Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Меньшиков не изменил своего отношения к графу даже годы спустя[272 - См. его статью в связи со смертью Витте (Меньшиков М.О. Письма к ближним: Памяти графа С.Ю. Витте // Новое время. 1915. 1 марта), а также соответствующую часть настоящей работы.].

Среди распространенных версий была и другая: желание министра покинуть свой пост – не бегство, а скрытая стратегия. Он хочет уйти, чтобы многочисленные проблемы, которые неминуемо возникнут с открытием Государственной думы, решали бы другие бюрократы. Эта версия косвенно подтверждалась и опытом его отставки с поста министра финансов в 1903 году. «Биржевые ведомости» писали:

Как и тогда, С.Ю. Витте, доведя дела финансовых реформ до известного предела, остановился перед обозначившимся на горизонте призраком гибельной войны с Японией, причем он же, как только война закончилась, и выступил на арену активной политической деятельности с обновленными и сохранившимися силами. Так, доведя правительственный корабль ‹…› до Сциллы и Харибды, С.Ю. Витте временно устраняется от кормила правления, дабы грядущие ужасы не обрушились на его голову. Трудно гадать, таков ли действительно расчет государственного человека, но нельзя не видеть в этом объяснении известного остроумия. С.Ю. Витте ушел уже однажды – перед войной; и он вновь уходит – тоже перед войной[273 - Как ушел граф Витте // Биржевые ведомости. 1906. 20 апреля.].

Характерно, что эту версию поддержал и идеологический оппонент газеты – «Московские ведомости», выражавшие идеи пореформенного консерватизма. Предположив, что Витте в роли главы правительства вряд ли удастся достигнуть компромисса с кадетами, которые в Государственной думе будут говорить «от лица всего русского народа», газета заявила:

В этом шаге [отставке. – Э.С.] мы видим доказательство его выдающегося тактического ума. ‹…› Если бы граф Витте явился в «кадетскую» Думу и «кадеты» выразили бы ему недоверие, то это равнялось бы тому, что ему выразил недоверие «весь русский народ», и тогда ему пришлось бы уйти со своего поста «по воле русского народа», а это, по конституционной теории, равнялось бы чуть ли не гражданской смерти. Подвергаться такому риску для графа Витте не было никакого расчета: вот почему он, как умный человек, заварив всю думскую кашу, предоставляет расхлебывать ее другим, отойдя на время в сторону. ‹…› Ну, можно ли после этого сомневаться в тактическом уме графа Витте?[274 - Временной уход графа Витте // Московские ведомости. 1906. 21 апреля.]

Хотя уход Витте со своего поста был вполне ожидаемым, в оценках этого события не было единства. Так, «Одесский листок» не выразил сожалений, поскольку граф лишь «сделал ‹…› со значительным запозданием то, что давно следовало сделать»[275 - Он. Мои беседы // Одесский листок. 1906. 22 апреля.]. В другой статье издания отстранение непопулярного сановника рассматривалось в качестве блага для России: «“Я знаю, как спасти Россию!” Сказал – и подал в отставку. Разве он не прав?»[276 - Он. Мои беседы // Там же. 25 апреля. В статье обыгрывается фраза премьер-министра, которая приписывалась ему либеральной частью российского общества: «Я знаю, как спасти Россию». См. раздел 3.1 главы I настоящего исследования.] Важно сравнить эту оценку с откликами сатирического журнала «Шут», уделявшего графу много внимания на протяжении всей весны 1906 года. Указанный мотив обыгрывался в «Шуте» неоднократно:

– Витте говорил: «Я знаю, как спасти Россию» – и ушел, не открыв никому этого секрета.

– Как? Он открыл его.

– Открыл?

– Да.

– Но чем?

– Своим уходом[277 - Сер Жако. Без названия // Шут. 1906. № 17а. С. 2. См. также: Шут. 1906. № 16б. С. 1–2; Там же. № 16а. С. 2.].

«Русские ведомости» рассматривали его уход как обыкновенную кадровую перестановку в правительстве, замечая, что «люди меняются, принцип – нет»[278 - Отставка графа Витте и новый кабинет // Русские ведомости. 1906. 22 апреля.].

В некоторых других изданиях, напротив, с тревогой следили за событиями в высших сферах, не ожидая от ухода Витте ничего хорошего. Несмотря на высказанную в адрес премьер-министра критику, редактор «Нового времени» Суворин признавался: «Мне очень жаль, что он ушел, потому что ушел человек большого таланта. Он вызывал крупные страсти, сильное возбуждение, горячую полемику, и русская мысль училась на событиях, разыгравшихся около трона и первого министра, настоящей независимости и углублялась»[279 - Суворин А.С. Маленькое письмо // Новое время. 1906. 21 апреля.]. «Петербургская газета» замечала: «Общество вздохнуло далеко не с облегчением… И это понятно. Та среда, из которой, по условиям нашей сегодняшней действительности, только и может выйти новый премьер, не способна дать никого, кто был бы лучше графа Витте. При всех недостатках и прегрешениях своих, это – единственный настоящий государственный деятель. ‹…› Уход графа Витте – неприятный сюрприз»[280 - Омега. К уходу графа Витте // Петербургская газета. 1906. 19 апреля. (Курсив источника.)]. Размышления в подобном же ключе приводились и в близких к бывшему премьеру «Биржевых ведомостях»: «Таким ли окажется его преемник и что вообще принесет он с собою, – этот вопрос остается открытым и вызывает тяжелые думы. ‹…› Был премьер, ‹…› с уходом которого образовалась огромная пустота. Что же удивительного, если тяжелые думы овладели многими, точно кто-то нашептал нам всем: “Ждите не новых людей, а возвращения тех, кого вы напрасно считали мертвецами”»[281 - Отставка графа Витте // Биржевые ведомости. 1906. 20 апреля.]. Вопрос о преемнике премьер-министра поднимали и «Одесские новости». Перебирая возможные кандидатуры, автор делал неутешительный вывод: «В преемники Витте называют сразу трех: Коковцова, Горемыкина и Муравьева. Выбирай, Россия! Выбор обширный. Боюсь, что Россия согласится лучше остаться при графе Витте»[282 - Пресса // Одесские новости. 1906. 19 апреля.].

