Реформатор после реформ: С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

Для Витте особое значение имело то, чтобы слухи были опровергнуты именно со страниц «Нового времени» – газеты, которую внимательно читал император и представители высшей бюрократии. О том, насколько важна была для Сергея Юльевича реакция Николая II на газетные публикации, свидетельствует и то, что в исключительных случаях министр применял к представителям прессы даже репрессивные меры. В апреле 1896 года Суворин записал в своем дневнике: «Министр внутренних дел Горемыкин призывал сегодня меня и говорил назидательные речи о “Маленьком письме”, помещенном в №… где я немножко осуждал девальвацию. С.Ю. Витте пожаловался…» Горемыкин пригрозил Суворину, что «примет меры». При этом, как видно из дневниковой записи Суворина, на статьи обратил внимание император: «Еще в прошлый четверг государь сказал, ‹…› что ему надоела эта болтовня о девальвации»[139 - Дневник Алексея Сергеевича Суворина. С. 214–215.].

На кого намекал Витте, говоря, что его имя хотят опорочить перед царем? Как можно предположить, речь шла прежде всего об С.Ф. Шарапове – его обвинения против министра были выдержаны в подобной стилистике: в них видны буквально текстуальные совпадения с теми обвинениями, на которые указывал Витте. В одном из недатированных писем к Суворину Шарапов настаивал: «Мы накануне государственного банкротства, ‹…› а Витте кричит va banque и, пользуясь неопытностью Царя, доводит до катастрофы…»[140 - С.Ф. Шарапов – А.С. Суворину // РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Д. 4862. Л. 63 об. – 64.]

В данном случае можно наблюдать яркий пример социального антисемитизма, когда на первый план выходил мотив экономического притеснения. Министр финансов представлялся как своего рода «жертва» евреев, объект их воздействия. Но находились и те, кто готов был объявить министра ключевой фигурой «еврейского заговора».

Серьезным доводом противников министра стало еврейское происхождение его второй жены. Сергей Юльевич был женат дважды. С первой супругой – Н.А. Спиридоновой, дочерью черниговского помещика, он познакомился в конце 1870-х годов в Одессе. Спиридонова была замужем, хотя жила отдельно, и воспитывала дочь. Витте вскоре добился у ее мужа развода. В 1890 году Сергей Юльевич овдовел.

Матильда Ивановна Лисаневич, в девичестве Нурок, крещеная еврейка, на момент знакомства с Витте в 1891 году была замужем, однако министр стал настойчиво добиваться ее расположения. Дело обросло пикантными подробностями ее развода с первым мужем, которые обсуждал весь Петербург. Сплетники утверждали, что Сергей Юльевич заплатил оскорбленному мужу 20 (по другим данным – 30) тыс. рублей и обеспечил предоставление ему казенного места с содержанием не менее 3 тыс. рублей в год в качестве отступного за согласие на развод. Витте пришлось пригрозить Лисаневичу высылкой, к решению своей проблемы он привлек министра внутренних дел Д.С. Сипягина, с которым был в приятельских отношениях. Злословили, будто царь на прошении Витте о браке оставил резолюцию: «Хоть на козе»[141 - Вонлярлярский В.М. Мои воспоминания. С. 172–173.]. Матильда Ивановна была решительной и твердой женщиной и имела большое влияние на своего мужа. В игорном Петербурге 1890-х годов золотые пятирублевые монеты называли «матильдами» – в честь супруги создателя золотой валюты[142 - Амфитеатров А.В. Жизнь человека, неудобного для себя и для многих. Т. 1. С. 238.].

