Что посеешь, то и пожнешь

– Только что получил шифровку из главного штаба ВМФ. Недалеко отсюда замечена неопознанная подводная лодка. Нам сообщают, что эта лодка, не останавливаясь, проследовала мимо, но подчеркивают, что постоянного наблюдения за лодкой они не вели.

Я подозвал Сергея и повторил слова командира лодки.

– Думаете, она могла утащить оба контейнера? – встрепенулся Сергей. – Но я не понимаю зачем.

– Если это контейнер с отходами, то вроде бы и незачем. А если там только оболочки контейнеров для маскировки, а начинка совсем иная, например, гидроакустические станции для наблюдения за нашими атомными подлодками…

– По крайней мере, в одном контейнере начинка должна быть радиоактивной. Могут подвести наши глаза, наши чувства, но счетчики Гейгера не обманешь.

– Радиоактивность еще не доказывает, что там отходы, – сказал командир и отвернулся. Видно было, что он не привык вести долгие споры.

Зато Сергей мог продолжать их бесконечно. Особенно он любил перебирать всевозможные варианты, которые плодились у него в голове, как кролики в Австралии.

– Погодите, но по отходам можно кое-что узнать и о технологии, и об используемых материалах, – сказал он, увлекаясь. – Это похоже на мусорную корзину, попавшую в руки к следователю. Может быть, хозяева этих контейнеров предпочитают, чтобы они не попали в наши руки?

– Вот именно! Это я и имел в виду, – многозначительно сказал командир. Сергей широко улыбнулся и махнул рукой:

– Да чего там гадать? Скорее всего, они лежат в тех же местах, а вы, командир, их не заметили: уж очень большая у вас лодка. Контейнер для нее – песчинка в пустыне. Спустимся на «Дельфине» и посмотрим, куда они делись. Как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз предположить.

По лицу командира было ясно видно, какие чувства он питает к человеку, который сомневается в технических возможностях его подводной лодки и тщательности работы, проделанной им и его командой.

– Я пойду с вами, – решительно заявил Растригин. – Мои ребята не могли не заметить эти контейнеры.

– Но троим в аппарате будет тесновато, – заметил я.

– Я обязательно пойду третьим, – повторил Растригин и поджал губы, показывая, что дальнейшая дискуссия отменяется.

Как только аппарат спустили на воду, Сергей открыл шторки всех иллюминаторов и для страховки включил экраны обзора.

– Наблюдайте, пожалуйста, за экранами, – предложил он командиру подлодки, – а на нашу с Алексом долю останутся иллюминаторы. Так мы наверняка ничего не упустим.

– Хорошо, – сказал командир, приникая взглядом к главному экрану.

Сергей вел аппарат медленно, манипулируя прожекторами, то усиливая, то уменьшая силу света. Одновременно он старался освещать дно под разными углами.

Мимо нас проплывали темные расщелины, уходящие в сумеречную мглу подводные равнины, скалы с красно-сине-зелеными коралловыми панно. Переливались пастельными тонами раскрывшие свои листья-щупальца анемоны. Некоторые места были относительно пустынными, в других резвились стайки маленьких рыб. Из темноты прямо на луч прожектора выплыли несколько стальных морских щук – барракуд. Открывая и закрывая пасти, усеянные большими острыми зубами, стая шла прямо на аппарат, будто собиралась испытать остроту своих зубов о его обшивку.

– Вот это хищницы! – восхищенно сказал Сергей. – Настоящие хозяева моря: идут на свет и ничего не боятся, хоть «добыча» явно для них великовата. Наше счастье, что металл и пластик им не по зубам.

Показалась знакомая скала.

– Это здесь, – почти одновременно сказали мы с Сергеем, увидев выступ, похожий на голову носорога.

