– Жутковато, не находишь? Будь у тебя в подвале труп той невесты, это было бы рассказано всем? – я говорю это, не обдумав, не узнавая себя.
– У меня нет трупа невесты. Кто-то любит исчезать до того, как я мог бы успеть сделать приятное предложение, – серьезно говорит он.
– Значит, это был не твой человек, не переживай. – Хлопаю его по плечу и прохожу в кухню, стены которой оклеены оранжевыми обоями в ослепляющих подсолнухах. Мозаика на стенах синего цвета не гармонирует ни с чем, она будто прилеплена сюда нечаянно. Как клякса посреди этой белиберды на стенах и потолке. Не знаю, каким словом назвать весь этот дизайнерский шик, не обидев присутствующих. Но это безвкусица. Как и шумный район. Я пытаюсь собраться с силами и сказать то, о чем думаю. Надо покинуть это место и найти нечто более подходящее. И будто чувствуя мою неуверенность, передо мной возникает Эрнесто со стаканом в руке.
– Андреа, люди, живущие здесь, не способны на осуждение, не умеют завидовать и не станут злорадствовать, они всегда рады помочь, поддержать, посмеяться и поплакать вместе с тобой или над тобой, если ты позволишь. Поверь мне, ты научишься быть вновь жизнерадостной. Пару недель и все будет замечательно. – Он предлагает мне свой локоть, выставляя его вперед, чтобы я смогла зацепиться за него. – Я положил твою сумку в хорошей комнате. Тебе она понравится.
Мы поднимаемся по винтовой лестнице, и он ведет меня по коридору мимо двух других дверей, в самый конец. Деревянная дверь открывается, как только он надавливает на металлическую ручку. Наполненная искусственным светом, комната чем-то напоминает мою в доме родителей. Отдаленно. Нежно-сиреневые стены, несколько нейтральных картин, широкая кровать, укрытая пледом ручной работы, и подушки, которых не счесть. Можно устроить себе укрытие из них при желании. Плетеная мебель, стоящая у дальней стены, с пузатой синей вазой, наполненной цветами, которые я видела растущими вдоль дорожки. Эрнесто раскрывает воздушные, белоснежные тюли и двери, ведущие на широкий балкон. В комнату мгновенно врывается удушающая духота и шум с улицы.
– Это задний двор, ночью здесь очень тихо, и всегда дует прохладный ветер. Возьмешь с собой мятный чай и будешь наблюдать за огнями центральных улиц. – Доброта, звучащая в его голосе, заполняет постепенно мое сердце, заставляя его медленно таять.
– В стране вечного солнца, музыкальных людей, шумных детей, ароматного кофе и свежих сочных фруктов, – спокойно говорю я, наблюдая, как в доме напротив, на балконе сидит пожилая женщина, а рядом с ней ребенок, энергично размахивающий руками. – Я так хотела посмотреть эту страну, ощутить, насколько здесь все замечательно, когда были живы родители. После всех рассказов мне не терпелось погрузиться как можно скорее в эту атмосферу. А теперь, оставшись без них, я не знаю, как сбежать от всего и в тоже самое время оставить в памяти о них хоть что-то. Почему так?
– Надо спокойно отпускать своих родственников к Богу. Нам с детства объясняют, что именно надо ценить при жизни. Ты придешь к этому, корасон. Дай немного времени. – Он протягивает мне конфетку, вытащив ее из круглой стеклянной вазочки, стоящей на столике.
Я раскрываю шелестящую обертку и отправляю конфету в рот, у меня неожиданно появляются слезы из глаз от остроты, попытавшись выплюнуть ее раньше, чем она обожжет мой рот, я нечаянно раскусываю середину. С удовольствием пробую странный и очень непривычный вкус, от которого невозможно остановиться смаковать. Вытираю выступившие из глаз слезы и широко улыбаюсь от новых ощущений.
– Конфетки чили. С ума сойти! – восклицаю я. – Чувствую, Мексика меня еще удивит.
– Не сомневайся. – Мужчина выходит из комнаты, оставляя меня в одиночестве стоять на балконе.