Несмотря на все старания сановного супруга, Матильду Ивановну так и не приняли в высшем свете. Против жены министра финансов были настроены вдовствующая императрица Мария Федоровна и царствующая императрица Александра Федоровна. Сохранилось много свидетельств современников о незавидном положении семейства Витте[143 - См., например: Дневник графа С.Д. Шереметева // Великая княгиня Елиcавета Федоровна и император Николай II: Документы и материалы (1884–1909 гг.) / Авт. – сост. А.Б. Ефимов, Е.Ю. Ковальская. СПб.: Амфора, 2009. С. 51–52.]. Столичное высшее общество, само не отличавшееся чистотой нравов, по отношению к «Матильде», как ее пренебрежительно называли, было настроено предвзято и, по выражению камергера И.И. Тхоржевского, ставило ей «всякое лыко в строку»[144 - Тхоржевский И.И. Последний Петербург. С. 74.]. Судачили о ее небезупречном прошлом, о якобы имеющихся у жены министра любовниках… Некогда приближенный к графу журналист утверждал: «Нет петербуржца, не знающего, чем был для Вашей супруги князь Котик Оболенский»[145 - Баян [Колышко И.И.]. Ложь Витте. Berlin: Ящик Пандоры, [б.г.]. С. 38.]. Сложно сказать, насколько эти сплетни соответствовали действительности, но у супруги Витте была вполне определенная репутация.

Если верить военному министру А.Н. Куропаткину, в 1904 году министр юстиции Н.В. Муравьев убеждал его, будто Витте, подговариваемый своей женой, «еврейкой чистой крови», заключил тесный союз с евреями и опутывает Россию: «Инспирируемый своей Матильдою, он тоже ненавидит Государя и в своей ненависти может зайти далеко. Муравьев и ранее намекал мне, что в происходящих внутри России волнениях он готов заподозрить Витте. Что он готовится, если бы была перемена царствования, захватить власть в свои руки»[146 - Куропаткин А.Н. Дневник / Предисл. М.Н. Покровского. Нижний Новгород: Нижполиграф, 1923. С. 12.]. Согласно сведениям, приведенным в дневнике генерала Н.П. Линевича, мнение о причастности отставного к тому времени министра финансов к «еврейскому заговору» «переходило из уст в уста, все гостиные этими слухами были наполнены…»[147 - Линевич Н.П. Дневник 1904–1906 // Русско-японская война: Из дневников А.Н. Куропаткина и Н.П. Линевича / Предисл. М.Н. Покровского. Л.: Госиздат, 1925. С. 104.].

Высокопоставленные враги Витте внушали мысль о его изменнических планах императору, а еврейское происхождение супруги министра упрощало им задачу. Влиятельный среди столичной бюрократии генерал Е.В. Богданович в письме от 28 июля 1905 года убеждал царя, будто Витте, уязвленный холодностью императорской семьи к своей жене, готовит страшную месть: за унижение он «отплатит гибельным концом всей династии Романовых…». Далее Богданович прямо обвинял Витте в измене: «Он подкапывается под самодержавный трон, сам пользуясь охраною правительственной власти ‹…› играет роль Катилины. И ему мы, как древний Цицерон, готовы воскликнуть: “Иди, Сергей, к твоим тайным друзьям, чтобы всем стало наконец ясно, что ты наш явный враг”»[148 - Доклад генерал-лейтенанта Богдановича императору Николаю II об исполнении им данного ему особого поручения в Севастополе, Николаеве и Одессе. Два доклада по вопросам государственным об изданиях военно-патриотического характера // ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 588. Л. 2 об. – 3 [21 мая 1905 года].].

Были и другие мнения. Граф С.Д. Шереметев записал в своем дневнике разговор с великой княгиней Елизаветой Федоровной: «…о Витте [Елизавета Федоровна] сказала, что не может соглашаться с иными, почитающими его способным к измене, – она вторила мне, что этот человек нуждается в сочувствии и привете и что без доверия он раздражен и имеет право быть оскорбленным за жену и за многое – за сухое удаление от Марии Федоровны, за холодность отношений и пр[очее]»[149 - Дневник графа С.Д. Шереметева // Великая княгиня Елисавета Федоровна и император Николай II. С. 718.].

Между тем легенда о причастности Витте к враждебному России «еврейскому заговору» тесно сливалась с масонством. В столице ходил слух о том, что в портфеле убитого Плеве якобы были найдены документы, прямо указывающие на связь Витте с масонами, – это волновало столичную публику. В одном из многочисленных доносов на Витте, датированном 1906 годом, утверждалось: «Петербург усиленно говорил о том, что в портфеле, найденном возле изуродованного трупа В.К. Плеве, будто бы лежал Всеподданнейший доклад Государю, в каковом Плеве обвинял Витте в революционной деятельности и в том, что он принадлежал к секте франкмасонов»[150 - Письма Любарской-Письменной – Великой Княжне Ксении Александровне // ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 80. Л. 4.].

