– Скучать не будешь дед?
– Я не умею скучать- улыбнулся я.
Это было ложью. И действительно, я никогда не умел принимать одиночество. Они всегда были со мной, они не оставляли меня в тоске. Они. Когда мне уже становилось не по себе, я брался за других своих друзей- за книги. Они тоже были со мной всегда. Не зря я повторял, что прочитанные книги и сделанное добро не проходит без блага.
«На западном фронте без перемен», «В списках не значился», «Летят журавли»… этот список можно было продолжать очень долго. Я старался не читать книг про войну, но казалось… они сами находят меня. Ни в одной точке мира или страны я не чувствовал бы себя дома, кроме своего города, но книги, которые я всегда беру с собой, помогали мне побороть это чувство. Закрывая глаза я будто переношусь в то время, в те места. Там много разных эмоций. Есть и счастье. Но главное- нет безразличия. Человек, безразличный к жизни уже мертв, отношения в которых поселилось безразличие, уже разрушены.
Говорят, перед смертью человека вся жизнь проносится перед его глазами. Интересно, кто смог это определить? И все же, если это правда, я умирал много раз, ведь не единожды моя жизнь проносилась перед глазами за несколько мгновений… со всеми потерями, радостями, печалями, я спокойно смотрел на них, не прищуривая глаз, и было лишь одно, что могло меня ударить плеткой по самому сердцу. Его глаза. Безнадежные, болезненные, томные, уставшие. Уставшие из за голода, жажды, тоски, переживаний. Его глаза, которые закрылись из за меня. Только из за меня. Мой единственный брат.
Многое в мире изменилось с тех самых пор, ценности человека менялись уже не раз, и сколько бы их не было, каждый из людей по своему уникален и является носителем чего то, чем наделен только он, кто-то рано понимает это, кто то долго не может найти. Удивить или растрогать современного человека не так легко- он уже оценил бессчетное количество слезоточивых фильмов, начитался душераздирающих историй в глобальной паутине, но сколько бы я не прожил и сколько бы тысяч фильмов и книг не было создано миром, мое сердце оставалось совершенно глухим для них, только потому что внутри меня была другая история, которую я пронес на протяжении всей жизни. И ни разу не было такого, чтобы услышав или увидев нечто из жизни другого человека, я мог сказать – «Надо же, оказывается то, что случилось со мной не так страшно». Страшно.
Вечером внук возвращается и предлагает устроить мне прогулку по городу или хотя бы по близлежащему району, но я отказываюсь, мне хочется провести этот вечер в тишине и покое, вдыхая каждую его минуту, осознавая, что этих вечеров у меня совсем немного в запасе, я принимаю эти мысли абсолютно спокойно, и по другому не может быть, ведь я вижу перед собой искреннюю улыбку внука. Вскоре я узнал, причину по которой он был так весел – приехала его девушка, с которой он и планировал нас познакомить завтрашним вечером. На следующий день я провел несколько часов выполняя в квартире внука банальные, но уже такие нелегкие для моего возраста действия, которые я осмелюсь назвать уборкой, а затем заглянув в холодильник обнаружил, что он практически пуст, продуктов там оставалось максимум на один ужин, его холостяцкий образ жизни давал о себе знать, несмотря на все условия, что он устроил для меня, о своем комфорте он мало думал. Я открыл старое портмоне, в котором лежала очень важная для меня тетрадь, в ее середину я вложил небольшие денежные накопления, состоящие из скромных пенсионных выплат, положив свернутые деньги в карман, я вышел. Еще в первый день я заметил, что в соседнем доме расположен продуктовый магазин, туда я и направился, с целью заполонить пустой холодильник внука. Этот короткий путь я не могу пройти просто уткнувшись лицом в землю, никогда. Я смотрю на деревья, людей, их эмоции, осязаю красоту бренного мира. Красоту, которую начинаешь ценить только в самом конце.
Навстречу мне идет молодой человек с девушкой, опирающейся на костыли, несмотря на это, девушка выглядит свежей, сильной и… выжившей. Об этом говорит приятный румянец на ее лице. Я счастлив за нее. Какой бы путь не предшествовал данной картине -обычное растяжение или злокачественная опухоль, сейчас в ее глазах возрождается счастье и это главное. Впереди у нее будет много праздников и юбилеев, она увидит новые места и будет свидетелем множества новшеств и изменений в мире. Быть может, она станет свидетелем того, как создадут лекарство от рака. Но не я. Не я.
Совсем скоро единственным доказательством моего некогда скромного пребывания на земле будет могила, которая тоже исчезнет. И только единственный внук посетит ее несколько раз ради приличия, и всё. Других гостей я не заслужил.