Да, это был тот же выступ, та же скала, у подножия которой ничего не росло. Заметались лучи прожекторов, освещая белые меловые камни, песчаные островки, морских ежей. Но контейнера с радиоактивными отходами не было, хотя счетчик Гейгера отчетливо щелкал, показывая, что местность заражена и что мы не ошиблись, найдя место, где совсем недавно находился контейнер.

– Чтобы утащить контейнер, течение должно быть очень сильным, а приборы этого не доказывают, – бормотал Сергей, – вернее, они показывают вообще полное отсутствие какого-либо течения.

– Либо такое течение существует, либо подводная лодка не просто проследовала мимо, – сказал свое веское слово Растригин.

– Либо ни то, ни другое, – поддразнил его Сергей.

– Вы в армии были? – будто невзначай спросил его Растригин.

– Хотите сказать, что там бы из меня сделали человека? – рассмеялся Сергей. – Но это сейчас нашему делу не поможет.

Он довернул носовой прожектор чуточку влево.

– Стой, Сергей! Смотрите! – воскликнул я. – Видите след? Как будто кто-то и в самом деле тащил контейнер или просто что-то тяжелое. Впрочем, это могло быть и течение, если оно возникало под действием каких-то неизвестным нам сил и особенно если сила его непостоянна. Тут нужно поставить зонды и замерять скорость движения воды в течение суток. Как прибудем на базу, я постараюсь договориться с капитаном корабля.

– Но мы можем и сами поставить тут необходимые зонды, незачем нам обращаться к американцам, – заявил Растригин. – Но не мешало бы предварительно провести разведку и тщательный осмотр местности, используя водолазов, дрессированных животных, дельфинов.

– Правильно, капитан! – неожиданно похвалил его Сергей. – Как мне сказал Роберт, здесь неподалеку есть учебная база биоников, где они дрессируют дельфинов и морских львов в военных целях. Он по секрету сообщил, что на эту базу поселили вызванную им дрессировщицу и ее подопечных. Он сказал, что она русская. Пригласим эту даму с ее друзьями.

Что-то подсказало мне, что эту русскую даму я могу знать. Мне сразу вспомнилось «Шоу касаток» в Сан-Диего и дрессировщица морских львов, с которой меня познакомила Элен. Я отвернулся и прильнул к боковому иллюминатору.

Неожиданно я увидел его.

– Ребята, смотрите! Опять он! – крикнул я.

К батискафу подплывал осьминог. В луче света отчетливо было видно темное пятно там, где билось одно из трех сердец моллюска. Осьминог нисколько не маскировался, наоборот, окрасился в желтый цвет с поперечными черными полосами, словно хотел, чтобы его как можно быстрее заметили. Похоже было, что это наш знакомый, который заглядывал в иллюминатор аппарата при прошлой встрече. Он очень уверенно подплыл к центральному иллюминатору, заглянул в него, внимательно осмотрел нас с Сергеем и с любопытством остановил взгляд на новом члене экипажа – командире подводной лодки.

Растригин тоже с интересом уставился на него, так как видел такого осьминога впервые. Он пережил изумление, которое в свое время испытали мы с Сергеем. Впрочем, и на нас опять подействовали эти огромные, почти человеческие по выразительности глаза.

– Я думаю, что настоящие глаза у него значительно меньше, – попытался разрядить обстановку и отвлечь нас Сергей, – но вокруг глаз у осьминогов расположены кольцами ряды красящих клеток – хроматофор. И он может в минуту опасности придавать им различную окраску и тем самым зрительно увеличивать размер своих глаз, пугая врагов.

– Какого бы размера ни были у октопуса глаза, они очень зоркие, – вспомнил я совершенно не к месту. Как и всякий дилетант, я очень любил употреблять специальные латинские названия. – С ними могут сравняться, кроме человеческих, только глаза кошек и хищных птиц.

– Вы тоже ученый? – уважительно спросил у меня Растригин.

