Полёт раненой птицы

Наверное, мне следовало быть менее любопытной, но это позже легко представлять, как следовало себя вести.

– За велосипед, – невесело усмехнулся Ваня.

Вот ненормальный!

– Я же серьёзно.

– Я тоже, – заявил он. – Слышала о таком – трековые гонки?

Так-так! Ещё одна пострадавшая вещичка на моём счету. Конечно, не совсем на моём, но, не будь меня, она бы, может, ещё постояла какое-то время. Правда, боюсь, что недолго.

Лично я на его месте запустила бы ей в стену в первый же день, как только она попалась бы мне на глаза. Наверняка. После такого спорта, после таких скоростей, достигаемых исключительно невероятным усилием собственных ног, неподвижность и инвалидная коляска. Как страшно! Как страшно, Ваня!

– Сядь на диван!

– Зачем? – он удивился.

– Хочу сесть рядом с тобой.

Ваня состроил рожу, но все-таки перебрался на диван. Я присела рядом, на ковёр, положила ладони ему на колени.

– Зря, – он посмотрел невесело, то ли на меня, то ли на свои ноги. – Они всё равно ничего не чувствуют.

– Они-то, может, и не чувствуют, – согласилась я, но не собиралась смиряться. – Но ты-то чувствуешь.

Не могла я больше видеть его печальных и каких-то обречённых глаз. Я сделала бы что угодно, лишь бы он не оставался дольше таким. А он провёл рукой по моим волосам, словно погладил собачку, и совсем странно проговорил:

– Ты похожа на кошку.

Ну, вот! Я ошиблась. Оказывается, он гладил кошку, а не собачку.

– На кошку, которая гуляет сама по себе. И ни за что заранее не определишь, куда она в следующую секунду приткнётся.

Как началось! И как закончилось!

Я вскочила.

– Вот интересно! Ну, ты и завернул!

Ваня открыл было рот, но я опередила его.

– Не волнуйся. Я прекрасно поняла, что ты хотел сказать. Я хитрая, я притворщица, я капризная и люблю, чтобы все мои капризы выполнялись. А ты – очередной мой каприз.

Ты трус, Ваня! Ты хочешь сделать вид, будто между нами ничего не может быть? Но совсем не трудно угадать твоё истинное желание.

Ты хочешь, чтобы я любила тебя, потому что сам втрескался в меня по самые ушки, но ты боишься: моя любовь продлится недолго, в конце концов мне надоест строить из себя благородную героиню, ты мне наскучишь, и я тихонько удалюсь в неизвестном направлении, и тогда будет гораздо хуже, гораздо больнее пережить очередное подтверждение своей неполноценности. Поэтому, самое лучшее – прекратить все отношения прямо сейчас. Ты так думаешь?

Но ты ведь позволил себе маленькое удовольствие – коснуться моих волос!

– Мне уйти? – спросила я и в поисках ответа заглянула ему прямо в глаза.

6

Я вовсе не собиралась уходить и, тем более, пугать Ваню. Он всё понял и теперь он должен был решить, сам, для себя, именно для себя, потому как я давно уже все решила. И он решил.

– Нет.

Я ничего не видящим взором рассматривала корешки книг на полке.

– Саш.

Я услышала, я повернулась, я подошла, я забралась с коленями на диван. Я хотела близко увидеть его, совсем близко. Но это оказалось не так-то просто – находиться рядом и говорить то, что неудержимо рвалось с языка. И я зажмурилась.

– Вань, я люблю тебя. – Мои глаза распахнулись сами собой. Наверное, от решительности и удивления. – Ты думай, что хочешь, но это так и есть. Это правда.

Я ни капли не смущалась и не боялась. Я села прямо, чтобы не видеть потрясённого Ванькиного лица. Я старалась вести себя тактично и воспитанно. А он взял меня за плечо и развернул к себе.

А потом… ну, потом… в общем, потом мы поцеловались. И ещё раз. И ещё. Долго. Даже, наверное, очень. Вряд ли смогу сказать точно, насколько. А дальше просто сидели крепко обнявшись, и, немного придя в себя и набравшись наглости, я спросила:

– Ты больше не будешь на меня обижаться?

– От тебя зависит, – сумел сложить Ваня вполне умную и не слишком короткую фразу, хотя сейчас с трудом ориентировался в пространстве и в мыслях. Уж я-то знаю, потому что у меня самой кружилась голова.

– Нет, от тебя! – не согласилась я. – Если ты будешь меня любить, куда я денусь?

Мой Ваня! Мой самый замечательный, самый лучший Ваня! Я сделаю все, что в моих силах. Я очень хочу, чтобы ты снова стал ходить.

Ну почему же на нашей планете на самом деле не растут сказочные цветики-семицветики? Ну, хотя бы с одним лепестком! Я бы весь мир обошла, только бы найти его.

«Лети, лети, лепесток, через запад на восток, через север, через юг, возвращайся, сделав круг. Лишь коснёшься ты земли, быть по-моему вели». Хочу, чтобы…

Только вот в действительности чудес не бывает.

Я не давала покоя родителям, я расспрашивала их о знакомых, я даже к Вере приставала. Я боялась разговаривать только с Ваниной мамой, да она и без меня наверняка делала всё возможное. И однажды мой папа предложил съездить в больницу, поговорить с лечившим Ваню врачом и узнать обо всем подробно.

Врач, конечно же, начал с того, что надежда есть – а когда её не было? – что он не исключает такой возможности, потому что современная медицина… и прочее, и прочее. Наверное, каждого врача учат говорить подобные слова ещё во время учёбы в институте. От них вера во вполне реальное чудо разгоралась с невероятной силой, но…

Ване необходимы какие-то жутко специальные, высокопрофессиональные операции, а их в нашем городе – увы! и ещё раз, увы! – не делают. Конечно, есть специализированные клиники и центры с реабилитационными отделениями, и в Москве, и тем более за границей. Но либо надо ждать очереди несколько лет, либо готовить деньги, причём немалые деньги. Так что, дорогие родственники (хи-хи, «родственники»!), все в ваших руках.

А Ванина мама боится, вдруг что-нибудь случится. Я ловлю её встревоженный, умоляющий взгляд и почти уже слышу те слова, которая желает, но никак не решается мне сказать: «Сашенька, миленькая, только не бросай его! Ради его и моей жизни. А иначе он…»

Ваня, до чего ты довёл свою мать!

Я долго готовилась к этому разговору, я не представляла, как его начать, и начала неожиданно для самой себя, прямо, без вступлений.

– Вань! Ты можешь мне сказать честно? Ты думал когда-нибудь что-нибудь сотворить с собой?

Он сделал вид, что ни капли не удивлён и не потрясён, равнодушно пожал плечами.