Может, стоит попробовать окунуться в жизнь местных жителей. Провести время с пользой, начать жить.
Глава 3
Каждое пробуждение по-своему прекрасно, будь оно высоко в горах, когда громкий крик птицы будит тебя, или в палаточном лагере, разбитый в джунглях, – звуки природы ласкают ухо, и есть в этом определенная сладость. Но сейчас я уже битый час зажимала свою голову маленькими подушками, хаотично раскиданными по кровати. Эти звуки невозможно было заглушить ничем. Откидываю подушки в стороны, устремив свой взгляд в белоснежный потолок, убираю длинные пряди от лица и смотрю в пустоту. Я сейчас чувствую себя на пытках инквизиции – духота, детские визги, будто раздающиеся откуда-то снизу, и монотонный стук то и дело захлопывающейся и открывающейся двери. Два часа, что можно делать два долбаных часа с этой чертовой дверью?
Отбрасываю в сторону тонкую ткань простыни и соскакиваю с кровати, ногами моментально нахожу мягкие тапочки, подтягиваю пижамные штаны, даже не думая надевать белье под тонкий топ. Гневно размахивая руками, я спускаюсь, громко топая по лестнице. Древесина жалобно стонет от моей поступи, разъяренная и раздраженная пролетаю мимо огромного зеркала, висящего в широком квадратном холле, усыпанном барахлом в виде ненужных никому ваз, картин, шкафчиков и статуэток. Меня дико раздражают растрепавшиеся волосы, и я дергаю головой, как одержимая дьяволом, пытаясь убрать их с лица.
Моя агрессивно настроенная личность требует объяснений и желательно смерти того, кто устроил это безобразие. Причем я вполне готова оказаться тем, кто приступит к расчленению.
– Добрый день, сеньора. – Химена сидит в кухне, склонившись над цветастой кастрюлей, и чистит авокадо. – Я сейчас приготовлю ваш завтрак.
– Я, конечно, извиняюсь, но хочу понять, какого черта здесь происходит? – резко отвечаю, и меня подталкивают сзади в плечо, отступаю в сторону, пропуская Эрнесто, проходящего с множеством пакетов в руках. – По моей голове словно слоны топтались все утро. Где обещанная тишина?
– Рад, что ты оценила по достоинству то, что тебя никто не разбудил раньше. – Он поднимает на меня глаза, которые тут же округляются от удивления. – Такой я тебя еще не видел.
– Ты это специально делал? – Он отворачивается от меня и начинает раскладывать на столе купленные продукты. – Прости, Химена, это, правда, все слишком. – Женщина уже суетится около кухонной плиты, я подсаживаюсь за стол, убирая волосы за спину, чтобы не мешали.
– Специально сделал что? Я только приехал, а детишки просыпаются рано. Неужели ты в своих поездках была в идеальной тишине? – предполагает он скептически, отбирает у меня мандарин, указывая себе за спину. – Завтрак, потом у нас с тобой есть дела. Мне нужна твоя помощь.
Я выглядываю из-за него, качнувшись в сторону, и смотрю на ингредиенты, отправляющиеся в сковороду. Чили, он везде, мой желудок не скажет мне спасибо, а кишки будут гореть, как в аду. Дверь со всей дури ударяется так, что у меня спадают тапочки от неожиданности. Я оглядываюсь по сторонам в поисках Кэрри, которая еще не спустилась, но вижу в проходе кое-кого другого. Разворачиваюсь всем телом к маленькому оборванцу, зацепившись вновь надетыми тапочками за перекладину на стуле. Немного сгорбившись, опираюсь руками на свои колени и приподнимаю брови в вопросе. Смуглый мальчонка, лет шесть на вид, черные волосы, как и у всех жителей этого городка, и проницательный взгляд глаз цвета угля. Он не ожидал увидеть меня здесь – его расслабленная поза тут же принимает оборонную стойку. Он складывает руки на груди и опирается о косяк, мне в наглую подмигивая и вытягивая губы трубочкой.
