Охота на неприятности. (Полина и Измайлов)

– Вот вы, Елена Олеговна, и дома, – констатировал Леша.

Я очнулась. И, не приходя в сознание Полины Данилиной, сказала:

– Нет, не дома. Тут живет подруга. У нее пока мои вещи, поэтому и ездим сюда. Я сняла квартиру. Как только наведу в ней порядок, сразу переберусь.

– Ну вот, а я, как дурак, дорогу запоминал.

– Кому повредила тренировка зрительной памяти? Надо полагать, через несколько дней госпожа Сереброва научится обходиться без моих услуг, и я пересяду в метро. Так что вам, Леша, не придется изучать новый маршрут.

– Не знаю, не знаю, – засомневался водитель. – У нас сразу проездной выдают. А раз не выдали, значит, имеете право на дежурную машину.

– Дежурную?

– Ну да. Есть персональные – у руководства. И две дежурные, которые возят по два-три человека в офис, из офиса. И днем, кого куда пошлют.

– Ладно, разберемся.

Мы уточнили время утренней встречи – неведомо когда, после звонка Ирины – и расстались.

До прихода полковника Измайлова я успела позвонить Градову и отрапортовать о состоянии тела и духа вдовы, перевести жуткое описание какого-то пресса, поминутно благословляя словари в Интернете, потому что печатного технического у меня не было, и отослать перевод по электронной почте. Потом вспомнила все известные анекдоты про толмачей и их профессиональные шутки и приколы. Они показались не смешными, а грустными. Мне явно не доставало станкостроительного образования. А ведь Градов загрузил меня по минимуму – его слова. Про максимум и думать не хотелось, но, как водится, только о нем и думалось.

4

Спас меня, разумеется, Виктор Николаевич Измайлов. За то и люблю, не дает пропасть. Он вернулся из управления таким расстроенным и злым, что собственное настроение я сочла превосходным. И даже сумела улыбнуться.

– Порадуешь чем-нибудь? – еще больше насупился Вик.

Неужели он приписывает растягивание углов моих губ в стороны и вверх дурным наклонностям? Я же не упиваюсь на самом деле тем, что ему хуже, чем мне?

– Разве что доступностью фигурантов, милый. Обычно я кичилась отличным от твоего подходом к любому убийству. И говорила, будто вы три четверти времени расследования бездействуете. За это, похоже, и наказана. Веришь ли, впервые ума не приложу, чем заняться в центре событий. Перечисли, что тебе надо выяснить. Обещаю попытаться.

– Всего-то? – поразился матерый убойщик.

– Извини. Правда, не знаю, с чего начать. Интуиция, сволочь, молчит.

И я описала ему свой день без прикрас. Под тягостное мое повествование Измайлов запамятовал о том, что убийство Сереброва – запретная тема. И в ответном слове немного осветил ход расследования. Из сочувствия ко мне он бы, наверное, прибавил огня, да его не было. У меня создалось впечатление, что гениальный сыскарь зажег последнюю спичку, чтобы еще раз оглядеть тупик. Заодно и я убедилась – впереди выхода к истине нет.

Николай Николаевич Серебров родился в Москве в 1973 году. Окончил «Плешку», пять лет владел и руководил агентством по продаже недвижимости. Как ни тужился, оно осталось мелким. Потому что не те методы избирал: выкупал квартиры у стариков, когда другие попросту отнимали, приобретал однокомнатные в первых «элитных комплексах», которым не суждено было быть возведенными, и при расселении коммуналок не подпаивал жильцов, чтобы те подмахнули согласие переехать в малометражки на границе с областью, а то и в ней. Какой уж тут барыш. Тем не менее, его скромное детище попалось на завидущие глаза конкурентам, а потом перешло в их загребущие руки.

Я привычно возмутилась.

– Не переживай, детка. Итогом деятельности стала отличная квартира в центре для самого Сереброва, – усмехнулся полковник. – А также дача и два гаража. Сейчас все это стоит больше миллиона долларов.

– Рассуждаешь, как обыватель, Вик. Не знай я, что ты на самом деле не такой, разочаровалась бы.

– А ты, Поленька, пугаешь меня готовностью номер один удариться в слезы из-за хода естественного отбора в бизнесе, – парировал Измайлов.

Я сама себя такую боялась. Поэтому скоренько отползла в окоп бытовухи:

– Родственников Серебров обеспечил? Может, они его убили, чтобы завладеть гаражом или дачей?

– Он – единственный ребенок в семье двух детдомовцев. Мать умерла, когда сын заканчивал институт. Отец с горя запил. Серебров с ним разругался и на какое-то время перебрался к любовнице. Чем, кажется, невольно способствовал укреплению романа с бутылкой. Осознал свою ошибку, вернулся под отчий кров, откуда его вышвырнул незнакомый бугай. Правда, перед тем, как наподдать на лестничной площадке, снабдил адресом конуры у черта на куличках. Там его встретил невменяемый папа, который той же ночью сбежал за водкой и попал под грузовик. Серебров пытался подавать в суд. Но на него напали хулиганы. И отбили желание искать справедливость. Банальная история.

Я не согласилась. Заняться после такого потрясения куплей-продажей недвижимости – решение нестандартное.

– Для мужчины логичное, – уперся Вик.

