Осталось одно воскресенье

Прокопий отвел взгляд в сторону.

– Спасибо, что ты был у нас. Когда отъезд?

– Лукас сейчас подъедет и скажет. У меня просьба к тебе.

– Какая?

– Отвези его к Афине.

Дорога к скальному мысу, где Прокопий развеял прах своей дорогой супруги, где когда-то утонул их младший сын, заняла полчаса. Подвижный, непоседливый Лукас успел показать фотографии всей своей семьи: я-то метис, а жена моя гречанка, и сын старший, смотри, копия Прокопий. У парня были синие, глубоко посаженные глаза, высокий лоб, широкие брови, массивная переносица, крупный рот – вполне можно было представить, что в молодости Прокопий был таким же красавчиком. С не меньшей гордостью Лукас продемонстрировал фотографию своего бара на пляже Сан-Диего и проката для серфингистов. Приезжайте в гости – всех поставим на доску! Снимки дома во всех ракурсах, небольшого, но симпатичного. Вот это окно, смотри, вот, справа – здесь комната деда будет…

Козырек скалы, нависающий над морем, на котором они с Прокопием когда-то сидели и разговаривали о дорогом и болючем, частично обрушился. Макара пробрало мелкой дрожью. Из трещин разлома торчали сухие корни кустарника. Гнездо сердитых птичек унесло ветром.

– В общем, это здесь. – Макар указал на оборванную каменистую тропку. – Не будем подходить близко. Может быть опасно.

Они отошли немного в сторону, к более пологому и низкому участку. Постояли, посмотрели на воду, помолчали. Море было всё таким же – прозрачной зелени, с длинными густыми прядями светлых водорослей. Оно тяжело ворочалось под высоким берегом.

– Океан совсем другой, – прокомментировал увиденное Лукас.

– На то он и океан. Послушай, я тебя совсем не знаю… без обид. Если всё дело в деньгах, забирай и проваливай. Деда оставь в покое. Нам Прокопий как родной – в обиду не дадим.

– Да, ты меня не знаешь. А про тебя я давно слышу много хорошего и просто отвечу: спасибо, но и нам он родной. Родной без «как».

– Где же вы были всё это время?

– Отец умер…

– Соболезную.

– Он умер, я стал разбирать его вещи – нашел записную книжку и начал звонить по всем номерам. Дед у него был записан под одной буквой. Тема греческих родственников у нас в семье была табуирована. Обида, ревность, ненависть – ядреная смесь, в которую не хотелось без нужды погружаться. Мне всегда были интересны наши корни. Понять, что это за люди, как так вышло. Отец-то не очень хорошим человеком был. Думаю, в нем причина. А дед классный.

– Классный.

Макар вернется домой разбитым, выжатым как лимон.

– Ты не заболел? – встревожится Лариса. Коснется его лба тыльной стороной ладони. – Пообедаешь?

– Нет, милая. Пойду полежу.

– Как Прокопий?

– Прокопий уезжает и оставляет нам свой немеркнущий свет, как далекая звезда.

– Не говорил он так.

– Это моя вольная интерпретация. Прощание с дедом предлагаю провести перед паромом на Большую землю.

– Фу, как некрасиво ты сказал. А внук этот его – настоящий. Я со Стешей разговаривала.

– Я видел фото правнука Прокопия, и это лучшее свидетельство правды. Чао, дорогие.

Машка посмотрит вслед его удаляющейся печальной спине и спросит у Ларисы:

– Чего это он такой?

– Без старшего деда не быть ему младшим, то есть молодым, дедом. Теперь он просто дед, вот и расстроился. Лишь бы не расклеился наш дед.

Здравствуй, Карла!

Николь заболела, и ее забрала мама.

Кто заберет меня, если я заболею?

Теперь у меня осталась только Ириска.

Ты заберёшь меня, бабушка?

Твоя Софи, 6 лет ?

8

Если бы все школы заканчивали учебный год в один день, мир бы захлебнулся – население северных широт тут же устремилось бы в южные, как приливная волна, что немедленно повлекло бы за собой осложнения непредсказуемой силы. Все-таки многообразие форм, видов и систем во всех областях – главный источник баланса.

В тот день, когда Лена, сестра Ларисы, сообщила о дате своего приезда, солнца не было. Жара висела над островом матовым маревом. Плотный застойный воздух распял и обездвижил всё живое и неживое. Скорей бы дождь!

Одинокая, потерявшая дочь, воспитывающая внучек без радости, Лена была дамой душной, как этот день, и несчастливой. Лариса любила ее с сестринским самоотверженным терпением. Макар терпел с трудом. Катюху, старшую девочку, шуструю, сообразительную, чуткую, они на год забирали к себе и успели привязаться. Света, младшенькая, была «вещью в себе» – отстраненной и замкнутой. Идею «жить раздельно» родственница встретила так, будто ее обманули, оскорбили, ограбили. Еще бы! Она собралась провести лето в отпускной праздности и безделье, а ей предлагают всё ту же бытовую рутину.

– Я как-то неправильно живу, – жаловалась Лариса сквозь слезы. – Хлопочу, стараюсь для всех. Какой отпуск? От чего отпуск, от вас? И никакой благодарности, вечно кто-то чем-то недоволен!

– Милая, не путай божий дар с яичницей. Мы абсолютно всем довольны, ты выдумываешь. Хочешь отпуск – валяй. Пока сестрицы нет, поживи одна в доме с садом. Мы тут справимся. Да, Машенция?

– А я что? Я уже почти нормальным человеком себя чувствую. Мы можем и к себе вернуться. Или я и здесь прекрасно со всем справлюсь, пока Ларисы не будет.

– Вот еще! Никуда я не поеду! И никого не отпущу! Это я так, с расстройства. – Лариса вытерла мокрое лицо и виновато улыбнулась.

– Давай только, чтоб присутствие Лены не выходило нам всем боком. Ставь сестру на место и не страдай. – Макар был строг, но, надо признать, справедлив.

Дождь шел сутки, отвесный, бескомпромиссный, из неподвижного неба. Первые струи воды падали в траву и прошивали ее насквозь, не сминая, пока не была напоена сухая земля. Постепенно всё вокруг промокло, обмякло, расплылось. Домашние дела закончились, игры надоели, книги падали из дремных рук, на горизонте маячил призрак скуки.

Две рожицы прилипли к окну гостиной – Ян с Джуниором наблюдали за пеликаном, который с важным видом стоял посреди мокрой поляны. Птица была возмутительно безмятежна. Мальчиков на улицу не выпускали, и они тишком попытались выставить на двор Лилу – уж она сумела бы развеять самомнение пернатой. Ничего из этой затеи не вышло. Лила мокнуть не хотела. Мальчики снова уставились в окно.

– Папа едет! – крикнул Ян.

– Вот и хорошо, – откликнулась Лариса.

Маша накинула дождевик и вышла встречать мужа на веранду.

– Ой, у папы тетя.