Лето придёт во сне. Приют

– Спасибо!

Развернулась и побежала через лес к забору.

Радость переполняла меня, мысли метались в голове, как мотыльки вокруг ночного фонаря. А фонарём была одна-единственная главная мысль: у меня теперь есть ещё один друг! И не просто друг, а друг, с которым мы похожи. Он сам так сказал. Нас связывает тайна. Правда, я не совсем поняла, в чём же заключается эта тайна, но особо из-за этого не беспокоилась. Дэн же сказал, что всё мне расскажет и объяснит, так чего переживать? И пусть до следующего понедельника ещё далеко, но зато у меня будет время придумать, о чём и я в свою очередь могу рассказать Дэну. Что именно он хотел бы от меня услышать, я тоже не поняла, поэтому собиралась вспомнить и рассказать как можно больше, тогда наверняка что-нибудь да окажется важным.

Взволнованная и увлечённая этими мыслями, я не сразу обнаружила некую странность. Время близилось к ужину. Обычно в этот час после занятий территория приюта была оживлена. Мальчишки гоняли мяч на стадионе, девочки прогуливались по дорожкам и кучковались на скамейках, малышня галдела на игровой площадке. Сейчас же вокруг царила тишина.

Это было так непривычно, что я невольно замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Стояла, недоверчиво вертя головой. И никого не видела. Что за ерунда? Куда все подевались? Неужели мы с Дэном так увлеклись своими делами, что забыли про время и сейчас уже очень поздно?!

Но нет – светло же! Я посмотрела на запад, где солнце спускалось за лес. Всё верно, сейчас нет даже восьми. Определять время и стороны света по солнцу – это едва ли не первое, чему учили детей в Маслятах, на случай, если те потеряются в тайге. Так что здесь я ошибиться не могла.

Переставляя ноги медленно и осторожно, словно шла не по земле, а по ведущей через трясину гати, я снова двинулась вперёд. Прудик. Стадион. Мимо школы направо. Наш корпус. На скамейке возле подъезда – одинокая фигурка. В косых лучах заходящего солнца огнём горят рыжие волосы.

– Яринка!

Она вскочила мне навстречу. Глаза – огромные. Но в них не испуг, а торжество.

– Ну, наконец-то! Всё хорошо?

– У меня-то да. А здесь что происходит? Где все?

Подруга, захихикав, потянула меня за руку, и мы оказались в кустах акации, высаженных под окнами корпуса. Когда ветки сомкнулись за нами, Яринка села прямо на землю и, указав рукой рядом с собой, пояснила:

– Пригнись, чтобы нас не увидели, пока говорим. А то всем велено сидеть по дортуарам.

– Да что случилось-то?

Невинно захлопав ресницами, подруга ответила:

– Как что? Я же сказала, что буду отвлекать Агафью, вот она до сих пор и отвлекается. А остальные с ней за компанию.

– Подожди… так это… Из-за тебя никого нет?

– Ну да! – Яринка с удовольствием вытянула перед собой ноги и гордо улыбнулась.

Чувствуя, что от всего произошедшего сегодня голова готова лопнуть, я взмолилась:

– Да что ты сделала?! Где все?!

Яринка было напустила на себя загадочный вид, но не выдержала и прыснула в ладошку:

– Я… аха-ха-а… я… ой… в вестибюле… Иисусу… аха-ха-ха… Иисусу пририсовала… это самое… – И она, бессильно откинувшись на ствол, принялась хохотать, зажимая себе рот руками.

– Что?!. – потрясённо выдохнула я, пытаясь убедить себя в том, что всё неправильно поняла. – Что ты сделала?

– Ну Иисусу нарисовала… хи-хи-хи, ой, не могу… ну то, что у мальчишек там должно быть.

Тут на землю опустилась и я.

На первом этаже корпуса напротив входа, у раздевалок, красовалась большая, от пола до потолка мозаика – распятый на кресте Иисус. И если это ему Яринка…

Обхватив щёки ладонями, как какая-нибудь Алёнушка с картинки из книги сказок, я простонала:

– Ты спятила! Ты знаешь, что тебе за это будет?!

Яринка уже утёрла выступившие от смеха слёзы и отдышалась.

– Да ничего мне не будет. Кто узнает, что это сделала я?

– А вдруг кто-то видел?

– Если бы видели – уже рассказали бы.

– Но ведь могут просто догадаться! Начнут всех перебирать, вспоминать, кто как себя вёл… А ты в церкви плевала!

Яринка беспечно махнула рукой:

– Это было давно. А если и вспомнят, на меня всё равно никто никогда не подумает. И знаешь почему?

– Почему? – послушно повторила я.

Яринка подалась ко мне и раздельно произнесла:

– Потому что я нарисовала Иисусу… это самое… не в нашем корпусе, а у мальчишек.

Я открыла рот. Закрыла. Снова открыла. А потом, как недавно Яринка, начала хохотать, уткнувшись лбом в колени и пытаясь заглушить собственный смех, прижимая руки к лицу.

Потому что это было гениально!

Никому не придёт в голову, что девочка могла зайти в мальчишеский корпус. Это было не только официально запрещено, но для всех обитателей приюта – и маленьких, и взрослых – невозможно. Настолько абсурдно, настолько дико, что легче было поверить в спускающегося с неба ангела, чем в одиннадцатилетнюю девочку, тайком пробирающуюся в мужские дортуары. Тем более с такой целью.

Яринка тоже засмеялась, и пару минут мы давились от хохота, валяясь на земле под кустами.

– А как? – наконец смогла выдавить я. – Как ты узнала, что там никого нет?

– Так сегодня же понедельник, – обессилев от смеха, выдавила Яринка. – Сегодня же футбольный матч был у старших парней. Вот все на него и пошли. А я к входу, по кустам, чтобы в камеры не видно было, потом внутрь по стеночке. И красным маркером…

Нас скрутил новый приступ хохота. Справившись с ним, я восторженно спросила:

– А что потом?

– Потом кто-то это увидел. Кипеж поднялся, прибежали все учителя и воспитатели, батюшка Афанасий голосил так, словно ему прищемили… то самое, что я Иисусу нарисовала…

Смеяться мы больше не могли и только застонали, держась за живот.

– А дальше?

– Дальше всех по корпусам разогнали. Взрослые где-то в школе собрались и до сих пор там торчат. Ну как? Хорошо я отвлекла Агафью?