В магазине я взял две пачки макарон, фасоль, минеральную воду, иногда она помогала мне избавиться от изжоги, ибо это было плацебо, два вида сыра и немного фруктов. У кассы передо мной стояла молодая пара с девочкой четырех- пяти лет с выплаканным лицом, к груди она прижимала куклу, в набитой тележке лежала дюжина шоколадных батончиков и других неизвестных мне товаров с яркими обертками. Как оказалось, она капризничала из за того, что мать отказалась купить ей еще одну шоколадку, напоминая, что они только недавно пришли от дантиста, и ей надо знать меру в сладостях, но девочка был непреклонна. Я вспомнил наше детство в пору этой девочки, как мы ждали кусок хлеба, а если бы в один из таких дней нам сказали про шоколад, мы лишь спросили бы: «Какой у него вкус?», но я всегда радовался тому, что многим нынешним детям был неизвестен этот вопрос. Дай Бог им никогда его не задавать.
Наблюдая такие ситуации, во мне проносилась масса негодующих эмоций, но ни разу —не зависть, я не испытывал досаду от того, что выпало пережить мне, ведь каждый становится тем, кем должен быть, несмотря на то, в какое время он появился на свет, даже родись я через пятьдесят лет после окончания войны, та боль что должна быть в моей жизни- будет, а раз так, то какое значение имеет все остальное?
– Ты там, дед, не суетись, мы пиццу захватим по дороге- сказал мне внук утром, уже выходя.
Я улыбнулся и мирно кивнул. Не мог я понять, как их юные организмы могут ограничиваться неким подобием еды, забывая вкус традиционных блюд, незаменимых ничем, поэтому сегодня, вернувшись с покупками и расставив их по своим местам, я принялся за приготовление борща, того самого борща, который некогда готовила моя дорогая супруга. Интересно, чтобы она сказала о нем? Возможно, она была бы настроена скептически, как и всегда, когда дело касалось моих кулинарных экспериментов, но в итоге признала бы, что у меня получилось совсем неплохо, а может даже лучше чем у нее, ведь не даром о моем борще внук рассказывал даже иностранцам будучи в командировке, но я не был из тех, кто умел получать наслаждение от приема пищи. Я всегда ел, чтобы жить, вернее существовать, и не придавал этому большего значения, и так было всю мою сознательную жизнь и у меня был на этой свой повод. Я еще раз взглянул в кастрюлю с душистым ужином, проверяя, не забыт ли какой- либо ингредиент и идущий от него аромат рождал в моем отравленном сознании тысячи мыслей, имевших общее название- Ностальгия.
Я не любил готовить для себя. Раньше я еще мог мотивировать себя тем, что еда – это залог здоровья, а сейчас такие убеждения давно были мне чужды и я осознавал с возрастом- какой бы образ жизни я не вел, мне не уйти от той, что идет за мной по пятам, и продолжительность нашей жизни совершенно не зависит от нас, возможно многие со мной не согласятся, однако, я как всегда, останусь при своем. Более сильное удовольствие я испытывал готовя для других, но к сожалению не для детей, многочисленных внуков и внучек, а для одного, единственного внука, оставшегося после смерти моего единственного сына, и все это было абсолютно банально, по той простой причине, что список моих близких начинался именно с него и на нем и заканчивался. Я любил готовить для него, но в большинстве случаев внук приходил ко мне без предупреждения, он не хотел чтобы я суетился, а это было самое меньшее что я бы сделал для него.
Воспользовавшись свободным временем, когда стол был практически готов, а внук с девушкой еще не подошли, я достаю из шкафа вещь, которая ближе мне всего за последний год- толстую синюю тетрадь советского производства с выбитой на задней стороне ценой- сорок три копейки, без единого рисунка и таким «своим» запахом. Это одна из немногих вещей, которая у меня осталась после всего, что случилось. Я открываю ее там, где остановился в прошлый раз и продолжаю плыть к своим берегам- я продолжаю свой рассказ, который мне необходимо закончить до того, как кто то сверху не закончит мой путь. Для меня это важно, и мне абсолютно все равно, будет ли у него хотя бы один читатель, для меня важно повторить все это. Хотя бы раз в жизни. По вечерам я включаю торшерный светильник и придвинув табурет к своему столу продолжаю своё невыдуманное повествование. В нем я ничего не стесняюсь и ничего не боюсь. Лучшие люди пишут, а не говорят. Я обнажаю все мысли своего сознания- невысказанные, спрятавшиеся в разных уголках моей сущности, банальные и уникальные. Я ищу их. Возможно, когда-нибудь они спасут чью то душу от гниения. Возможно. кто-нибудь осознает свое счастье, прочитав меня. Быть может, будут люди, которым завтра или через десятки лет мои слова понадобятся, а если нет, то так и быть- я смирюсь с этим и приму то, что так в итоге будет лучше для меня. Каждый раз открывая эту тетрадь, моя жизнь останавливается минуты на три, а потом я вновь начинаю… жить словами, и это то, что у меня никто и никогда уже не отнимет. Я успеваю почти дописать начатую утром главу, к тому времени как слышу звук подъехавшей машины, поспешно убрав тетрадь, я выглядываю в окно, под ними наконец то остановилось такси и спустя мгновение из него выходит мой дорогой внук, он помогает выйти статной девушке, вовремя вспомнив о хорошем тоне, я задвигаю раздвинутый занавес и направляюсь оглядеть кухню. В очередной раз молодость хвастается своей ловкостью, так быстро оповещая меня о своем прибытии веселыми голосами в прихожей. Убедившись, что мой стол в абсолютном порядке, я выхожу к ним.