– Значит, нервы у Николая Николаевича были крепкие.

Измайлов погрозил мне пальцем, дескать, не торопись. Этот игривый жест меня не обманул. Продолжение рассказа не сулило дельных версий.

Лишившись агентства, Серебров с полгода искал работу, навещая знакомых. Однажды забрел к сокурснику Володе Градову. Тот ошалело выбирал, в какой из нескольких одинаковой стоимости и изношенности оборудования, но производивших совершенно разную продукцию заводиков, вложить нажитые торговлишкой деньги. Или плюнуть на станки и превратить торговлишку в торговлю? Серебров порассуждал вслух и ушел. Градов, не мудрствуя – сил уже не было, заключил сделку. Вскоре позвонил и мрачно сказал:

– Я из-за тебя заварил какую-то непонятную кашу. Теперь иди и расхлебывай за пятьсот баксов в месяц. Иначе будешь должен. Шучу. Но имей совесть, ты же меня подбил на заключение этого договора.

Сереброву удалось на деле то, что он расписывал сокурснику на словах. Через пару лет Николай Николаевич уже был коммерческим директором разросшейся фирмы. В нее входило предприятие, ставшее некогда акционерным обществом забавным образом: вместо невыплаченного за год жалованья работяг осчастливили бумажками, признающими их собственниками какой-то доли «производственных мощностей». Градов получил свои в наследство от дядюшки, бывшего главного инженера, потом кое-что скупил у сильно пьющих акционеров и завладел семьюдесятью процентами. Лавочка была разворована настолько, что никому кроме Владимира Петровича не взбрело в голову пополнять свой пакет. Он протащил в устав пункт о том, что в течение двух лет владельцы акций не могут их продавать. И не заботился о прибыльности завода – держал на плаву, и ладно. Теперь у него возник план реорганизации. Закаленный перепадом температур в коммерции Серебров был подходящим совладельцем. Градов предложил ему приобрести оставшиеся у народа акции по-умному, то есть дешево. И тот начал. Но его убили.

– И все это Градов поведал Юрьеву меньше, чем за час? – ревниво поинтересовалась я, воображая, как завистливый Борис сдергивает с моей головы лавровый венок умелицы быстро разговорить скрытного молчуна, и напяливает на свою.

У Измайлова была возможность уничтожить мою самоуверенность раз и навсегда положительным ответом. Но он благородно не воспользовался случаем:

– Нет, Поленька. Эти сведения почерпнуты частично из досье, которое один богатый господин собирает на Градова и членов его команды, потому что размышляет, не пригласить ли их в свой холдинг. Он обязан нам жизнью, когда ему выгодно, отрабатывает.

– Прости, а в чем выгода? – удивилась я.

– Убийство коммерческого директора, видишь ли, не является показателем мира и лада в руководстве фирмы. Так что в результатах расследования воротила заинтересован. Это ты полагаешь, что наш труд никому не нужен.

– Что ж, обслуживайте толстосумов и дальше, государственный флаг вам в руки. А насчет второй части?

– Я мог бы обидеться, – гордо предупредил Измайлов.

– Но на дур не обижаются, – поспешила направить его в безопасную сторону я.

– Много на кого грех обижаться, – потупился он, но на миг расцвел. – Частично сведения получены от коллег из отдела по борьбе с экономическими преступлениями. В бизнесе многое и многие взаимосвязаны. И задетые за живое интересом наших «экономистов» дельцы в следственных кабинетах, как любой обывательской гостиной, предпочитают распространяться о других, а не о себе.

– Вик, а ведь такому Сереброву, я подразумеваю не мелкашке, нечего было делать в квартире Ивана.

– Согласен. А какому было что?

– Не знаю… Извращенцу. Махинатору. Предателю. Распутнику. Но странному – без гордыни, спеси, пошлого эгоизма… Имей он эти качества, близко бы к сдаваемой дыре не подошел. Вик, его убили в другом, более комфортабельном помещении. А потом перевезли труп.

– Детка, извращенец, махинатор, предатель и распутник без перечисленных тобой свойств натуры невозможны, – рассмеялся Измайлов. – Смирись, будь добра. Сереброва убили там, где ты обнаружила тело. Там, где ты замечательно убралась. Но на брюках и пиджаке жертвы найдены волокна ткани с ветхой обивки дивана. А на балконе завалялся окурок, пропитанный его слюной.

– И волокна, и окурок – театральный реквизит, чтобы вас запутать. Первые легко прицепить к одежде, второй подбросить. Может, некто позарился на тридцать процентов акций Сереброва? Ведь не случайно протрезвевший токарь? Наверняка Градов задумал что-то стоящее. Даже, если задумка сомнительная, не каждого обрадует превращение нанятого управленца в совладельца. У «Реванша» есть еще хозяева? Мне Владимир Петрович сказал, что он один из…

– А другой – Владислав Васильевич Берестов, – перебил Измайлов, явно раздосадованный моим упрямым заблуждением относительно места совершения преступления. – Еще недавно руководил наравне с Градовым, их доли в бизнесе примерно одинаковы. Но его свалил очень тяжелый инфаркт. Сейчас он отошел от дел. Усиленно лечится.

– Ага, «он улетел, но обещал вернуться»?