– Ну, наконец-то, чика. Сколько уже можно ждать, когда ты проснешься? – писклявым детским голосом он обращается ко мне, вытаскивая из грязного кармана футболки что-то похожее на ромашку.
Мое раздражение улетучивается, я нервно хватаюсь сначала за край стула, затем, смутившись своего внешнего вида, привычно трогаю волосы, забыв о тонком топе, надетом на голую грудь. Хаотично хватаюсь за какие-то тряпки, продукты и все, что лежало на столе, наконец, скрещиваю руки на груди и вытягиваюсь в струнку.
– Не нервничай, детка. Я подожду, пока ты покушаешь, буду рад, если и меня угостишь. – Он идет ко мне, вытянув перед собой помятый цветок.
Где-то внутри себя я визжу девчачьим голосом, все мои прежние представления о детях улетучились, сменившись паникой. Тысячи маленьких меня бегают в черепной коробке, сталкиваясь в полуобморочном состоянии от незнания, что сейчас делать. Я приподнимаю подбородок, со стороны все наверняка комично, киваю мелкому оборванцу, и в одном тапочке убегаю с кухни, проносясь мимо ребенка. Лестниц будто стало намного больше, чем в момент, когда я спускалась, добравшись до своей комнаты, я запираю ее на замок и оглядываю комнату с огромными глазами. Что это такое было?!
Стук в дверь отвлекает меня от мыслей, и я прикладываю ухо, вжавшись в хлипкое деревянное полотно. Звук повторяется снова, я затаилась, не зная, что и думать.
– Андреа, это я, – с весельем в голосе произносит Кэрри, приоткрываю дверь, затащив ее внутрь комнаты за руку. – Ты прячешься от малыша? Ты будто бежала от чудовища.
– Ничего удивительного. Я пришла вниз растерзать того, кто не давал мне спать, а оказалось, что там маленький наглец пришел флиртовать со мной. – Снимаю с себя топ, вытаскиваю первый попавшийся бюстгальтер и надеваю его. – На мне даже не было нижнего белья!
– То есть то, что там был Эрнесто и его тетя, тебя не смутило, а чумазый детёныш заставил тебя сверкать пятками, как полоумную? – Она подает мне легкие штаны-бананы и начинает крутиться перед зеркалом.
– Считаешь, что мне стоит извиниться? – Я с трудом сама понимаю свою реакцию. – Он застал меня врасплох, ничего не смогла с собой поделать.
– Прекрати дурить. Одиночество никому не к лицу. Надо будет показать тебе местный базар, там много интересного. Я влюблена в их колорит. – Кэрри машет, будто не имеет никакого значения мое поведение и все то, что произошло. На ее шее появились веревки, усыпанные маленькими медальонами с разными символиками. Я настолько вымоталась с дороги, что, видимо, пропустила все, что произошло сегодня и вчера вечером.
Беру за края простынь и аккуратно заправляю кровать, распределяю подушки и выравниваю покрывала. Прохожу мимо резного комода, скорей всего очередная реликвия семьи, беру расческу и собираю волосы в аккуратный хвост. Наконец сосредотачиваюсь на двери, мне отчего-то страшно двигаться с места. Что, если этот ребенок все еще там, и что у него сейчас в голове после моего идиотского поведения? Кэрри открывает двери и ожидает моих последующих действий, приглашая на выход. Мы медленно спускаемся с лестницы, и я останавливаюсь в дверном проеме, снова столкнувшись с пытливым взглядом детских глаз. Убрав за ухо выбившуюся прядь, подхожу к своему месту, которое теперь рядом с мальчишкой, и сажусь неестественно прямо. Кэрри, Эрнесто и Химена переглядываются, пока я кошусь на ребенка.
– Я Матео. И уже поговорил с Эрнесто, он сказал, что ты с ним не спишь, поэтому я продолжу с тобой встречаться, – серьезно говорит мальчик, Кэрри прыскает от смеха, я расслабляюсь, понимая, что это обычная детская игра.