Он стоит в легком пальто и шарфе с тонким слоем снега на плечах рядом с молодой белокурой девушкой, которая завидев меня сразу отрывается от зеркала в прихожей и смущенно протягивает руку, внук представляет нас друг другу. Девушка расплывается в натянутой улыбке немного неестественных губ.
Я стараюсь собраться и вести себя как можно естественнее, что у меня не всегда получалось в обществе новых для меня людей. Внук выдвигает для гостьи стул и предлагает мне тоже присесть, делая знак, что он сам преподнесет остальное. Он советует мне попробовать захваченную им по дороге пиццу, но мне хочется снова насладиться обществом родного человека и его избранницы, не отвлекаясь ни на что, но все же я пододвигаю тарелку к себе, дабы не смущать их.
– Я очень рада, что наконец то мы познакомились, я так наслышана о вас- говорит она, скованно глядя на меня, уже за ужином.
А затем интересуется: -Подать вам хлеб? -увидев, что я берусь за столовые приборы, но не успевает договорить фразу, как внук бросает на нее очень кроткий взгляд.
– Дед не ест хлеб- говорит он ей.
– Правда? – ее глаза округляются. Боже, это так круто, то есть, это прекрасно, когда люди в возрасте следят за своим питанием- восторженно заявляет она, но услышав гробовое молчание в ответ моментально меняет тон и начинает извиняться за свою несообразительность.
– Ничего, пусть будет так, вам не стоит переживать- заверяю я с улыбкой.
– Дед пережил блокаду, я же рассказывал тебе- произносит внук, но я делаю ему явно заметный знак прекратить эту тему и перевожу разговор на уже остывающий борщ..
Через несколько минут наш разговор возобновляется, только на этот раз он идет об нынешней системе образования, новых фильмах, молодые рассказывают мне о любимых заведениях, близких друзьях и планах на будущее, девушка также рассказывает о своем отце, который вынужден по долгу службы проводить много времени вдали от семьи.
– Вы не скучаете когда одни в квартире? – интересуется она.
– В моем возрасте немного по другому относишься к одиночеству, да и к смерти тоже. Если честно, после кончины моей супруги многое изменилось, у меня были и другие потери- я задерживаю свой взгляд на внуке, поражаясь тому, как он похож на своего отца- но у каждого бывает переломный момент. Все после ее ухода стало другим, она была прекрасной женщиной и женой, хоть я и не был примерным мужем. Но с каждой потерей приходится примиряться, ведь у тебя нет альтернативы. Я всегда нахожу способ коротать время- улыбаюсь я ей, думая о своем главном занятии, но ничего не говоря вслух о своей книге.
– Дед очень любит читать – добавляет внук.
– И это тоже. Как то наш с вами знакомый принес мне медицинские книги для почечников, у меня с ними были проблемы- вспоминаю я- это конечно было очень мило с его стороны, но я после его ухода поменял их на художественные, я уже прошел через несколько гемодиализов, наши болезни и так у нас столько отнимают, так что, еще и читать о них? – внук, уже привыкший к моей самоиронии широко улыбается.– У каждого из нас будет своя конечная инстанция. Я благодарю Господа за свою —мне кажется она довольно гуманна. Каждый год миллионы людей умирают в страшных авариях, пожарах, болях. О такой старости как у меня многие только мечтают. Поэтому я счастлив. Тем более имея такого внука, как мой.
– Даниил очень хотел, чтоб вы переехали к нему, вы ведь в Петербурге совсем одни- девушка пытается говорить как можно вежливее и не сказать прямо о том, что когда я буду уходить в мир иной мне не помешало бы чье-нибудь присутствие.
