Смерти хватит всем. (Сергей Перов и Наташа Сомова)

Щедрые доктора тоже не обогатили его сведениями. Найденную в буквальном смысле слова под забором Воронову скорая доставила полчаса назад. Девочке предстояло малоприятное обследование и лечение. Ей повезло, что школа и больница находятся рядом.

Сослуживцы майора уже приготовились к выезду на место происшествия. Был шанс, что удастся разыскать свидетелей нападения на школьницу. Был даже шанс, что оно как-то связано с убийством директора школы.

4.

– Ты опять расследуешь какую-то пакость и пребываешь не в духе, – грустно констатировала Наташа Сомова, окинув жениха внимательным взглядом.

Перов действительно мало походил на рекламный образчик бодрости и оптимизма. Он проторчал в школе до прибытия сторожихи и новостями не разжился. Хуже того. Учителя на его глазах менялись, будто натягивали гидрокостюмы. Вот-вот влезут в ласты, опустят на лица маски для подводного плавания, зажмут в зубах дыхательные трубки и нырнут. Они все чаще говорили с майором «высоким штилем», окартинивались, приобретая гордую осанку и манеры, напоминающие светские. Когда одна из завучей на просьбу рассказать о взаимоотношениях учителей холодно бросила: «В нашем сплоченном педагогическом коллективе, товарищ милиционер, превыше всего ценятся нормы морали, нравственности и профессиональной этики», Сергей понял, что толку не добьется.

С детишками тоже сладу не было. Эти безалаберные создания вокруг себя ничего не замечали. Они не могли сказать, что делал во время урока сосед по парте. Оля Воронова уверяла, что прятала ключ при пятнадцати одноклассниках. Но лишь две девочки подтвердили:

– Вроде что-то в сумку клала.

Да и что взять со школьников, занятых только собственной реакцией на сверстников, которым они до лампочки. И ограбления Вороновой среди бела дня люди не соизволили заметить. Наткнулся на нее старик, выгуливавший болонку. Она еще без сознания была. А сколько человек мимо девочки прошмыгнули? Впору благодарить рок за то, что не изнасиловали, не добили.

Невзирая на махровую хандру Сергея, Наташа хорошего настроения не потеряла. Поругала мерзавцев, повозмущалась и вдруг серьезно упрекнула Перова:

– Сереженька, ты сам виноват. Сплетни надо собирать около, а не внутри. Тебе, насколько я понимаю, что угодно может пригодиться, кроме молчания.

– Ты меня критикуешь, дилетантка? – вспылил майор.

– Ваш лейтенант Слава Авдеев окончил эту школу лет восемь назад, – улыбнулась Наташа. – Может, с ним тебе будет легче.

И Сергей вспомнил, что сегодня она единственная, кто ему улыбнулся. Тата не только советы давать была горазда. Она вызвалась съездить вместе с майором к Авдееву, соблазнительно напевая:

– И получится чудная прогулка перед сном.

Усидеть в кресле измотанный Перов не сумел. Сосредоточиться пока было не на чем, зато отвлечь от самого тяжкого труда – бесплодных размышлений – болтовня Наташки могла. Он позвонил Авдееву, пригрозил своим явлением с девушкой.

Через полтора часа, разглядев гостей в глазок, Слава Авдеев начал что-то крушить у себя в прихожей.

– Самогонный аппарат рубит, – заинтригованно предположил Сергей.

– Не-а, любовницу в шкаф загоняет, – заспорила Наташа.

Лейтенант так и не объяснил громовой заминки. Покраснел и пробормотал:

– Товарищ майор, вы по телефону не прикалывались?

– Я прикалывался? – возмутился Перов.

– Извините, – понурился Слава.

