. И ей предлагали туда войти! Окружающая тьма усиливала впечатление небывалости; Эльга шла по сказанию и с каждым шагом погружалась в него все глубже.

– Ступай, княгиня! – Мистина незаметно взял вторую ее руку, пожал и выпустил. – Похоже, они и правда живут в таких горах.

– Чей это дом? – обратилась Эльга к асикриту Тимофею.

– Василевса, разумеется. Четыреста лет назад, при Юстине Втором, здесь был поставлен храм и создан монастырь в честь святого мученика Маманта Кесарийского. Христолюбивый василевс Лев Первый выстроил здесь для себя палатион, гавань и ипподром. Но то, что твоя светлость сейчас видит, создано недавно – менее ста лет назад, после пожара, василевсом Михаилом Третьим. Он любил палатион Маманта больше других и почти постоянно жил здесь, отчего тот особенно роскошно украшен. Твоя светлость сейчас убедится в этом. Константин август распорядился поместить тебя сюда. Клянусь головой святого Иоанна – на моей памяти никакое еще посольство не размещалось в таких роскошных условиях! Это огромная честь и знак высокой благосклонности василевса.

– Я сейчас его увижу? – Эльга поняла только то, что ее ведут в царский дом.

– Кого?

– Константина.

– Нет, разумеется! – Грек удивился. – О дне приема тебя уведомят отдельно, и он пока не назначен, насколько я могу знать.

– Но как же – я буду в его доме жить, а хозяина не увижу?

– Константин август, как и Роман август с их благословенными Богом супругами и детьми живут не здесь, – грек улыбнулся ее наивности, – а в Мега Палатионе. Вы могли видеть его или хотя бы часть, пока шли к гавани Боспорий. Палатион Маманта – лишь один из полутора десятков, коими владеет василевс в предместьях Города. Не припомню, чтобы кому-либо из посещающих Новый Рим определяли пребывание именно здесь, но поскольку к нам впервые приехала женщина – архонтисса и игемон, то Константин август распорядился именно так.

– То есть Константина здесь нет?

– Нет. Палатион Маманта выделен в ваше распоряжение. Но там есть челядь и управляющий хозяйством. Укажи, кому из твоих людей я должен его представить.

За этой беседой они прошли через двор. Прямо перед ними стена палатиона состояла как бы из одних открытых дверей, разделенных каменными столпами и каменными же резными сводами. Без провожатых трудно было бы понять, куда же войти. В сумерках, при свете факелов, которые вынесли навстречу греки-челядины, Эльга не смогла рассмотреть резьбу, лишь отметила, что та очень тонка и причудлива. Бросалось в глаза высеченное в камне изображение креста на верхней части столпов. А те люди в белом, что выстроились в самой верхней череде дверей, все так же молчали и не шевелились. Это кто – стража на крыше?

– Так и зажужжать недолго! – заявила Володея, с тем же изумлением оглядывая дом.

Эльга поняла ее: строение и впрямь напоминало исполинские пчелиные соты.

Пройдя за обитые узорной медью двери, они оказались в огромном… огромной… Это помещение напомнило Эльге старую гридницу Олега в Киеве: примерно такого же размера, и тоже с двумя рядами опорных столбов. Только в Киеве они были деревянными, а здесь – каменными. Под кровлей столбы как бы сливались в красивые полукруглые своды. Вместо привычной копоти наверху пестрела какая-то роспись, уже смутно видная в темноте.

– Это триклиний, где вы будете вкушать пищу и принимать ваших гостей и наших чиновников. Покои для отдыха и помещения для женщин – на втором ярусе, – пояснил Тимофей и знаком пригласил застывшую княгиню следовать за ним.

Их подвели к лестнице – шириной с лодью – все стали подниматься. Женщины повизгивали и охали.

– Как я пойду? – доносился испуганный голос Прибыславы.

– Берешь ноги и идешь! – раздраженно поясняла Володея.

До сих пор они знали только вырубленные в земле и покрытые досками ступени – две-три, не больше, – по которым спускались в «земляные избы» и понимались во двор. Но здесь они никуда не спускались, а сразу стали подниматься. Все выше и выше. Эльга с беспокойством ощутила, что они уже взошли на верхний уровень гридницы – весьма высокой! Это что же – придется идти по крыше? Что за причуды у этих греков? Куда ее занесло?

Но когда лестница кончилась, перед ними открылась не крыша, а опять вроде как длинный покой. Видимо, выстроенный на крыше гридницы. Эльге страшно было сделать шаг – не провалиться бы! Но грек уверенно шел вперед, приглашая ее за собой. Махнув рукой женщинам, чтобы не визжали, она пошла за греком.

По крыше тянулись клети – одна за другой. Скоро Эльга сбилась со счета и перестала сознавать, где находится. Смутно помнила, что над гридницей – но над головой опять оказалась крыша.

– Вот здесь твой китон, – сказал грек, когда они достигли последнего помещения.

– Что?

– Опочивальня, – перевел Торстейн Дрозд.

– Когда твоя светлость и твои люди немного отдохнут, – продолжал грек, – в триклинии будет подан ужин.

– Где?