– В том то и дело, я живу в самом подходящем для себя месте и нет для меня другого на этой земле. Там моя сущность. Я не представляю себя в другом месте. Слишком много там родных для меня сантиметров- отвечаю я ей с улыбкой.
– Когда в дедушке просыпается такой романтик, он думает о бабушке- внук пытается внести иронию в наш грустный диалог.
– Не всегда. Хотя конечно как же без нее.. я ее никогда не вспоминаю, – брови девушки удивленно вскакивают от этих слов – потому что всегда помню о ней- добавляю я тихо.
– Да, бабушка была прекрасной женщиной. Хотя я был еще ребенком, когда ее не стало, но они с дедом для меня остались воплощением идеальной семьи, я надеюсь, что мне удастся создать такую же- он вновь улыбается ей и переводит тему на предстоящие новогодние каникулы.
Глядя на внука, для меня все в мгновение сливается в единое. Я осознаю то, что делает меня безумно счастливым, что поселяет в моей душе абсолютное чувство покоя, выселяя тревогу за него. Я хотел чтобы он нашел себя.
Многие будут ненавидеть тебя за то, что ты не стал тем, кем они хотели- никем.
Я счастлив, что на нем роковая цепь прервалась. Цепь, которая тянулась так много лет, я счастлив что он не стал ее жертвой, в отличии от меня, моей семьи, а затем моего сына.
Всему когда-нибудь приходит конец.
По закону бумеранга
К часам девяти вечера я включаю один из каналов, там идут очередные дебаты с пеной у рта среди спорящих о чем-то людей, все как всегда: они перебивают друг друга, поливают грязью, каждый норовит заявить о себе, показать себя, показаться уникальным, публика оживленно наблюдает за ними, как обычно, желая все более зрелищного шоу. Я выключаю телевизор, и не только потому что мне это не интересно, а потому что я знаю: после каждого из таких аншлагов каждый из его участников придет домой к своей семье или любовнице, в теплый кров с полным холодильником, где их ничто не потревожит и не отвлечет. Ничего, кроме громких, но пустых слов брошенных перед камерами они не сделают во имя мира и добра, пока каждый из них наслаждается покоем история уже вершится- начинаются и заканчиваются войны, принимаются важные решения, люди трудятся в пот и кровь, нарушаются те или иные границы, заключаются крупнейшие договоры и мировые согласия, внутри каждого протекает частная война. И в этот момент кто то уже не вернется с войны настоящей к любимой жене, в этот момент какая то мать узнаёт, что уже никогда не дождется своего единственного ребенка домой, какой то отец получает весть о гибели единственного сына. Именно они были и всегда будут настоящими героями- те, кто молча совершает дела и не желает славы, те, кто борцом проходит через тяжелейшие испытания, как правило, именно их никогда не показывают по телевидению, о них не печатают информационные источники и их не обсуждают социальные сети. Но, благо, их все устраивает. Я уверен, когда то они будут признаны. Не в этой параллели.
Уже глубокой ночью, зная, что внук давно спит, я долго смотрел в темный потолок и вспоминал себя в его возрасте. Многие кошмары моей жизни, несмотря на юные годы, были уже в прошлом. В институте я познакомился с первой и единственной любовью, по счастью, ставшей моей женой, мы объединились, чтобы прожить оставшиеся дни или век вместе, и время помчалось так, словно мы участвовали в каком то бешенном марафоне, и лишь иногда я останавливался, взглянуть на свою жизнь со стороны, взяв паузу, но и эта пауза была частью марафона и все равно она уносила меня своим скоротечным ручьем. Я знал, что каждый мой шаг будет возвращаться ко мне по три раза.
Она
Я не ждал и не надеялся на то, что судьба подарит мне возможность любить и совершенно спокойно относился к бракам без чувств. Будучи подростком, глядя на своих родителей, еще до того, как началось то, что нас разлучило, я понимал, что им удалось сохранить и искренние чувства, и преданность, и искру в отношениях. Я рано понял, что это сложная система, подвластная не всем.
Более того, они были для нас с братом прекрасными родителями и это я считал главным в жизни. До брака я никогда не задумывался о том, каким семьянином я буду, какой женой и матерью должна быть избранная мною – второе для меня было самым важным, ведь есть много родивших, но не ставших матерями женщин. Все, кого мы приводим в свою жизнь – долгожданный ребенок или прикормленная дворняжка- это ответственность, о которой мы должны помнить до самого конца, до конца жизненной тропы. Мне говорили, что эту тропу лучше проходить с тем, кто создан для тебя, но я не понимал значение этих слов. Как это возможно? Разве так бывает, что человек создан для кого-то, а не лишь для самого себя? Я получил все ответы когда встретил Ее.