Сергей решил, что своей несдержанностью все испортил. Сморозил парень глупость, это не повод на него рычать. Тут-то ему и пригодилась Наташа. Исподволь, ласково, на вкус Перова слишком, девушка вытрясла из Авдеева то, чем мужчина с мужчиной не делится. Разошедшийся Слава даже обзвонил своих бывших соучениц, уточняя кое-какие детали. Майор вжался в диван и пытался соединить его воспоминания и свои впечатления в нечто целое. Бесполезно. К обилию данных нужно было сначала привыкнуть, а уж потом приспосабливаться.

В сущности, Слава Авдеев поведал о трагедии элитной школы. О том, как нарожали детей новые хозяева жизни, пристроили в учебное заведение, созданное для отпрысков старых, и что из этого получилось. Прежние сильные мира сего неохотно, правда, но делились связями: лечили учителей у своих врачей, причесывали у своих парикмахеров, доставали им дефицит – от кофе до шмоток. Властные мира сего приказывали каким-нибудь предприятиям отремонтировать классы, купить столы, оформить интерьер. Нынешние же и сильные, и властные существовали гораздо шикарнее прежних, но помочь школе за счет фирм или государства не могли, а за личный не желали. Давно миновал краткий период, когда честь образовывать чадо именно здесь стоила долларовой взятки директору или облицовки школьного вестибюля мраморной плиткой или пары компьютеров. Контингент учащихся по-прежнему был отборным. Проку от его высокой сортности не было.

Впавшие в нужду учителя перегрызлись между собой. Их немного и изредка сплачивала зависть к сытым, холеным питомцам. За работу держались лишь те, кто либо учил в школе собственных детей и внуков, либо не собирался опускаться до преподавания отбросам общества из трущоб. А родители стали ужасающе требовательными и почтения к сеятелям «разумного, доброго, вечного» не испытывали. Их наследников лучше было не обижать. Педагоги утверждали, что временами находятся на грани голодных обмороков и всегда за гранью нервного срыва.

– У кого угодно мозги закипели, и директор пал жертвой, – подытожил Слава Авдеев. – Детки без тормозов, родители мстительные, учителя психованные.

– «Кто угодно» – это никто! – разозлился майор.

– Славик, не забудь про любовь, – быстро вмешалась Наташа, которая в отличие от Сергея улавливала смысл авдеевских консультаций с одноклассницами с полунамека.

И лейтенант рассказал историю, в которой участвовали люди, обнаружившие труп.

Юрия Александровича рекомендовал сокурсник, Алексей Николаевич. Директор взял непьющего, некурящего, холостого физика. И мужчин преподавателей в школе стало трое. Мрачноватый и немногословный Юрий Александрович держал в ежовых рукавицах всякого, кто значился в классном журнале. Нина Геннадиевна казалась полной ему противоположностью. На ее уроках было весело, но без разнузданности. А на праздничных посиделках и сослуживцы хохотали над анекдотами, которые она мастерски травила. И рыдали, когда она пела. Ей бы на сцену, однако, Нина Геннадиевна отшучивалась:

– Я люблю учить, вот незадача.

Но это было частью правды. Некоторым одаренным не до искусства. Она рано вышла замуж и трижды стала матерью. Фанатично преодолевала «комплекс неровни» – до нее, красавицы и заводилы из простых, снизошел родовитый, избалованный парень. Главная горесть – неспособность ублюдков оценить его по достоинству – выявилась, когда после института пришлось работать. Раздражение неудачник вымещал на жене: выискивал по углам пыль, кочевряжился за обеденным столом, заставлял по три раза перестирывать свои рубашки. Ей необходимо было, чтобы уважали хотя бы вне дома. Нина Геннадиевна принадлежала к типу нормальных. Они выбирают преподавание или врачевание и много, упорно, красиво трудятся, чтобы «человеком считали», величали по имени-отчеству, заслуженно хвалили и благодарили. Для них самих деньги не слишком важны. Но ради содержания семьи приходится надрываться. Здоровые от рождения заболевают всем сразу в старости. Не слишком крепкие – в среднем возрасте. Нина Геннадиевна была из последних.