Зловещий заговор, ключевой фигурой которого изображался министр, имел и еще одну важную составляющую – немецкую: антисемитизм здесь переплетался с германофобией.

Слухи о «германофильстве» Витте появились также с начала его государственной деятельности. Еще в мае 1896 года Сергей Юльевич писал жене: «Вчера я обедал у германского посла. Были все приезжие немцы: принцы, свита и депутации. Меня посадили рядом с принцем Генрихом, который был ко мне особенно любезен и затем пил за мое здоровье, что, конечно, всех немало удивило. Пожалуй, теперь еще больше [курсив мой. – Э.С.] будут говорить, что я подкуплен немцами»[151 - С.Ю. Витте – М.И. Витте. Б.д. // РГИА. Ф. 1622. Оп. 1. Д. 577. Л. 1–2.]. Из этого письма понятно, что к 1896 году репутация «Витте-германофила» уже в полной мере сформировалась.

В немалой степени этому способствовали и знаки внимания со стороны германского императора. Вильгельм II высоко ценил государственные таланты Витте, и его благосклонное отношение к русскому министру не было секретом для современников. Внимание монарха льстило самолюбию Витте. По дороге из американского Портсмута в Россию Сергей Юльевич по приглашению кайзера заехал в его резиденцию, где был принят очень любезно. В качестве знака особого расположения Вильгельм II подарил гостю свой портрет в золотой раме с собственноручной подписью и вручил орден Красного Орла. Портрет кайзера долгое время стоял на видном месте в домашнем кабинете сановника. Факт этот был хорошо известен в обществе.

Обвинения в германофильстве объяснялись, помимо всего прочего, фамилией и происхождением русского сановника. Так, в русскоязычном журнале «Славянский век», выходившем в Вене в 1900–1905 годах под редакцией Д.Н. Вергуна, русских министров С.Ю. Витте, В.К. Плеве и В.Н. Ламсдорфа (Ламздорфа) называли «немецким триумвиратом» в России[152 - Статья «О немцах в России» [от] 23 сентября 1902 г. // ГАРФ. Ф. 591. Оп. 1. Д. 140. Л. 4.].

Если верить дневниковой записи графа С.Д. Шереметева от 16 февраля 1905 года, эти слухи не особенно заботили министра: «Витте говорил, что о нем теперь Бог знает что не выдумывают. “Что ж, – спросил я, – Вы теперь заговорщик?” Витте засмеялся и повторил, что болтают невыразимое»[153 - Дневниковые записи С.Д. Шереметева об С.Ю. Витте. С. 159.].

Этот несколько пренебрежительный отклик Сергея Юльевича вряд ли соответствовал действительности. Скорее, можно говорить о том, что такая резкая кристаллизация антисемитских мотивов и представлений вокруг фигуры министра была обусловлена стечением исторических обстоятельств. Витте в антисемитских слухах выступал в разных ролях – как еврей, как жертва еврейских банкиров, а в некоторых случаях даже как ключевая фигура еврейского либо масонского заговора. Факты биографии Витте – его происхождение, одесское прошлое, жена-еврейка – вкупе с финансовой деятельностью крайне упрощали задачу его дискредитации. В то же время широкое распространение подобных обвинений, как бы подтвержденных частной жизнью и государственной деятельностью министра, было связано с целым комплексом культурно-исторических стереотипов, отразившихся не только на оценках личности Витте, но и на судьбах России.

Антиеврейские стереотипы – органическая связь еврейства с революционным движением или неотделимость еврейства от современной капиталистической цивилизации и биржевого капитала, враждебность национальному государству – получили в конце XIX века универсальное распространение. Они явились порождением процессов модернизации и формирования современного национализма, происходивших в то время. Подобные настроения не были спецификой России – они имели широкое распространение и в Европе[154 - См.: Россман В.И. Два призрака XIX века: «Желтая опасность» и «еврейский заговор» // Зеркало. 2003. № 21–22 // http://magazines.russ.ru/zerkalo/2003/21/ro21.html (http://magazines.russ.ru/zerkalo/2003/21/ro21.html), дата посещения 18 апреля 2016 года.]. В атмосфере государственного антисемитизма, враждебности общественного мнения к капитализму они причудливым образом замыкались на личности государственного деятеля.

