Не верь глазам своим

– Я не привык ходить по таким заведениям, и обычно миссис Лодердейл сама делала заказ. – Признался он. – Может, вы спасёте меня?

– Буду только рада. – Улыбнулась я и встала. – Идёмте.

– Куда это?

– Разве принято задавать вопросы, когда их спасают? – Пошутила я.

К превеликому неудовольствию всех присутствующих в «Эль Сальвадоре» женщин и премилой хостес, которая с удивлением глядела нам в след, я вышла из ресторана. Мы пересекли улицу и остановились у дымящегося вагончика, который исходился запахами, достойными пяти звёзд, но уже по моим меркам.

Повар в потрёпанном переднике колдовал над заказом для парочки весёлых подростков. Я тут же позавидовала их беспечности, ведь забыла о ней давным-давно. В тот самый миг, как мой брат вышел из ворот школы и больше не пришёл домой. Как его неделями искали по всему городу и за его пределами, но так и не нашли. Как мои родители теряли самих себя и забывались каждый в своём. И теперь я оттягивала момент, когда этот человек расскажет мне то, для чего вообще была назначена встреча. И спасти от этого меня было некому.

– Что ж, выбирайте. – Улыбнулась я, кивая на фургончик. – Надеюсь, здешнее меню вам больше по душе.

– Не думал, что вы любительница хот-догов. – Хмыкнул Ричард и заказал себе хот-дог «По-кливендски», а я «По-итальянски». Маленькая дань итальянской кухне, которую променяла на эту забегаловку.

– Я не такая, как моя мать. – Зачем-то созналась я, глядя, как повар мастерски управляется с баночками соусов. – Весь этот шик не по мне. Вы сказали, что слишком просты для места, вроде этого. – Я кивнула в сторону «Эль Сальвадора». – Так вот, вы говорили за нас обоих.

Мне показалось, что в глазах Ричарда блеснуло что-то смешливое, и он тут же помолодел на эти пятнадцать лет и стал тем офицером Ричардом Клейтоном, что впервые вошёл в наш дом, чтобы расследовать исчезновение брата.

Получив свои заветные хот-доги, мы примостились на скамейке в преддверии парка Честервуд, но к еде так и не притронулись.

– Вы узнали что-нибудь? – Осмелилась спросить я, глядя, как горчица пропитывает бумагу под пышной булочкой.

Ричард помедлил и сказал:

– Сара, мы встречаемся с вашей матерью каждый месяц на протяжении пятнадцати лет. Она всё ещё надеется, что в один прекрасный день Джонатан вернётся домой. Но я скажу вам то, что не осмеливаюсь сказать ей.

Я задержала дыхание, готовясь услышать правду, хотя и так её знала.

– Я обещал вашей матери не прекращать поиски, не оставлять попыток найти вашего брата, и я пятнадцать лет держу своё слово. Но… – Он посмотрел мне в самую душу, топя в своих глазах, как в бочке с односолодовым виски. – Не стоит ей питать ложных иллюзий. Прошло слишком много времени. Вашего брата искали лучшие полицейские Балтимора, и продолжает искать ваш преданный друг, но… Его не найти. Вашей маме нужно смириться с тем, что он никогда не вернётся домой.

Как только приговор прозвучал, я всё же пустила спасительный кислород в лёгкие. Он обжёг изнутри, хотя сентябрь не щадил и давно подкручивал градусы на уменьшение.

– Извините за прямоту.

– Вам не за что извиняться. Как я говорила, я не мама. И, как бы я ни скорбела по брату, как бы ни хотела его возвращения, я давно смирилась с тем, что он ушёл навсегда. Почти смирилась. Но маме это нужно… – Холод пробирался под пальто, но руки грел пылающий хот-дог в обёртке. – Ваши встречи раз в месяц… Может, вы считаете их глупыми, но иногда мне кажется, что только они и держат маму наплаву.

Раз в месяц, когда ожидание становится нестерпимым, когда иллюзии начинают рассеиваться миражем в пустыне, мама увядает. Как нарциссы, что она так любит, но которым неделю не меняют воду. Вирджиния Лодердейл начинает терять тот образ, что годами выстраивала по кирпичику, по камушку. Скидывает платье, обнажается и становится всё больше похожей на маму. Ту маму, что я знала пятнадцать лет назад.

Её сердце будто оттаивает и вспоминает то, какой она была, когда Джонатан не пропадал. Я любила и ненавидела эти перевоплощения, потому что эта мама не кичилась своим положением в обществе, добрела к Констанс и обслуживающему персоналу, не ставила себя выше других. Но в то же время, горе накатывало на неё цунами, сгибало плечи и прижимало к земле. Тогда-то она и бежала на встречу с Ричардом Клейтононом, чтобы разузнать о своём любимом маленьком мальчике, что давно вырос или давно покоился в земле.

Глупо и непростительно. Мама бы обязательно осадила мой азарт, но порой душа раскрывается куда как охотнее перед кем-то непривычным, далёким, чужим. Хотя Ричард Клейтон никогда таким не был – нас не связывали правила поведения балтиморского бомонда, но связывала семейная тайна, которую он ни за что бы ни раскрыл. Верный солдатик Лодердейлов во всей красе.

– Мама может казаться жёсткой проволокой, но со временем страдания по моему брату гнут её, скручивают в спираль. – Я продолжала отвечать откровением на откровение. – И тогда она берёт телефон и звонит вам в надежде, что вы облегчите эти страдания. Найдёте доказательства того, что мой брат жив. Она цепляется за эту надежду.

– Но я ни разу не принёс ей хороших вестей. – Мрачно покачал головой Ричард.

– Но не принесли и плохих. И пока не доказано, что Джонатан… мёртв, она находит повод вставать по утрам. – Я повернулась к Ричарду и благодарно блеснула глазами. – Вы не опускаете руки, как и она. Вы единственный, кто остаётся верен не только ей, но и моему брату, поэтому она так ценит ваши встречи.

– А как же мистер Лодердейл? Я думал…

– Отец давно перелистнул эту страницу. Если бы он застрял в прошлом, как и мама, вряд ли бы он сумел достигнуть такого успеха. Он находит утешение в делах, мама – в ваших встречах.

Я вздохнула и покачала головой. Хот-дог остывал на прохладном воздухе осеннего парка, а мы так и не откусили ни кусочка.

– Даже не знаю, что лучше. Заставить её отпустить всё это или попросить вас копать и дальше.

– Я буду копать. – Заверил меня Ричард и чуть дёрнул рукой в мою сторону. Словно хотел коснуться, но передумал. – Кто знает, может, если бы о тех, кто исчезает, заботились и вполсилы так же, как ваша мать о Джонатане, у них было бы больше шансов найтись. Но по личному опыту скажу… через пятнадцать лет нет никакой надежды, что я что-то отыщу.

– Спасибо за честность, Ричард. И я согласна с вами, но мама не согласится, пока не услышит смертный приговор.

Я встряхнула головой, прогоняя мрачность, что укутала нас обоих ничуть не согревающим одеялом. Мы позволили себе лишнего. Слишком откровенно, слишком лично. Поэтому я поставила в этих исповедях жирную точку.

– Почему вы не едите? Совсем остынет. Давайте пообедаем, как хотела моя мама, и вы расскажете то, что удалось найти в этом месяце. Я ведь должна буду предоставить ей полный отчёт. И если что… – Я заговорщически склонилась к Ричарду и понизила тон. – Мы обедали в «Эль Сальвадоре», ели баклажаны пармиджано и флорентийский стейк.

Даже в обволакивающем аромате горчицы и румяных сосисок до меня долетел аромат Ричарда. Терпкий, как итальянское вино. С нотками дуба и цитруса. Я тут же отстранилась, чтобы не опьянеть от него, а Ричард добродушно засмеялся и согласился поддержать наш маленький обман. Первыми укусами мы наслаждались молча, глядя на прохожих, что беспечно проводили часы четверга в парке Честервуд. Такие же счастливчики, как и мы, которым не нужно спешить в удушающие стены офисов. В этом молчании не сквозило ни капли неловкости, но я всё же нарушила тишину:

– Так что вам удалось узнать?

– Ничего. – Ричард одним словом подытожил труды последних пятнадцати лет. – Но вашу маму такой ответ не устроит, поэтому я расскажу не то, что узнал, а что делал, чтобы это узнать.

Мою маму вообще мало что устраивало, поэтому я одобрительно кивнула.

– Некоторые детали могут вас… огорчить или напугать…

– Ничего, я была готова ко всему, когда шла с вами на встречу.

– Хорошо. Потому что я десять раз ездил в морг и…

– Морг? – А может, и не ко всему.

– Да. С некоторыми экспертами у меня остались хорошие отношения ещё со времён службы. С ними работают связи, с другими – деньги. Когда неизвестный мужчина попадает в морг, мне сразу же звонят, и я выезжаю на опознание. Конечно, я не могу знать наверняка, ведь пятнадцать лет прошло… Но некоторые признаки не стираются даже с годами. У вашего брата был шрам на правой брови.

– Неудачно упал с велосипеда.

– И ожог на груди.

– Вывернул на себя кастрюлю с кипящей водой. Джонатан всегда был неуклюжим…

Ричард кивнул. Конечно, он всё это знал от мамы.

– Так что первым делом я осматриваю тело на наличие шрама и ожога. Конечно, я принимаю во внимание, что за эти годы он мог бы обратиться к пластическому хирургу и удалить несовершенства. Поэтому после того, как удаётся исключить их наличие, я сравниваю внешность, учитываю все нюансы, которые могли бы измениться за пятнадцать лет. Он мог слишком вытянуться или располнеть, нарастить мышечную массу, перекрасить волосы или отрастить бороду.

Я живо представила, каким бы был мой брат, когда стал мужчиной. Красивым, как мама. Чуть лопоухим, как отец. И во рту появился горчичный привкус, хотя хот-дог давно закончился.

– И даже после осмотра тела я стараюсь восстановить по частицам жизнь погибшего, чтобы связать или же оборвать все связи с вашим братом. Пытаюсь докопаться до прошлого, выяснить детали биографии. Чаще всего находятся родственники или знакомые неопознанных погибших, и подозрения отпадают сами собой. Как бы кощунственно это не прозвучало, но Джонатан помогает раскрыть много других дел.

Всё же мой брат оставил после себя след, пусть и канул в неизвестность.