– Эй, ты – сука! Кошелёк или жизнь?
За своими глубокими раздумьями я перестал следить за обстановкой. И двое мужичков, пользуясь тем, что горожане уже начали расходиться по домам, решились на грабежи.
Эхе-хе, прав был офицер. Спокойное бытие как-то не для рожи Арьнена?Странника.
Все вещи местные хранили в небольших сумочках или мешочках, привязанных к поясу или подвешенных за крючочки к нему. Порой их держали за пазухой. А потому, пока один из паразитов держал нож у моего живота, другой шустро ощупывал ремень.
Ха! Это в этом мире не знали, что такое одежда с карманами. Я же давно привык хранить деньги и всё ценное в потайных карманах плаща.
– Что это? – изумился грабитель.
Его лапищи добрались до моей груди и сняли одну из цепочек. На шее у меня висело всего два украшения, и оба они были заботливо упрятаны под рубаху. Однако по уменьшившемуся весу я мгновенно понял, что амулет со знаком служителя Ордена остался сокрытым. Судьбе было угодно, чтобы в этот день и час сему примитивному миру произошло явление чуда технической мысли. Мужик вытащил наружу карманные часы. При этом, рассматривая непонятную диковинку, он ещё и случайно нажал на боковую кнопку. В результате корпус раскрылся, и тиканье стало отчётливо слышно.
– Живое! – в ужасе воскликнул грабитель и побежал, сломя голову, куда-то вглубь переулка и в сторону. Его напарник заметался, не зная, что делать, но поглядел на моё перекошенное от гнева лицо и всё же помчался вслед за товарищем.
– Идиоты. Как силу себе верну, так первыми вас в круги обращения отправлю! – свирепо рявкнул я, поднимая разбившуюся дешёвую, но очень дорогую лично для меня вещицу. Карманные часы были подарком от милой, беззаботно весёлой и невероятно чарующей девушки, с которой мне не довелось увидеться дважды. Она глупо погибла под колёсами автомобиля за неделю до разрушения своего мира. Теперь мало чего осталось и от её подарка. Стекло разлетелось вдребезги. Тонкие стрелочки погнулись. Задняя крышка выскочила, и пара шестерёнок укатилась в неизвестном направлении…
Эх, если бы знать, чем всё завершится, то сам бы подошёл и отдал все оставшиеся монеты!
«Эх, если бы знать, чем всё завершится, то сам бы подошёл и отдал все оставшиеся монеты!» – прозвучала в голове очень верная мысль, но я, будучи совсем мальчишкой, посмотрел на сбитые до крови костяшки на кулаках и испытал гордость за совершённый поступок.
Гастону мы с Эветтой преподнесли туже байку, что и стражникам – мэтр Алхимик вынужденно покинул Юдоль на неопределённый срок. Однако на этот раз прозвучали и наглые уточнения. Разумеется, чтобы мэтру не искать своих слуг по прибытии, он выдал нам средства на оплату комнат, но, так как мы не знали, сколько именно придётся его ожидать, то он дал наказ платить по окончанию каждой недели проживания. И не раньше.
Ремесленник от таких новостей заметно (как недовольно, так и подозрительно) нахмурился, но тут в лавку зашла супруга начальника стражи и сделала заказ на чайный сервиз. Она даже согласилась заплатить больше, лишь бы только на нём были не «глупые банальные цветочки» (да-да, она так и выразилась!), а не менее милые щеночки, чем на вазочке, что здесь недавно купила её подруга. После такого визита Гастон посмотрел на меня с Эветтой с куда как большей приязнью и за согласие на небольшую услугу с моей стороны не только принял все наши условия, но и озвучил, что первую неделю мы можем жить за бесплатно. Однако сэкономленные деньги всё равно ушли. Нужно было питаться. Нужно было купить закончившуюся бумагу для письма. Пришлось потратиться мне на ботинки – купленные мэтром нещадно натирали ступни. Нужно было купить Эветте новое платье, так как со старого не отстирывалась кровь. Моя подруга, конечно, прикрывала пятна накидкой, но… Помимо этого, цены из-за предстоящего визита наследника престола взлетели до небес, а нам требовался ещё и конь. Хотя бы один на двоих. И мы его, точнее её, купили. Правда, даже такая старая покорная животинка, какой являлась Матильда, обошлась втридорога…
В общем, на второй день жнивня кошель мэтра окончательно опустел.
– Нам нужны деньги. Сделай что-нибудь, – скрещивая руки на груди, не очень-то мягко потребовала Эветта. – Ты же мужчина!
– Если принесёшь металл, то могу их выплавить.
– Арьнен, – наклоняясь, зашептала она. – Завтра мы доедим хлеб. И на этом всё. Понимаешь? Всё.
– Я вчера вместо исследований разрисовывал чашки и блюдца. Сегодня тоже целый день этим занимаюсь. И если так и дальше пойдёт, то лучше нам вернуться в Обитель. Потому что всё, – говорить и дальше бесстрастно у меня не получилось. Я сорвался. – Понимаешь? Всё! Наш проект провалится без уделяющих ему внимание исполнителей!
– Работа продолжается.
– Предпочитаю, чтобы продолжал её я, а не ты.
– Мне не дано так рисовать.
– Тогда найди, что тебе дано, или убирайся, раз от тебя нет толка! – прикрикнул я и категорично заявил. – Я своим трудом оплатил нам эту неделю проживания и поэтому завтра, несмотря ни на что, именно я поеду к жиле.
– Почему ты всегда такой жестокий? Как можешь говорить в таком тоне? Так легко!
– Просто открываю рот и начинаю говорить.
Я действительно был зол на подругу. И на себя. Не верни я её тогда к жизни, то деньги у меня бы ещё имелись.