3. С.Ю. Витте – председатель правительства во время революции 1905–1907 годов

Известие о том, что царь издал 17 октября 1905 года высочайший манифест «Об усовершенствовании государственного порядка», произвело оглушительное впечатление на российское общество. Провозглашаемые манифестом принципы ломали вековой уклад и упраздняли одну из основ российской государственности – неограниченное самодержавие. Новость об издании манифеста была внезапной и упала на неподготовленную почву: многие чиновники на местах узнали о таком важном событии лишь наутро, из официального «Правительственного вестника». Возбужденные толпы народа, стихийные манифестации, газетные заголовки, трубившие о свободе, – в одних манифест пробудил радужные надежды на скорые перемены к лучшему, в других – тягостные чувства и смутные опасения. Но в одном российское общество было единодушно – в остром интересе к С.Ю. Витте, ставшему первым в истории России премьер-министром. И это отнюдь нельзя назвать случайностью.

Известный консервативный экономист и публицист П.Х. Шванебах, характеризуя отношение общества к Витте в 1905 году, писал впоследствии:

Нужно самым положительным образом признать, что в России едва ли есть один человек, который вполне доверял бы Витте. И несмотря на это (и это – одно из противоречий, из которых слагаются события), общественное мнение в различнейших кругах и самых обширных слоях было за него. «Витте, – так простодушно говорила улица и так судили люди даже разумные, – Витте, положим, человек без веры и правды и, может быть, – присовокупляли многие, – считается с возможными случайностями, если бы [курсив источника. – Э.С.] Император и династия потерпели крушение. Но он – единственный сильный и неустрашимый человек, и он водворит порядок. Пусть он способен на всякое преступление, – слабосильным он не будет!»[155 - Шванебах П.Х. Граф Витте и переворот (заметки очевидца). Цит. по: «Никогда еще он не говорил так откровенно со мною». Примеч. 5. С. 138.]

Это свидетельство особенно ценно, поскольку принадлежит одному из самых непримиримых противников министра финансов: он критиковал Витте и после его отставки. Действительно, незаменимость Витте в необычайно сложной политической обстановке стали осознавать уже в начале 1905 года. «Из всего внутреннего хаоса выплывает… хитрая, вероломная и умная фигура Витте», – писал в те дни в своем дневнике сенатор граф А.А. Бобринский[156 - Цит. по: Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 году: Реформы и революция. СПб.: Наука, 1991. С. 66.]. Аналогичных взглядов придерживался и П.А. Буланже, известный публицист и переводчик, который в частном разговоре в доме Л.Н. Толстого отмечал, что «Витте честолюбивый, но он единственный, который годится к этой должности. Тут нужно сочетание ума, смелости, хитрости»[157 - Маковицкий Д.П. У Толстого. Кн. 1. 1904–1905. С. 130.].

В сентябре 1905 года Витте вернулся из Портсмута (США), где ему удалось заключить мирный договор с Японией. Американское общественное мнение прониклось симпатией к Сергею Юльевичу, и «мистер Уайт», как его там называли, стал в США настоящим героем[158 - См.: Коростовец И.Я. Страница из истории русской дипломатии. Русско-японские переговоры в Портсмуте в 1905 г.: Дневник И.Я. Коростовец, секретаря графа Витте. Пекин: Типолитография Русской духовной миссии, 1923.]. Однако в России его возвращение не вызвало того восторга, на который, казалось бы, мог рассчитывать «Портсмутский герой». М.О. Меньшиков в «Новом времени» описал тот холодный прием, который ждал главу российской делегации в Петербурге: «Судя по приветствиям в Америке, заслуги С.Ю. Витте оценены в противоположном полушарии лучше, чем в своей стране. ‹…› В России он встретил холод и равнодушие, плод отсутствия в нашем обществе политической воспитанности»[159 - Меньшиков М.О. Письма к ближним // Новое время. 1905. 15 сентября.]. Хотя публицист негативно относился к заключенному миру, считая его преждевременным, тем не менее он высоко оценил «крайне искусный такт, проявленный в чуждой Витте дипломатической области и увенчавшийся блестящим успехом»[160 - Там же.].