Я промолчал. Пожалуй, я бы теперь и сам не смог точно определить свою профессию. Электромеханик по образованию, я почти не бывал на лекциях по теоретической механике и сопромату и, естественно, вскоре забыл за ненадобностью даже те жалкие знания, которыми запасался в ночь перед экзаменами. Зато моя голова была забита самыми разнообразными знаниями по электронике и биологии, теологии и медицине, приборостроению и криминалистике, геологии и физике моря, космонавтике и столярному делу. Я когда-то владел приемами самбо и имел первый разряд по стрельбе из пистолета, занимался дайвингом и подводной охотой, считался одним из лучших специалистов в городе по резьбе по дереву. Я свободно владел несколькими европейскими языками и быстрее и точнее любого переводчика переводил специальные технические тексты, имел профессиональные водительские права на все виды наземного и водного транспорта, ходил с альпинистами на Демерджи и мечтал побывать на Эвересте.

Помимо всего прочего, я когда-то неплохо пел, аккомпанируя себе на шестиструнной гитаре, и даже пытался сам сочинять, а вернее, переделывать популярные песенки. Я регулярно печатался в специальных изданиях, но только несколько раз мои статьи публиковались в открытой печати. Я сам считал себя журналистом и, как каждый журналист, очень надеялся, что когда-нибудь мне встретится настоящий сенсационный материал и я смогу написать полноценную книгу, а не рассказики для стенгазеты.

И вот теперь казалось, что моя мечта близка к осуществлению. Я умолял судьбу, чтобы контейнеры не просто унесло течением, а чтобы их похитили те, кто хотел скрыть свою деятельность в этом регионе, и чтобы эти осьминоги оказались пусть не разумными существами, но хотя бы представителями нового, совершенно неизвестного науке вида…

Между тем осьминог не отплывал от иллюминатора. Он внимательно наблюдал за действиями людей. Растригин, видимо, перестал интересовать его. И все чаще осьминог останавливал взгляд на Сергее. Особенно внимательно он следил за ним, когда Сергей включал и выключал приборы или работал джойстиком управления аппаратом. В такие моменты восьминогий гость буквально взрывался всеми оттенками цветовой гаммы и покрывался различными рисунками от зеленого к салатному, желтому, оранжевому, розовому, красному. Он покрывался пятнами, становился полосатым вдоль, потом поперек, потом покрывался рисунками в клеточку, которые плавно переходили в горошек.

– Жаль, что при этих условиях освещения мы не можем наблюдать всех тончайших оттенков, – сказал Сергей, – а их десятки, может, и сотни. Но свет прожекторов, даже у нашего аппарата, еще далек от совершенства, мы не можем регулировать световую температуру их лучей. А закаленное стекло наших иллюминаторов также не идеально передает внешние цвета. Зато оно имеет большой запас прочности и выдерживает такое давление, при котором обычное стекло превращается в порошок.

Прочность закаленного стекла мы вскоре оценили по достоинству. Осьминог на некоторое время исчез из поля зрения, а затем вдруг послышались сильные удары по корпусу аппарата. Прежде чем мы опомнились и поняли, в чем дело, в иллюминаторе показалось щупальце осьминога, размахивающее большим камнем. С методичностью и быстротой ручного пулемета камень забарабанил в окошко.

Сергей потянул ручку джойстика на себя, бросая аппарат круто вверх, потом вправо, влево. Потом опять вниз и снова вверх. У меня, не привыкшего к таким качелям, неприятно засосало под ложечкой. Но осьминог не отставал. Он, видно, плотно, как рыба-прилипала к акуле, присосался к аппарату и совершал все виражи вместе с ним, при этом не прерывая своего занятия.

– Он, кажется, хочет познакомиться с нами поближе, – пошутил я, когда понял, что сокрушить «Дельфин» осьминог не в состоянии.

– Выключите свет в салоне! – приказным тоном произнес Растригин. Как человек военный он понял, что настала такая минута, когда следует переходить к решительным действиям.

Но на Сергея это не произвело ни малейшего впечатления, он даже решил пошутить: