Одно к одному. Полина и Измайлов

– Верю. Спасибо, что не бросили его.

Он улыбнулся, дескать, горбатую могила исправит. Так и не научилась глотать слова благодарности обслуживающему персоналу. Затем вдруг громко рассмеялся. Я оглянулась. В дверях с отвисшей челюстью застыла притащившаяся следом за мной засоня. Вероятно обращение двух молодых людей друг к другу иначе, чем Мишка и Полинка, ее доконало.

– Юля, иди к себе, попозже поешь, – сказал охранник.

Она скорее убежала, чем ушла.

– Михаил Игоревич, раз уж вы на месте, проследите, пожалуйста, чтобы Юлия завтра Сергею Степановичу на глаза не попадалась. Особенно пьяная. А то он меня за не успевшую здесь чем-нибудь поживиться шлюху принял. Как бы девушка не оскорбилась, не заскандалила, если и она ему не понравится. Пусть все пройдет быстро и тихо.

– Да, вы держались, как надо, – снова чуть улыбнулся он. И посерьезнел: – Все-таки никто, кроме вас, вслух не скажет, что за шлюху приняли. Я все сделаю, не беспокойтесь.

– Не буду беспокоиться, честное слово.

– Вас отвезти? Шофер в гараже профилактикой транспортных средств занимается. Я не распоряжаюсь, просто знаю, что супруг вас пешком не отправил бы.

Я вновь понедоумевала минуту, воспитан он отменно или обладает врожденным тактом?

– Я прогуляюсь, Михаил Игоревич. Голова разболелась.

Он понимающе, но не заговорщицки кивнул.

Юлия, наверное, боялась, что я поселюсь с ними под одной крышей, и проводила меня с явным облегчением. А уж какое облегчение испытала я, очутившись на вечерней весенней улице…

Глава третья

– Вик, что там с Леонидом? Не надо сохранять тайну расследования, притворяясь спящим.

Я сидела в спальне Измайлова и безжалостно трясла его за плечо. Оно было горячим и гладким, но меня это почему-то не волновало. Нервы совсем расшалились. Вчера грозилась прирезать парня, пока он по доброте душевной делал Ленке укол. Сегодня всячески демонстрировала высококвалифицированному наркологу свое знакомство с процедурой вывода из запоя – обязанность оставлять ампулы – и наличие на связи его коллеги для проверки назначений. Смешно, он решил, что опытнее студента у меня в медицине знакомых быть не должно. Какая же я дура. Врачи оставляют стеклотару, разовые системы и шприцы просто для того, чтобы мы сами их выбрасывали. Не таскать же мусор от пациента к пациенту. С чего я взяла, что это делается для отчета перед родственниками или очухавшимся за ночь пациентом? Надо уточнить у Настасьи. Нет, я ее уже измочалила – то на труп зову, то прошу за минуту найти нарколога, то консультаций по лекарствам требую. И она безропотно это сносит, умница моя. Но кого-то необходимо было еще потерзать. Попробуй, остановись так сразу. А тут тепленький полковник доступно лежит. Ну, я и не сдержала садистских наклонностей:

– Вик, про Леню!

– Поленька, детка, умоляю, дай поспать.

– Сам ты мне вчера не дал. Лягался, как дикий конь.

– Это ты мне не дала. Прижималась, как дикая…

– Кто? Дикие не льнут к полицейским! Разве что сумасшедшие!

Я была возмущена. Прижималась! Да я ночь промучилась, отстраняясь, уворачиваясь от пинков и пытаясь не свалиться на пол. Эквилибр на кромке дивана продолжительностью несколько часов.

– Вик, снова терпеливо спрашиваю, что произошло с Леней? Мне с Ленкой общаться, мне ей в глаза смотреть. Немедленно говори, к чему я должна быть готова.

– Лучше ложись и прижимайся, – сдался Вик.

– Конечно, на двуспальной кровати не страшно. Это не моя одноместная по твоей прихоти лежанка. Не мог разложить?

Тренированный невзгодами и тревогами мужчина пружинисто сел в постели. Но запоздало проявленная им нежность не спасла от очередного вопроса об обстоятельствах смерти моего приятеля.

– Вот одержимая, – укорил Измайлов. – Хотя Балков просил тебя как-нибудь премировать. Вдова Садовникова была в шоке, без твоей поддержки с ней пообщаться не удалось бы.

Я едва не разрыдалась от благодарности Сергею. Никогда доброго слова не пожалеет, не зажмет в горле. Часто нас за глаза бескорыстно хвалят? Нет, нервишки у меня не в порядке. Напрасно я таблеткой не угостилась. Вернее, о каком угощении речь? Илонов включил бы ее в выставленный экс-супругу счет.

– И Юрьев сказал, что ты была непривычно молчалива.

Я обалдела. И Борис туда же! Здоров ли он?

– Ты воздерживалась от комментариев. Кажется, всего раз предложила трясти охранников и врачей. Невероятно. Борис связывает это с полным упадком твоей хваленой умственной деятельности, – мстительно добавил Вик. – Обещал отметить такое событие шампанским. Уверяет, что давно заслужил отдых от тебя.

– Не надо про спиртное, – жалобно попросила я.

– Придется. Кто-то из ролингов сказал, что лучшее средство от похмелья – не трезветь. Старая гвардия.

– Оставь преамбулы. Потом все из этой гвардии лечились от алкоголизма и наркомании. Верю я, верю, что люди поголовно алкоголики, только в разных стадиях. Одни по природе спринтеры, другие – стайеры.

– Давно веришь? – заинтересовался Измайлов.

Ментяра, хоть как милицию переименовывай.

– Вы убийц за руки так ловили бы, как женщин на слове.

– А мы и ловим. Детка, сразу усвой основное – Леонид Александрович Садовников нещадно глушил свои бизнес – стрессы спиртным. Сначала по-умному, никто не догадывался. Изумлялись еще – все валидол сосут в состоянии запредельной тупости, а он уединится в кабинете минут на двадцать, вернется, и ну подбадривать пессимистов, генерировать идеи, кому-то звонить, с кем-то встречаться, давать задания.

– Не смогу я это усвоить, милый. Он не нуждался в пойле, чтобы генерировать идеи и пахать. Иначе не поднял бы свое дело без связей и денег. Стартовый капитал – кутарки от продажи однокомнатной хрущевки жены. По углам с Ленкой скитались. Она, видишь ли, из декабристок.

– Поленька, люди устают, разочаровываются. Тридцать девять лет, не мальчик, масса контактов, огромные нагрузки. У многих его друзей похожие проблемы, там своего рода круговая порука – семья про избранный допинг знать не должна. Да и самим подолгу не верится, что возникшая зависимость – отныне и навсегда. Жены этих господ годами не догадываются, что их успешные мужья – алкоголики и наркоманы.

– Брось!

– Да, детка. Это, когда денатурат употребляют, сразу заметно. Но твой приятель по сравнению с остальными прогрессировал стремительно. По показаниям всей конторы последнее время Садовников попросту валялся в своем кабинете, приходя в себя, чтобы заглотить очередной стакан, назначить совещание и к его началу снова отключиться.

– Так надо было в набат бить, а не скрытничать! Неужели ни одного порядочного человека рядом не было?

– Воительница ты моя. Ты била бы. Рискнула работой, карьерой, но и с начальником поговорила бы, призвала взяться за ум, и жену поставила бы в известность. Тебя точно уволили бы. Как в случае развития болезни, так и в случае излечения. Боюсь, Поленька, что твою Елену Садовникову уже ободрали, как липку. В наследстве вероятны сюрпризы не из приятных. Пьяный хозяин очень выгоден, пока у него есть, что красть. А у Леонида Александровича было. Веришь, тамошний лощеный кокаинист из менеджеров, что называется, среднего звена брезгливо заявил Юрьеву: «Фу, как несовременно спиваться. Некрасиво, тяжело. Зато другим с пропойцей проще».

– Вик, Вик, мой знакомый нарколог, – поспешила поделиться я, запнулась, но храбро закончила, – считает, будто всему виной бабы.

– Не ново, абсолютно справедливо, однако у Садовникова, похоже, никого кроме жены не было. Говорят, постоянно пытались охмурять, но мужик оказался разборчивым. Он жил открыто и ограниченно. Типичный трудоголик. Надорвался. Поля, эти люди постоянно на глазах своих сотрудников, охраны, прислуги. Чтобы восстановить дневное, недельное, месячное расписание любого, потеть не надо. Сведения у нас точные.

– Ладно, я все приму, переварю. Не сразу, конечно. Но дальше, Вик.

– Дальше у Садовникова включился инстинкт самосохранения. Самоконтроля уже не было, а самокритика была. Желание не слыть, но являться эталоном граничило с манией, поэтому и остановился. Решил лечиться анонимно. Опытные друзья, перешедшие свое минное поле, уговаривали его лечь в клинику месяца на три. Но он вдруг вспомнил о фирме и пошатнувшихся делах. Сейчас только интимных услуг, наверное, больше, чем антизапойных. Специалистов привозили ему в офис. Откачали, подчистили изнутри, набили витаминами, надавали советов. Все квалифицированно, правильно. Он выбрал вливание, срок действия укола – год. Сделали его в приличной частной клинике, провели психотерапию, предупредили о несовместимости введенного препарата с алкоголем. Он дал расписку, заплатил, получил квитанцию. Которой, кстати, среди письменных рекомендаций, заполненной карточки, ксерокопии лицензии и других бумаг «про это» наши не обнаружили. Через день Садовников опять приехал в клинику, врач с ним пару часов беседовал о прелестях трезвости, выписал антидепрессанты, эспераль, препараты для поддержки печени, сосудов, пригласил в любое время обращаться, если взыграет желание выпить. Более того, нарколог уверяет, что хотя попыток суицида исключать никогда нельзя, Леонид Александрович Садовников производил вполне сносное впечатление. Здоровья еще хватало, возраст молодой, любимая жена, собственное интересное прибыльное дело, достаток, сильный оптимистичный характер. Гораздо более изношенные во всех смыслах, отчаявшиеся пациенты боролись и побеждали свой недуг.

– Может, врач малоопытный? – придралась я.

– Не угадала. Сорокалетняя дама, кандидат наук, непрерывно практикует, отзывы замечательные.

– Дама? Своеобразный выбор.