Она была прекрасна. Она была мечтой многих более перспективных парней нашего учебного заведения, чем я, круглого сироты, который сводил концы с концами только благодаря дяде. На нее можно было смотреть вечность, а потом еще одну. Ее облик был прекрасен: роскошные волосы, женственная фигура, выразительный взгляд —в ней была одновременно порочность и невинность. Я нашел в ней весь мир и даже чуть больше. И одному лишь Богу известно, что она нашла во мне. Самые счастливые в моей жизни дни безусловно ассоциировались именно с ней: наша свадьба, наши счастливые будни, рождение нашего сына, его первые шаги и слова.
Поженились мы более чем скромно, но какой толк в роскоши, если ее виновниками являются двое несчастных? Есть ли смысл в праздных излишествах, декорациях и мишуре, созданных чтобы отвлечь гостей от грустного взгляда невесты или безразличия жениха? Ни одно роскошное платье не добавит блеска в глазах невесты. Наша свадьба будучи до безумия простой была для нас самым лучшим и счастливым днем из всех прожитых.
Я был предан ей многие годы, но я никогда не давал ей никаких клятв. Зачем люди дают обещания верности? Пустые обещания, которые многие из них нарушат уже через несколько лет, а кто-то уже следующим вечером. Так мало тех, кто способен сдержать это слово и донести его до старости. Я не хотел. Я не хотел врать ей, себе, гостям разделившим с нами этот день и конечно же, Богу, в которого пусть не свято, но верил.
Нет же, я однолюб, но нет в этом мире ничего, в чем можно быть настолько уверенным, чтобы давать клятву. Я клялся любить ее столько, сколько смогу. И она ни разу не обвинила меня во лжи. Это было намного лучше, чем если бы она расплылась бы внутри от моего громкого обещания, а уже вскоре корила бы за то, что я его нарушил.
Она была лучшей. Я никогда не искал ее. Все другие для меня были просто другими. Почему человек не планирует свою смерть в большинстве случаев? Спросите у любого человека «Когда вы умрете?» и вас, вероятно, примут за психа, но почему же в любви все по другому? Люди не говорят «любовь придет, когда надо» а ищут, выпытывают ее, и в итоге оказываются обожженными этим опытом, быть может, все было бы по другому, если бы они ждали? Быть может… Она была другой. А я зная принципы судьбы, так боялся вновь отступиться. Я понимал, что жизнь не настолько справедлива, чтобы человек долго не испытывавший счастья, наслаждался им все остальные годы. Нет, все было бы слишком просто. Так не бывает. Много людей, ни разу не испытавших полноценного, окрыляющего счастья. Каждый из них настолько привык к разочарованиям, что даже впервые встретив своего человека, им долго не удается поверить в то, что это наконец случилось. И тяжелее всего испытать это разочарование только потом, когда столько слов и дней, лет безбожно проведены с другими. Ведь удивительная штука жизнь… вы можете оба любить горький шоколад, слушать одни и те же песни, иметь привычку грустить под шум дождя, оба родились весной, до сих пор на редкость в современном мире любите читать, оба стараетесь вставать в шесть утра, едите борщ маленькой ложкой, бананы кушаете отламывая, вы оба мечтатели-реалисты, обожаете Шопена и кофе с пенкой, и все равно нет в мире более чуждых друг другу людей, чем вы.
Поэтому единственное, в чем я нашел и радость, и покой была моя семья, маленькая семья из моей супруги и сына. Залогом этой счастливой семьи, в которой долго не звучал детский лепет, была именно Она. Мне удалось пронести чувство к ней на протяжении всей жизни, и я горд этим. Жизнь не настолько долга, чтобы мы не могли сохранить верность одному человеку. Я никогда не боялся разлюбить ее, мне это не грозило. Единственное чувство, которое для меня всегда было худшим- это безразличие. Отношения, в которых поселилась ненависть, можно восстановить, но если между людьми появилось безразличие, все уже потеряно. Безразличие в миллионы раз хуже ненависти. После него мосты не соединяются вновь.
Сына мы ждали долго. В какие то моменты казалось, что чудо уже не случится. Такие мысли были, хоть я и не давал ей об этом знать, ведь эта тема была для нее ахиллесовой пятой. А потом это самое чудо все же свершилось и хотя я давно обещал себе, что отнесусь к этому более чем естественно и все буду повторять— «я же говорил что получится!», узнав об этом, я потерял голову от радости больше нее, что уж говорить о том дне, когда это чудо можно было потрогать руками.