В этой разноголосице оценок нет противоречия. Для печатных рупоров разных политических сил были очевидны как крупные недостатки и дурная репутация графа Витте, так и его неоспоримые преимущества перед остающимися в правительстве бюрократами. Представителей печати озадачивал не столько уход министра, сколько возможные последствия резких перемен во власти и отсутствие достойной альтернативы. Наиболее остро эту мысль сформулировал лидер кадетской партии П.Н. Милюков в своей газете «Речь»:

[Отставка] ‹…› шаг политический и как таковой, по нашему крайнему разумению, шаг крайне неправильный, неожиданный и потому непонятный. Да, граф Витте – ненадежный посредник, ненадежный на обе стороны, потому что ни одна сторона ему не верит. А есть кто-нибудь в запасе более надежный? Да, у графа Витте язык слишком гибок, ум – слишком широк и симпатии слишком часто меняются. А есть кто-нибудь другой, кто бы говорил на языке, понятном всем? Есть такие, кто видит и простирает свои симпатии дальше 20-го числа? Мы таких не знаем и потому думаем, что, с правительственной точки зрения, отставка гр[афа] Витте равносильна потере последнего шанса сговориться, а потому нецелесообразна – если только уже теперь не сложилось там окончательное решение идти на конфликт[283 - Милюков П.Н. Перемена министерства. Отставка графа Витте // Речь. 1906. 18 апреля. Цит. по: Он же. Год борьбы. Публицистическая хроника: 1905–1906. СПб.: Типография «Общественная польза», 1907. С. 327.].

Последняя фраза была воспринята некоторыми представителями крайних течений как признание в том, что кадеты вели с графом тайные переговоры. Так расценил отклик Милюкова В.И. Ленин. В одной из статей 1911 года он вернулся к роли кадетов в событиях 1905–1906 годов и задавался вопросом: могла ли тогда кадетская партия для достижения каких-то тактических целей вести переговоры с Витте в обход общественного мнения? По его убеждению, могла и якобы это ясно видно из статьи партийного лидера: «“Отставка графа Витте равносильна потере последнего шанса сговориться”, – писал г. Милюков 18-го апреля 1906 года, признавая тем самым вполне ясно и определенно, что сговоры были и были шансы, был смысл в повторении попыток к сговору»[284 - Ленин В.И. Начало разоблачений о переговорах партии к. – д. с министрами // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М.: Политиздат, 1968. Т. 21. Декабрь 1911 – июль 1912. С. 101.].

Ленин в своих подозрениях был не одинок. В перлюстрированных письмах с начала апреля 1906 года то и дело фиксировались разговоры о тайном союзе кадетов с главой правительства. «Слухи ‹…› указывают, что наш премьер словно бы хочет уже вступить в переговоры с кадетами; недавно настаивал на удалении Дурново и даже подавал в отставку, очевидно, желая сыграть в тон с кадетами», – сообщалось в одном из писем[285 - Выписка из письма В. Истомина, С. – Петербург, от 1 апреля 1906 г., к Его Превосходительству К.Е. Истомину, в Харьков, Благовещенская, 13 // ГАРФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 66. Л. 98.]. «Кадеты вступили в переговоры с Витте и просят, чтобы настоящее министерство было распущено, а новое министерство составить из членов их партии, – писал другой представитель общества. – Тогда они готовы помириться на Акте 17 октября, не предъявляя других требований, а он, Витте, останется премьером. Этот слух идет из достоверного источника»[286 - Выписка из письма без подписи, С. – Петербург, от 5 апреля 1906 г., к Иосифу Залмановичу Берману, в Чернигов // Там же. Л. 96. Пометка перлюстратора: «[…] а вероятно, есть сущий вздор».]. Некоторых не смущало отсутствие газетных сообщений на эту тему – напротив, молчание прессы объясняли тем, что оно выгодно кадетам: «А что кадеты? Кажется, торжество их недолгое, – предполагал автор другого письма. – Деньги есть, и наплевать. Не влез ли Витте на плечи кадетов, не через них ли он получил деньги? [Вероятно, имеется в виду заем 1906 года. – Э.С.] В печати этого нет, но печать ведь кадетская»[287 - Выписка из письма, с неразобранной подписью, Богословский завод, Пермской губ., от 20 апреля 1906 г., к д-ру А.В. Мольткевичу, Сущевская, 18, кв. 8 // Там же. Д. 140. Л. 1.]. В данном случае очевидно, что резкость оценок была вызвана неприязненным отношением не столько к личности Витте, сколько к кадетской партии.