Случайная тайна от олигарха

Позволяю сорвать с себя все, что встало на пути мужчины к трепещущей плоти. Во мне просыпается какая-то женская гордость за себя, за то, что могу свести с ума, заставить дрожать от нетерпения это крупного сильного мужчину. Прикусываю нижнюю губу, когда слышу звук поспешно расстегиваемой на джинсах молнии. По шороху понимаю, что Садулаев избавился от штанов и они больше не преграда. Прежде, чем успею испугаться или передумать, он ложится сверху и ставит локти по обе стороны от моей головы, чтобы не придавить своим весом. Все! В ловушке. В сладком плену… Затем следует безумный нежно-сладостный поцелуй, от которого слетают все барьеры и запреты. Хаотично глажу широкую спину, царапаю гладкую кожу. Как хорошо! Разве так бывает?! В голову приходит дурная мысль: и почему я раньше этого не сделала? Если бы только я знала… Голова мечется по подушке. Длинные темные пряди моих волос рекой растекаются по белоснежной наволочке. Мысли уже давно уплыли, покинули мое разгоряченное тело, на котором так искусно «играет» Садулаев. Он словно виртуозный музыкант, перебирающий струны гитары, дразнит и изучает опытными пальцами каждую частичку моего тела.

– Еще! – молю. – Только не останавливайся!

Ещё одно мгновение сладкого дурмана и меня как будто скидывают с небес на грешную землю. Сильная резкая боль растекается по бёдрам, поднимаясь вверх к животу. Она заставляет задохнуться. Вскрикиваю в шоке, лихорадочно пытаясь выбраться из крепких объятий, что уже кажутся медвежьим капканом. Он не дает двинуться, продолжая «пытать» своей любовью, что так восхваляют в фильмах. Несколько минут боли растягиваются в бесконечный ад. Когда пытка окончена, я почти плачу от облегчения. Пытаюсь вновь оттолкнуть мужчину, но он не сдвигается и на миллиметр.

– Подожди, милая, а то будет больнее, – слышится наконец сквозь мои стенания хриплый обеспокоенный голос Давида. – Глупышка! Почему не сказала мне, что девственница? – в голосе мужчины отчетливо слышно сожаление.

Между тем, я успеваю чутко уловить и что-то похожее на гордость. То, что стал первым… Единственным завоевателем этой неприступной крепости. Реальность, словно бетонная плита, с размаху обрушивается на меня сверху. Даже откуда-то берутся силы, чтобы достаточно ощутимо ударить кулачком по широкому неподатливому плечу. Все, что мне хочется в этом момент, чтобы эта махина слезла меня и избавила от раздирающей боли.

– Пусти меня!

На смену шоку приходит осознание катастрофы случившегося. Тянусь к выключателю. Комнату заполняет мягкий тёплый свет. Замираю у изголовья кровати, смотрю затравленным зверьком. Глаза размером с блюдца направлены на… Давида Садулаева. Чёрные, слово у самого дьявола, глаза глядят на меня настороженно, словно не зная, чего ожидать. Длинные смоляные ресницы дрогнули, и взгляд мужчины переместился с лица на мою грудь. Тяжело дыша, дёргаю на себя простынь нежно-кремового цвета, чтобы хоть как-то прикрыть дрожащее от пережитого тело от горящего взгляда Садулаева.

– Ты… ты… – с саднящих, искусанных до крови губ слетают

возмущённые нечленораздельные звуки.

Не могу взять себя в руки. Меня буквально трясет! Не получается протолкнуть и на миллиметр ком обиды и возмущения в горле. Так глупо отдала свой «цветочек»! Еще и этому… гаду! Мирьям Юсупова, ты дура! Нет, трижды дура! А он, он…

– Сволочь! – злые слезы брызжут из глаз, щеки лихорадочно горят, заливаясь алой краской.

– Ты сама хотела, – на широких скулах напрягаются желваки. – Вот не надо только меня обвинять в своих желаниях, крошка, – грубит это наглое животное, с идеальным лицом и такой гадкой подлой душой!

Он совершенно не стесняется своей наготы. Расслабленно откинувшись на подушки, продолжает разглядывать меня, словно я – его собственность!

– Не правда! – истерично кричу, презрительно кривя губы. – Я думала, что со мной Максим. Понятно тебе?

Давид дергается так, словно получил пощечину. Взгляд становится острым, как осколок стекла – того и гляди порежет, исполосует. Лицо кривится в раздражении. Ему не нравится, что я упомянула имя его младшего брата.

– Врешь, дрянная девчонка! – злится Садулаев, почти теряя свое хваленое хладнокровие.

Поза больше не такая расслабленная, как прежде. Так тебе, козел! Приоткрывает белоснежные зубы в едкой улыбке.

– Молила меня, просила не останавливаться, – уголок губ насмешливо кривится. – Звала по имени!

– Я была не в себе! – зажимаю уши, чтобы не слышать его хриплый баритон.

Простынь падает на пол, вновь открывая взгляду Давида мое нагое тело. Опомнившись, подбираю ее и, словно защищаясь, выставляю вперёд ладонь, а другой прижимаю простынь к груди. Всхлипываю жалобно, ощущая тупую накатывающую боль.

– Какая же ты сволочь!

Давид лениво приподнимает соболиную бровь.

– Ты злишься, моя кошечка, потому что не получила желаемое.

Я смотрю на Садулаева, широко раскрыв глаза. Он что, издевается?! Да я… я убью его!

– Иди ко мне, Мирьям, я улажу это недоразумение.

Наклоняюсь вперед и сквозь слезы цежу:

– Я все расскажу отцу! – угрожаю, сканируя его лицо, с надеждой найти там хоть небольшой намек на страх, хоть толику раскаянья.

Вместо ожидаемого мною, этот невыносимый человек хрипло смеется. Смотрит на меня собственническим взглядом, словно лаская, гладя против шерсти.

– Тогда наша свадьба состоится еще быстрее. Отличный план, моя кошечка. Одобряю, – хвалит насмешливо Давид. В черных глазах плещется ничем не прикрытое веселье.

– Ненавижу! – крылья носа раздуваются.

Я вся трепещу от злости. В первую очередь на себя, из-за своей глупости. Сама себе вырыла яму! Давид прав, если отец узнает, нас тут же поженят. Боже! Дура!

– Не понимаю откуда такая ненависть ко мне, Мирьям? – впервые голос Давида серьёзный. В нем слышится что-то похожее на…

Обрываю себя. Такие, как он, не могут испытывать человеческие чувства. Чертова равнодушная машина!

– Ты станешь моей женой и…

– Не стану! – запальчиво шиплю, вскакивая с большой двуспальной кровати.

Двигаюсь боком, словно краб, в сторону стула, на котором повисло скомканное до безобразия черное коктейльное платье. С досадой прикусив губу, нахожу взглядом на полу лишь только один чулок. Вспыхнув, наконец, замечаю возле мускулистой ноги Давида черный кусочек ткани. А вот и второй… Лучше отрублю себе руку, чем подойду к нему ближе!

Будто наслаждаясь моим смущением, Давид не сводит с меня глаз.

– Мирьям?

Рассерженно сверкаю глазами. Один его голос выводит меня из себя!

– Что еще?

Давид прищуривает глаза, будто довольный кот, наевшийся сливок. Руки закинуты за голову, мускулистые бедра прикрывает лишь токая ткань простыни.

– Позвони мне сразу, как только узнаешь.

– Что узнаю? – словно предчувствуя катастрофу, напрягаюсь всем телом. Смотрю на него настороженно, не понимая, о чем вообще идет речь. По-любому сейчас скажет какую-то гадость.

– Если забеременеешь.

Смотрю на него, открыв рот, не веря своим ушам. Мне кажется, еще чуть-чуть и я задохнусь, словно рыба, выброшенная на берег. О, нет! Только не это! Я погибла…

– Как ты мог?! – мне хочется кинуться вперед и выцарапать эти наглые дьявольские глаза.

Но я не делаю этого. Что-то подсказывает мне, что второй раз этот мужчина не позволит мне покинуть постель. Натягиваю поспешно платье, хватаю в руку туфли на огромной «шпильке». Уже возле двери слышу хрипловатый голос:

– Ты оказалась такая сладенькая. Прости, крошка, я не удержался.

Меня будто ударили хлыстом по обнаженной спине, заставляя поспешно дернуть на себя ручку двери. Выскакивая в коридор, напоследок кидаю хлесткое «ненавижу»

– Беги, трусиха! Только вот от своих желаний далеко не убежишь, Мирьям. Ты моя!