– Боюсь, я вас не понимаю, сударь. Причём здесь я?
– А притом, что когда я, вернувшись сегодня домой, заглянул в сейф, он был пуст! Я учинил допрос госпоже Шевротен, и она призналась, что отдала все деньги вам в обмен на какую-то финтифлюшку.
– Финтифлюшку! – возмутился ювелир, в котором взыграла профессиональная гордость. – Эта, как вы изволили выразиться, финтифлюшка – работа известного мастера. Это истинный шедевр, и десять тысяч крон для такой вещи – смехотворная цена. Просто мне удалось приобрести её недорого у одной разорившейся вдовы, и потому я не стал заламывать за неё настоящую цену.
– Не помню, чтобы давал вам слово для самозащиты, – сказал прокурор, багровея. – Тем более, что мне ровным счётом наплевать на всё, что вы тут плетёте. Мне нужны мои деньги. Все пять тысяч крон.
– Вы желаете расторгнуть сделку?
– Именно. Желаю. Я требую, чтобы она была расторгнута немедленно.
– А как же змейка?
– Можете забрать свою змейку назад. Хоть сейчас. Пошлите за ней своего помощника, и вам вернут ваш шедевр.
– А госпожа Шевротен? Она так хотела поразить супругу банкира Ольтерманни, – не мог угомониться торгаш в душе господина Страчино.
– У неё достаточно украшений, чтобы поразить десять банкирш, – ответил прокурор.
– Как вам будет угодно, – смирился господин Страчино, который не мог не понимать, что, если вступить в пререкания с прокурором, только себе дороже станет.
Через минуту королевский прокурор уже садился в карету. В лапе он держал увесистый мешочек с пятью тысячами крон. Рядом с ним примостился его помощник. Когда карета тронулась, этот наглый субъект высунулся из окошка и показал появившемуся на пороге господину Страчино "козу"! Ювелир опешил, но значения "козе" не придал, просто отнёс её на счёт полнейшей невоспитанности молодого поколения.
– Что стоишь, болван? – сорвал он зло на своём помощнике. – Беги к прокурорше и забери змейку.
Не дожидаясь, пока ему дадут пинка, Моисей тут же сорвался с места. А может быть, его подгоняла мысль, что он вскоре увидит прекрасную госпожу Шевротен? На этот счёт мы можем только гадать.
Моисей никогда прежде не бывал в доме прокурора Шевротена, но, подобно многим жителям Маусвиля, знал, где он находится. Попасть в него оказалось проще, чем можно было предположить, глядя на кованую ограду, отделявшую особняк от улицы. Представившись, Моисей сказал вышедшему к нему ливрейному слуге, что пришёл по поводу ожерелья, купленного утром госпожой Шевротен в лавке его хозяина, господина Страчино, и его без дальнейших вопросов провели прямо в будуар хозяйки дома. Оказавшись впервые в жизни в будуаре прекрасной дамы, юноша внезапно почувствовал себя очень неловко. Его смущение возросло во сто крат, когда его блуждающий взгляд остановился на оголённых плечах прекрасной мышки: госпожа Шевротен была в открытом вечернем платье, которое оставляло широкий простор для воображения. С последним же у юного ювелира, судя по его округлившимся глазам, всё было в порядке. Когда он вошёл, служанка как раз припудривала парик, украшавший прелестную головку её госпожи.
– Мне кажется, я вас где-то уже видела, – сказала прекрасная мышка, слегка повернув голову в сторону двери.
– Я работаю у господина Страчино, ювелира, – ответил юноша.
– Ну, конечно. То-то я смотрю, знакомое лицо. Но отчего вы здесь? Вас прислал господин Страчино?
– Да. Я пришёл, чтобы забрать змейку.
– Забрать змейку? Почему?
– Так приказал ваш супруг, господин Шевротен.
– Господин Шевротен? Ты что-нибудь понимаешь, Мими? – обратилась она к служанке.
Та покачала головой.
– Я тоже ничего не понимаю. Когда господин Шевротен отдал такой приказ?