Столичное общество взволновали не столько международное признание и победа Витте, сколько пожалование ему царем графского титула в награду за выполнение возложенного поручения. А.А. Половцов отметил 15 сентября в дневнике: «Витте пожалован в графы. Это известие очень волнует петербургскую публику, не исключая моих товарищей по Государственному совету…»[161 - Дневник А.А. Половцова // Красный архив. М.; Л.: Госиздат, 1924. Т. 4. С. 63.] Московский голова князь В.М. Голицын в тот же день записал свои впечатления о настроениях в обществе: «Все более говорят о том, что он станет во главе Кабинета министров с Министерством внутренних дел. Как бы и где бы то ни было, а он еще себя покажет»[162 - Дневник В.М. Голицына // ОР РГБ. Ф. 75. Кн. 26. Л. 32.]. Иными словами, именно репутация послужила одной из главных причин нового призыва графа Витте к власти. Хотя у общества не было иллюзий относительно его моральных качеств, основными критериями при оценке сановника являлись исключительный масштаб его личности и выдающиеся способности.

Деятельность Витте во главе Кабинета министров (1905–1906 годы) всесторонне рассмотрена историками, и нет необходимости обращаться к фактической стороне дела[163 - Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и его время. С. 231–346; Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 году; Тютюкин С.Ю. Сергей Юльевич Витте и революция 1905–1907 гг. в России // Куда идет Россия? Власть. Личность. Общество. М.: МВШСЭН, 2000. С. 29–37; Островский А.В. С.Ю. Витте, М.А. Ушаков: К истории манифеста 17 октября 1905 г. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX–XX века: Сб. статей памяти В.С. Дякина и Ю.Б. Соловьева. СПб.: РАН, Институт российской истории, Санкт-Петербургский филиал, 1999. С. 364–374; Степанов С.А. Первый председатель Совета министров России: политический портрет Сергея Юльевича Витте // Вестник Российского университета дружбы народов. Cерия: Политология. 1999. № 1. С. 94–106 – и др.]. В центре моего внимания – репутация Витте, его действия в борьбе за общественное мнение в условиях революции и влияние этих действий на последующие репрезентации реформатора.

3.1. «Министр-клоун»: С.Ю. Витте в восприятии оппозиционной общественности во время революции 1905–1907 годов

21 октября 1905 года, вскоре после издания Манифеста 17 октября, министр решил провести переговоры с оппозицией и пригласить наиболее авторитетных ее представителей в правительство. В переговорах в итоге участвовали видные деятели либерально-земских кругов: председатель Московской губернской земской управы Ф.А. Головин, будущий лидер партии «Союз 17 октября» А.И. Гучков, профессор Московского университета Ф.Ф. Кокошкин, один из лидеров земского движения М.А. Стахович и др.

Витте имел все основания надеяться на поддержку своего политического курса, рассматривая манифест как серьезную уступку со стороны власти. К своему удивлению, он не услышал от делегации ничего, кроме неосуществимых в тех политических условиях лозунгов. Наиболее радикальные либеральные деятели требовали созвать Учредительное собрание на основе всеобщего избирательного права для выработки конституции и объявить политическую амнистию. Встреча разочаровала и делегатов: премьер дал понять, что власть считает эти шаги преждевременными.

В те же дни состоялась встреча Витте с П.Н. Милюковым, в ходе которой будущий лидер кадетов объяснил премьеру причину сдержанности общественных деятелей. «Общество знает ваше прошлое, и общество вам не верит, – заявил он. – Оно не знает того, на что вы имеете полномочия и на что не имеете. Но оно, естественно, опасается, что известные обществу деятели будут использованы только для прикрытия, как ширмы, за которыми будут делаться дела, которые общество одобрить не может». «Но как добиться доверия общества? – возражал граф Витте. – Ведь доверие это может быть получено только делами, а для того, чтобы дела эти были, уже нужно иметь общественное доверие и общественное действие?»[164 - Милюков П.Н. Воспоминания: В 2 т. М.: Современник, 1990. Т. 1. С. 361.] Милюков порекомендовал премьеру образовать временный кабинет, «деловое министерство», что тот и сделал[165 - Там же. С. 325.].