Эветта, не зная ничего ни о моих подлых, но логически верных мыслях, ни о свершённых безрассудных благородных деяниях, насупилась и ушла наверх в комнату мэтра. Это помещение мы оставили нетронутым, предпочитая использовать его в качестве лаборатории.
Между тем настроение постепенно возвращалось в норму. Эмоции у меня всегда быстро менялись, хотя внешне это было почти незаметно. Ныне же помогал ещё и процесс рисования. Движения кисти успокаивали. Работа увлекла. Я смог остановиться только ближе к ночи, когда сервиз был готов. Оставалось лишь распылить на него закрепитель, но этого мастер Гастон мне не доверял, боясь, что нанесённый мною слой дорогого средства окажется слишком толстым. Возражений у меня не имелось. Так что я, предварительно задумчиво поглядев на лестницу, пошёл на кухню и заснул до утра сном столь крепким, что проснулся крайне поздно. Пожалуй, если бы не громкий говор покупателя, то проспал бы даже до обеда.
Быстро приведя себя в порядок и отрезав кусок хлеба подрагивающей рукой (смех и грех, но мои пальцы и всю правую кисть ломило от усердного труда), я заметил, что Эветта со вчерашнего дня из еды так ничего и не взяла. Даже два яблока всё также одиноко лежали на огромном блюде. И так как сомнения меня в пору юности тоже мало терзали, взяв их оба и надкусив, я вышел из кухни.
Гастон был занят покупателем, поэтому приветствие вышло скупым, и ничто не помешало мне подняться наверх да постучаться в дверь Эветты. И снова. И снова. Наконец, я не выдержал и вошёл в комнату без приглашения. Моей подруги там не оказалось. Как и в комнате мэтра. Это привело меня в искреннее недоумение. Так что, выбросив через окно яблочко, под конец оказавшееся червивым, я принялся задумчиво откусывать от второго кусок за кусочком и неторопливо спустился на первый этаж.
– Арьнен, вот ты соня сегодня! – добродушно пожурил меня Гастон. Он уже закончил с покупателем и складывал монеты за проданный товар в шкатулку.
– Угу.
– Но сервиз отменный вышел. Точно не пойдёшь ко мне в подмастерья?
– Угу.
– А вдруг передумаешь?
– Не-а, – не оставляя от фрукта даже тощего огрызка, уже более членораздельно сказал я. – Это так интересно. Когда же постоянно и вынужденно рисуешь, то не остаётся ни фантазии, ни вдохновения. Скучно.
– Скучно ему! – фыркнул Гастон. – От хорошей профессии отказываешься, между прочим. Прибыльной. А тех художников, что вдохновениями дорожат, ценить обычно начинают после смерти голодной да холодной. Или думаешь, что завсегда магам служить будешь? Вдруг не вернётся за вами сударь Алхимик?
– Такая вероятность существует.
– Вот-вот. Подумал бы как в случае чего не спину гнуть, непосильные тяжести таская, – с этими словами Гастон прижал руку к пояснице и медленно потянулся. Что-то в его теле захрустело. – Эх, молодые! На то и родитесь, чтобы потом, ошибаясь, мудрость стариков вспоминать.
– Такая вероятность тоже существует, – мечтая закончить с разговором да поскорее уйти к городской конюшне, повторился я.
– Заладил же одно и тоже. Тьфу! Лучше скажи-ка мне вот что. Вместо того, чтобы бездельничать, подзаработать хочешь?
– Не думаю. Стоит отдохнуть от рисования, – прозвучало честное признание.
Сначала мне казалось, что, занимаясь сервизом, я попутно тайком разрисую и с десяток дощечек на продажу. Но меня хватило только на одну. Однообразные рисунки морально истощали, а на другое я был пока неспособен. Голова была занята совершенно другим, нежели поисками вдохновения.
– Хватит пока мои краски переводить. Я другое имел в виду.
– Что именно?
– Твою работу новой хозяйке доставить надо, а мой посыльный припёрся с подбитым глазом. Пока не заживёт, и близко к приличным клиентам не подпущу! Поэтому мне нужен кто-то посимпатичнее. Вот ты, например. Заплачу отменно. Четверть серебряного… Уж очень тобой доволен!
– С этим может Эветта справиться.
– Да, но эта коза ускакала куда-то. Не стану же я твою сестру весь день поджидать?
Логика в его словах присутствовала. Деньги манили. На них можно было закупить еды на дня два вперёд, если питаться без сладкого, а времени труд занял бы всего ничего. Успелось бы до жилы доехать. Поэтому я взял в руки объёмный тяжёлый сундучок, украшенный красивым бантом, и направился к дому начальника городской стражи.
Заказчица принялась рассматривать сервиз, не став выгонять посыльного (то есть, меня) из гостиной. Она сперва хотела проверить посуду на целостность, потому её довольство звучало музыкой для моих ушей. С каждым новым предметом она щебетала всё восторженнее и восторженнее.
Да-да, тогда мне не довелось понять, что хитрый Гастон, прекрасно знающий характер сей сударыни, именно из-за этих похвал и выбрал меня в качестве курьера! Поэтому я мысленно ликовал, и, будучи воодушевлённым, даже раскрыл небольшой секрет – если поставить чашки в ряд дужками назад, то можно было увидеть, как щенок превращается в лохматого пса. Женщина от «секрета» засияла от счастья и, проявляя неслыханную щедрость, вручила мне мелкую монетку из серебра. После этого я ощутил себя редкостным богачом! Честно, сложно было сказать, кто из нас двоих испытывает больший восторг, но, непрерывно кланяясь, я покинул дом начальника городской стражи окрылённым.