– Не далее, как полчаса назад.
– И кому же он его отдал?
– Моему хозяину, господину Страчино.
– Так господин Страчино тоже здесь?
– Нет.
– Но он был здесь?
– Нет. Господин прокурор сам заезжал в магазин. Он потребовал, чтобы мы вернули ему пять тысяч крон, что вы изволили оставить сегодня утром в обмен на ожерелье, потом уехал, сказав, что сделка расторгнута и мы можем забрать змейку назад.
Здесь нужно заметить, что это только в этом кратком изложении юный ювелир говорит гладко и складно, на самом же деле он спотыкался на каждом слове, заикался, поминутно заливался краской, а то и вовсе переставал дышать, когда госпожа Шевротен устремляла на него взор своих бархатных глаз.
– То, что вы говорите, – полнейшая нелепица, – сказала красавица, дослушав до конца его сбивчивые объяснения. – Господин Шевротен уже два часа, как дома, и никуда не уезжал. Всё это время он отдыхал у себя в кабинете перед ужином. Он всегда так делает, когда мы к ужину ждём гостей. Разве что он покинул дом тайком от меня, что очень на него непохоже.
Моисей молчал, переминаясь с ноги на ногу. Он не знал, что сказать, потому что всё, что знал, он уже сказал. Видя, что больше ничего от него не добьётся, госпожа Шевротен поднялась и вышла из комнаты, бросив на ходу:
– Подождите здесь.
Мими, до сих пор не проронившая ни слова, воспользовалась отсутствием своей госпожи, чтобы донести до визитёра некоторые свои соображения. (Эта юная особа принадлежала к числу мышек, которые имеют свои собственные соображения по самым различным поводам, причём эти соображения зачастую не лишены здравого смысла).
– Ты выдумал эту историю с ожерельем, чтобы ещё раз взглянуть на мою госпожу? – спросила она.
Моисей замотал головой.
– Зачем же тогда?
– Я её не выдумал, – ответил Моисей, продолжая качать головой. – Я сказал, как было.
– Ну-ну, – не поверила ему служанка. Потом, помолчав, сказала, указывая на обитый полосатым шёлком стул, стоявший у двери:
– Да ты присаживайся. Чего топчешься у двери?
– Спасибо. Я лучше постою, – ответил Моисей.
– Как хочешь, – пожала плечиками служанка. – Моё дело предложить.
– А ты забавный, – сказала она, продолжая с любопытством разглядывать юношу, – и, по всему видно, неглупый, раз додумался до такого. По нашей хозяйке многие сохнут, но ещё никто не пытался проникнуть в дом под таким необычным предлогом. Ты оказался самым изобретательным из всех.
Моисей ничего на это не ответил. Видимо понял, что спорить с этой мышкой бесполезно.
– Ну а я? Я тебе тоже нравлюсь? – кокетливо спросила Мими, застав бедного юношу врасплох своим вопросом.
К счастью, в этот самым момент в комнату вошла госпожа Шевротен, избавив его от необходимости отвечать. Вслед за супругой в двери появился сам господин королевский прокурор. Без своих судейских бровей и в домашнем шёлковом халате он показался Моисею гораздо менее грозным, чем ранее в магазине, но тем не менее юноша попятился и неловко опустился на стул с шёлковой обивкой, оказавшийся у него на пути.
– Так-с, так-с, – произнёс прокурор тоном психиатра, обнаружившего у пациента симптомы, подтверждающие его первоначальный диагноз. – Чрезвычайно любопытно, – и, игнорируя поклон уже успевшего вновь вскочить Моисея, продолжил скорее заинтригованно, чем сердито: – Говорят, вы, юноша, большой фантазёр и мастер сочинять истории. Было бы интересно услышать историю про пять тысяч крон из ваших собственных уст.
Моисей повторил то, что до этого рассказал госпоже Шевротен, обращаясь главным образом к огромному животу прокурора, и, надо отдать ему справедливость, почти справился с поставленной перед ним задачей.