Были в обществе и те, кто полагал, что нужно постараться достигнуть согласия с правительством, невзирая на лица. В ноябре 1905 года на земско-городском съезде октябрист А.О. Немировский провозглашал: «Когда вспыхнул пожар, его надо тушить, не раздумывая над средствами. Не время заниматься оценкой деятельности графа Витте. Важно его положение, а не его личность. Нужно знать, что ему приходится вести войну на два фронта – и против реакции, и против крайних партий. Ему нужна поддержка со стороны общества, и мы должны ему дать эту поддержку»[166 - Цит. по: Власть и оппозиция: Российский политический процесс XX столетия. М.: РОССПЭН, 1995. С. 54.].

Устойчивая дурная репутация Витте усложняла ему задачу достигнуть взаимопонимания с оппозиционной общественностью. Недоверие к Витте испытывали и представители столичной бюрократии. Показательны воспоминания графа И.И. Толстого, которого Витте пригласил в свой кабинет на должность министра просвещения. Принять это предложение оказалось для графа Толстого совсем не легко: «Сам Витте внушал мне мало доверия: отдавая дань справедливости его уму и ловкости, мне казалось, что он должен быть человеком беспринципным, фальшивым и честолюбивым»[167 - Мемуары графа И.И. Толстого / Подгот. текста Л.И. Толстой. М.: Индрик, 2002. С. 36.].

Ситуация в стране осенью 1905 года была очень неспокойной. Параллельно с официальным правительством действовал Петербургский Совет рабочих депутатов, призывавший к неповиновению власти. В стране ширилось забастовочное движение, не прекращались беспорядки. Однако до конца ноября премьер не предпринимал энергичных мер по подавлению революционных волнений.

Многие полагали, что граф растерялся. А.С. Суворин в «Новом времени» затронул болезненный для премьера вопрос о противостоянии между его правительством и Советом рабочих депутатов, возглавляемым Г.С. Хрусталевым-Носарем: «Завтра эти “молодцы” арестуют графа Витте и посадят его в казематы Петропавловской крепости – ‹…› я нимало не удивлюсь»[168 - Суворин А.С. Маленькое письмо // Новое время. 1905. 8 ноября.]. Статья явно задела Витте за живое, потому что он упоминал о ней на страницах своих воспоминаний[169 - Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 266.].

Причину столь резкого отклика на злободневные политические события Суворин объяснил в одном из последующих фельетонов: «Меня спрашивают, ‹…› как я мог похвалить г. Хрусталева-Носаря, ‹…› когда он из кожи вон лез, чтобы разорить и пустить по миру Россию. Отвечаю. Потому что я не вижу на противной стороне людей, которые “из кожи вон бы лезли” для того, чтобы спасти Россию»[170 - Суворин А.С. Маленькое письмо // Новое время. 1905. 29 ноября.].

Высказался в беседе с великим князем Николаем Николаевичем по поводу этих статей Суворина и сам император: «Плохая у Витте печать… Даже “Новое время” и то поносит и отказывает ему в доверии». Суворин, узнав об этих словах Николая II, был уязвлен и передал Витте через его секретаря: «Мы ничего от правительства и его главы графа Витте, ничего, решительно ничего не требуем ‹…› пусть требуют разные там Милюковы, Гессены, Винаверы и Пропперы. Мы только высказываем наши сомнения в результатах нерешительности действий правительства…»[171 - Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте – первый председатель Совета министров Российской империи в воспоминаниях А.А. Спасского-Одынца // Английская набережная, 4: Ежегодник Санкт-Петербургского научного общества историков и архивистов. 1997 год. СПб.: Лики России, 1997. С. 325–342.]