Ее и Юрия Александровича явное взаимное тяготение еще не осознавалось никем, как влюбленность. Просто симпатичные противоположности дополняют друг друга. И тут загнанная трудом Нина Геннадиевна попала на хирургический стол. От наркоза в палате оправилась привлекательная тридцатипятилетняя женщина без матки. И сразу встретилась глазами с осунувшимся, неизвестно как проникшим в реанимацию Юрием Александровичем. Ему она сказала, что ей удалили. Мужу – нет.

Их любовь была прекрасной и безнадежной. Три года Нина Геннадиевна умоляла Юрия Александровича отказаться от самой себя. Но однажды ее поразила мысль об уходящих в небытие днях. Они стали любовниками. Когда коллеги принялись трепаться «про интим» и анонимно названивать ее мужу, а Юрий Александрович сделал ей предложение, Алексей Николаевич принял меры.

– Нина, не гробь Юрку. Мужик обязан оставить собственное потомство. И своих детей пощади. У них есть родной отец, они ему дороги, – выговорил он решившейся обрести счастье Нине Геннадиевне.

Она отказала Юрию Александровичу. Более того, продолжение знакомства поставила в зависимость от того, создаст ли он семью и даст ли ей побаюкать своего малыша. Алексей Николаевич не растерялся и сосватал другу одинокую и не юную родственницу жены. Обезумевший Юрий Александрович согласился. Он почему-то думал, что подержав на коленях его ребенка, Нина Геннадиевна утешится, разведется и выйдет за него. Однако ситуация угрожающе ухудшалась. Жена Юрия Александровича родила мальчика. Любовники свихивались, второй год не прикасаясь друг к другу. А по школе расползалась клевета, будто они продолжают блудить, обрекая на распад уже два удачных брака.

Наконец, подключился директор. Подобно Алексею Николаевичу он выбрал для вразумления Нину Геннадиевну и потребовал написать заявление по собственному. Юрий Александрович посулил начальнику страшные неприятности, если тот не попросит прощения у оскорбленной женщины. Тот этикету не последовал, но и не уволил опальную учительницу. В роли миротворца выступил Алексей Николаевич: он банально покупал коллектив за конфеты, коньяк, удобное расписание, чтоб окон поменьше. Злопыхательство во всеуслышание прекратилось. Нина Геннадиевна и Юрий Александрович наслаждались передышкой, если в их случае можно говорить о наслаждении.

– Вырисовывается мотив, – шевельнулся в кресле майор Перов.

– Да, – согласился лейтенант Авдеев. – Еще надо?

– В каком смысле надо?

– В прямом. У нас интересная школа.

Год назад пара любознательных семиклассников разбирала во дворе газовый баллончик. Он, разумеется, взорвался. Один испытатель отделался рубцами на шее. А у другого скрючило правую кисть. Его папа заявил, что если хирурги не восстановят физическую полноценность, директор, которому он ежедневно на пять-шесть часов доверял сына, тоже до смерти будет пользоваться только левой рукой. Господин был из тех, кто, кляня, побуждает себя к действиям, а не выпускает пар.

Или на классной вечеринке девчонки из девятого «А» спрятались в раздевалке и наглотались «Наполеона». Три красавицы ползали молча, а четвертая дебоширила – унять не могли. Вызвали родителей, отправили по домам, потом отчислили. Выходя из директорского кабинета, мама буянки отчетливо процедила:

– Она не пропадет. Но ты, старый хрен, отныне лично мне должен. И много.

– Хватит, – схватился за виски майор Перов. – У Владимира Георгиевича Ямцова врагов было, как собак нерезаных.

– И в итоге зарезан он, – закруглился Авдеев.

– Слава, ты выбери эпизоды поярче и выясни, кто из мстителей, где был во время убийства. А мы с Татой подадимся восвояси.

«Майор чуткий, он всегда к делу пристроит», – думал лейтенант Авдеев, почесывая переносицу.

Там, куда поздние гости подались, Перов мужественно поцеловал Наташу в губы.

– Это уже автопилот, – определила она. – И все равно приятно, Сережа.