Все настороженно смотрят на меня, по сути, это моя новая ступень в жизни, психологический тренинг, препятствие, и то, как я его преодолею, покажет, смогу ли двигаться дальше. Я поднимаю взгляд от полностью опустошенной тарелки, видимо, это мой бывший завтрак, и то, как он сглатывает при виде моей очередной порции, напрягает. Я видела эти глаза и раньше, когда ноздри, едва уловив запах пищи, начинали трепетать, рот наполнялся слюной, и ты готов был душу продать за кусочек пищи, стоящей на столе.
Беру вилку, все еще опасливо наблюдая за мальчиком. Его одежда в нескольких местах порванная, покрытая грязными застарелыми пятнами, засаленные волосы торчат в разные стороны тонкими пружинками. Матео пытается сосредоточиться только на мне, делая вид, что не хочет есть.
– Меня зовут Андреа, и я хочу поделиться с тобой своим завтраком, – говорю я и двигаю тарелку так, чтобы она стояла между нами. – Ты разделишь со мной пищу и пообещаешь больше никогда не шуметь с утра?
Он будто просит разрешение у остальных людей, находящихся в комнате, пока я накалываю на вилку кусочек копченой колбаски и яйцо.
– Обещаю, грасияс, – благодарит он меня. – Честное слово! – Его плечи расслабляются, как только из его уст произносятся слова, он тут же бодро наполняет рот, активно закидывая острую пищу. Я даже ловлю себя на том, что переживаю от того, что он глотает ее, не пережевывая. Химена подает мне стакан молока, который я тут же передаю ребенку. Вилка, все еще зажатая в моих пальцах, бестолково свисает на фалангах, убираю ее в сторону и беру из чашки яблоко.
– Откуда ты? – как только он заканчивает, я задаю вопрос, показывая, чтобы на стол поставили выпечку.
– На следующей улице живу. Наши окна напротив. – Ребенок откусывает пышную булочку, щедро политую карамелью. – Играл вчера перед вашим домом и встретил тебя.
Ему кажется это прекрасным объяснением того, почему он находится рядом со мной. Эрнесто подает мне свежий кофе, приготовленный в турке, бросаю кусочек тростникового сахара. Ложка замирает в пальцах, когда я ощущаю, что мне очень комфортно с Матео. Совсем как с Грантом… К черту.
– Твои родители на работе? – Он отрицательно качает головой, я слегка наклоняюсь.
– У меня только мама и бабушка. Отца давно уже нет. Но мы скоро с ним увидимся, – радость, с которой он это говорит, поражает. Ребенок вроде как рад походу на кладбище и смерти? – Ты же будешь здесь еще долго? Подождешь, пока мы с Хуаном разыграем мяч? – Я киваю ему с улыбкой. – Спасибо за еду. – Матео встает из-за стола и убегает прочь, будто его здесь и не было.
– Сделаем вид, что ничего не было. – Я впиваюсь в кружку с горячим кофе и, чуть не обжигаясь, отпиваю. Кэрри вздыхает, и я строго смотрю на нее. – Никаких высказываний. Он просто хотел поесть и все. И это не начало моей дружбы с оболтусом. И я все еще зла! Да!
Дверь снова хлопает со всей дури, я подпрыгиваю на стуле, пролив кофе себе на грудь. Зашипев от боли, с перекошенным от ярости лицом, я поворачиваюсь, чтобы увидеть милого мальчишку, сжимающего в трясущихся пальцах цветы, с корней которых падает на напольную плитку земля. Он подходит ко мне, убирает из моих рук кружку и вручает цветы со счастливой улыбкой на лице.
– Моя сеньора, – благоговейно произносит он, посылает мне воздушный поцелуй и убегает на улицу, привычно хлопнув дверью.
Кладу на стол цветы, осыпая все вокруг землей, и тереблю лепестки роз, пахнущих спелой малиной.
– У твоего Меллона никогда не было шанса, – как только Кэрри говорит это, то тут же прикрывает рот, поймав мой уничтожающий взгляд.
– Грант Меллон? Это тот, на которого ты меня променяла? – доносится голос Эрнесто, заставляя его тетю нарочито громко вздохнуть.