К обсуждению этой темы подключился в ноябре 1905 года и М.О. Меньшиков: «Ропот против графа С.Ю. Витте слышишь теперь в большом обществе. Рассчитывали в его лице найти человека сильной воли, решительной, активной, между тем продолжается все та же эра казенных бумаг и казенных слов, и даже тон последних потерял остатки прежней уверенности. ‹…› Так или иначе, общество изумлено и напугано параличом власти, похожим на содействие ее врагам». Далее Меньшиков прибегал к ловкому тактическому приему: выразив мнение, широко распространенное в обществе, он при этом не задевал Витте лично и таким образом смягчал удар, нанесенный Сувориным. Заверяя публику, что продолжает верить в «государственный ум» премьер-министра, публицист писал: «Позволю себе в качестве догадки приписать ему хитроумный план, который, если удастся, назовут, может быть, гениальным, если не удастся – безумным»[172 - Меньшиков М.О. Письма к ближним: Два врага // Новое время. 1905. 11 ноября.].

Как следствие растерянности графа расценивал его действия и император. Николай II писал своей матери 10 ноября 1905 года: «…Не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка, прежде всего. Между тем действия кабинета Витте создают странное впечатление какой-то боязни и нерешительности»[173 - Цит. по: Мартынов С.Д. Государственный человек Витте. СПб.: Людовик, 2008. С. 415.].

В.А. Маклаков видел разгадку поведения Витте в его надеждах на активную поддержку со стороны либеральной общественности[174 - Цит. по: Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 526.]. Подобные мысли существовали и в окружении Витте, где, по утверждению чиновника министерства, П.П. Менделеева, считали, что «сокровенным желанием» премьера «было остаться главным исполнительным органом сильной, возможно менее ограниченной верховной власти и вместе с тем пользоваться доверчивой поддержкой русской общественности», и именно в этом была «его ошибка», ибо он хотел «примирить непримиримое»[175 - Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте и его время. С. 71.].

Чрезмерные надежды Витте возлагал на периодическую печать. Уже на следующий день после издания Манифеста 17 октября он пригласил в свой особняк ее представителей, «находя, что пресса может оказать наиболее существенное влияние на успокоение умов»[176 - Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 251.]. Встреча не оправдала ожиданий премьер-министра. Признавая «какой-то особый вид помешательства масс», Сергей Юльевич сделал малоутешительный вывод: «…для меня было ясно, что опереться на прессу невозможно и что пресса совершенно деморализована. Единственные газеты, которые не были деморализованы, – это крайние левые, но пресса эта открыто проповедовала архидемократическую республику ‹…› вся же правая [пресса. – Э.С.] поджала совсем хвост ‹…› замолкла и ожидала, куда судьба направит Россию». Итак, резюмировал Витте, «ожидать помощи от помутившейся прессы я не мог»[177 - Из архива С.Ю. Витте. Т. 2. С. 253.].

В оценке периодической печати с Витте был согласен и один из самых либеральных министров его кабинета, уже упомянутый граф И.И. Толстой. Отмечая передергивание фактов публицистами и лихость их оценок, он вспоминал: «Как “Русские ведомости” не стесняются правдой, когда нужно доказать превосходство кадетских предвзятых теорий, так “Новое время” лжет на каждом шагу, когда нужно окатить помоями инородцев…»[178 - Мемуары графа И.И. Толстого. С. 50–51.]

Витте продолжал пользоваться уже испытанными им ранее методами работы с прессой, которые в условиях цензурных послаблений не были, однако, столь же эффективными. Начальник Главного управления по делам печати А.В. Бельгард вспоминал, что в середине октября Сергей Юльевич обратился к нему с просьбой запретить одну из газет, в которой была помещена статья, порочащая честь правительства. «Тогда, – пишет Бельгард, – я понял, насколько граф не ориентируется в новой ситуации, когда прессу практически невозможно было контролировать»[179 - Бельгард А.В. Воспоминания / Вступ. ст., подгот. текста Е.Н. Андреевой; коммент. Г.М. Пономаревой, Т.К. Шор, Н.Г. Патрушевой. М.: Новое литературное обозрение, 2009. С. 259–260.].

В январе 1906 года на одном из заседаний правительства Витте жаловался членам Совета министров: когда он желает напечатать извещение или разъяснение существующих законов, ему приходится приложить немало усилий, чтобы найти, кто бы это напечатал[180 - Дейли Дж. Пресса в России (1906–1917) // Вопросы истории. 2001. № 10. С. 28.]. В таких условиях стала ясной необходимость создания официальной газеты, которая поясняла бы публике точку зрения правительства. Официальный «Правительственный вестник» для этих целей явно не подходил. В результате долгих обсуждений было решено издавать газету «Русское государство» под редакцией верного премьеру А.Н. Гурьева[181 - Деятельность Витте в борьбе за общественное мнение подробно изучена – см.: Лихоманов А.В. Борьба самодержавия за общественное мнение в 1905–1907 годах. С. 32–56.]. Уже в том же январе 1906 года выход «Русского государства» анонсировался в официальных изданиях империи. Но, вопреки широкой рекламе и серьезной подготовительной работе, с первых же дней выхода газеты возникли серьезные проблемы с ее распространением. 3 февраля Гурьев докладывал Бельгарду, что «за первым номером газеты никто из газетчиков не явился, несмотря на неоднократные предупреждения о предстоящем выходе. Несомненная злоумышленность явствует уже из того, что газетчики не брали издания даже даром, ссылаясь на отсутствие разрешения со стороны своих контор и старост»[182 - Там же. С. 46.].

Тогда же, в феврале 1906 года, А.В. Богданович записала в своем дневнике: «Новую газету “Русское государство” все считают безобразной газетой. Ее ведет Гурьев, протеже Витте; ассигновано, чтоб ее поставить, 600 тысяч рублей, сотрудники там – Колышко, Мамонов – все клевреты Витте»[183 - Богданович А.В. Три последних самодержца. С. 368.]. Степень участия графа в издании этой газеты действительно не была секретом, многие, в их числе и В.И. Ленин, справедливо оценивали «Русское государство» как «виттевский орган»[184 - Ленин В.И. Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905–1907 гг. // Ленин В.И. Полн. собр. соч. 5-е изд. М.: Политиздат, 1973. Т. 16. Июнь 1907 – март 1908. С. 311.].

Одно из стихотворений известного журналиста А.В. Амфитеатрова, имевших широкое хождение, было посвящено «Русскому государству»:

Хвален еси, сочинивший ны «Русское государство»!
Девять тысяч на завтраки, – что может быть слаще?
Восписуем же, братие, что – несть власти аще!
Девятьсот тысяч бюджета! – пляшите, зовите:
Славься сим, болярин, граф Сергей Юльевич Витте![185 - Цит. по: Амфитеатров А.В. Стихира бутербродная // Стихотворная сатира первой русской революции. С. 123.]

Эти стихи, судя по всему, были весьма популярны: в 1906 году их выпустили в Париже отдельной книгой[186 - Изначально данное стихотворение вместе с «Акафистом смутителю неподобному Сергию Каменноостровскому» было опубликовано в газете «Русь» 19 марта 1906 года и вызвало недовольство власти (см. подробнее: Стихотворная сатира первой русской революции. Комментарии. С. 507).].

Витте продолжал работать и с крупной печатью. По воспоминаниям его секретаря, А.А. Спасского-Одынца, Сергей Юльевич внимательно следил за текущими публикациями – российскими и иностранными: «В сводках обзора иностранной печати, которые подавались мною графу два раза в неделю, красный карандаш графа изображал то знаки вопроса, то восклицания, то пометку на газете: “Необходимо опровергнуть!”»[187 - Цит. по: Ганелин Р.Ш. С.Ю. Витте – первый председатель Совета министров. С. 329.]

Разуверившись в возможности мирного пути успокоения страны, Витте перешел к жесткому подавлению революции. В конце ноября 1905 года были арестованы члены Петербургского Совета рабочих депутатов, а в декабре – подавлено Московское вооруженное восстание. Подобный переворот тактики министра был воспринят либеральной общественностью как подтверждение его двуличности и лицемерия. Эта тема стала центральной для сатирических журналов конца 1905-го – 1906 года: