Полёт раненой птицы

– Саш, перестань!

Ах, так!

Я, недолго думая, взяла со стола нож, демонстративно проверила остроту лезвия. В насмешливых глазах мелькнула тревога.

– Ты ведь останешься, правда? – я победно посмотрела на Ваню и принялась пилить лежащую на моей тарелке котлету.

Потом он звонил матери и демонстративно и весьма театрально расписывал ей, что я себя плохо чувствую, и в таком состоянии со мной трудно поладить, а, тем более, договориться, и тому подобную ерунду.

Я, между прочим, не обижалась. Но зато ночью, когда все легли спать, долго ворочалась с боку на бок и никак не могла уснуть. Наверное, от сознания того, что Ваня находится рядом, за стеной, и я могу подойти к нему в любую минуту.

А ещё мне было ужасно интересно, о чём он сейчас думает, и зачем я уговорила его остаться, и почему он всё-таки согласился. Он ведь не поверил, что я опять начну себя резать. Не до такой же степени я идиотка.

Короче, долго я не выдержала и тихонько прокралась в соседнюю комнату.

Я вошла и сразу встретила взгляд его ясных глаз.

– Ты чего? Не спится? – поинтересовался он шёпотом.

– Конечно, нет.

– И мне, – признался он. – Эти твои бредовые идеи! А я, придурок, согласился. Чувствую себя, как… не знаю кто. Ещё ты тут бродишь! – Ваня сел. – Ты зачем пришла?

– На тебя посмотреть, – сердито пробормотала я. – Можно?

– Можно.

Я скромно присела на краешек дивана.

– Посмотрела?

– Угу.

Поперёк его груди тянулся широкий тёмный шрам.

– Что это?

Рука сама потянулась к нему. Я только осторожно дотронулась, а Ваня дёрнулся, как ужаленный. И вовсе не от боли.

– Это всё то же, – он поймал мои пальцы, отодвинул от своей груди, но не отпустил, крепко стиснул. – Меня собирали по частям, не надеялись, что выживу. А я зачем-то выжил, – и вдруг улыбнулся уголком рта. – Наверное потому, что ещё должен был встретить тебя.

НА КРЫШЕ

1

Вита жила с мамой и бабушкой в исторической части города, там, где редко встречались современные высотки, там, где было много зелёных скверов и бульваров, там, где большей части домов перевалило за сотню лет. Вот и Витин дом, построенный в 1900 году, имел всего четыре этажа и небольшой мезонин.

Именно в мезонине и жили Т?шины.

Из окна Витиной комнаты легко можно выбраться на крышу и там, в одиночестве, проводить время как тебе заблагорассудится, не заботясь о том, что сейчас появиться кто-нибудь неприятный и станет подглядывать из-за угла, в стремление разузнать не предназначенные ему секреты.

Вита не любила спускаться во двор, предпочитала гулять на крыше. Даже если внизу призывно звенели ребячьи голоса. И мама, и бабушка постепенно смирились с этим. Виту никогда не тянуло к краю, она не пыталась забираться на узенький парапет, она не отходила далеко от стены мезонина, спокойно сидела на нагретом солнцем покрытии, играла, рисовала или читала. Она бы, возможно, всю жизнь провела на крыше, если бы не надо было ходить в школу.

Училась Вита вполне прилично, до восьмого класса дотянула без «троек», поэтому школу не воспринимала, как каторгу, но и особой тяги не чувствовала.

Кого-то со школой связывают друзья, ребята из класса, а её – нет. У Виты отношения с одноклассниками ровные, бесконфликтные – поверхностные. Только с Дашей Бибиковой Вита чуть более близка. Да и то исключительно потому, что они уже несколько лет сидят за одной партой. Проводя столько времени вместе, поневоле сблизишься.

Вита, как подруга, Дашку очень даже устраивала. Она – идеальный собеседник. Молчаливая, неактивная. А Дашка больше всего на свете любит общаться, разговаривать. И не важно, что Вита порой её не слушала, сидит отстранённая, целиком погруженная в себя. Дашку такие мелочи не волновали. Главное, ей болтать не мешали! Не перебивали!

Обычно Вита и Дашка выходили из школы вместе. Дашка никогда не успевала выложить все, что знала, во время уроков, поэтому договаривать ей приходилось по дороге. Невозможно же держать в себе такое количество информации!

– О, Лёха, привет! – сбой в плавном течении Дашкиной речи заставил Виту прислушаться и обернуться.

Возле них остановился парень. Самый обычный. Темные волосы, серые глаза. Крепкий, высокий. Не то, чтобы уж очень красивый. Немного угрюмый.

– Знакомься! Это Вита. Моя одноклассница.

Лёха коротко глянул на Виту, без всякого интереса, отвернулся. Она тоже отвернулась, но продолжала видеть его перед собой, в мыслях, в воображении.

– Ты сейчас домой? – трещала Дашка. – Ну, пойдём тогда!

– Нет, – спокойно возразил Лёха. – Не домой. В другую сторону.

Дашка протянула, немного разочарованно:

– А-а-а. – Она забыла, что ещё не все успела дорассказать. – Тогда – всем пока! – и умчалась прочь, оставив Лёху с Витой.

Оказалось, им по пути. Они шли рядом и молчали. Они только что познакомились. Нет, даже не познакомились! Просто узнали имена друг друга. И им не о чем было разговаривать.

Конечно, даже с чужим человеком можно поболтать о чем-нибудь незначительном, нейтральном, но Вите нравилось именно так: идти, молчать, изредка украдкой поглядывать на Лёху и оставаться уверенной в том, что он не замечает её маленького интереса. Жаль, что до дома было не очень далеко.

– А здесь я живу, – Вита остановилась перед невысоким крыльцом, украшенным чугунным литьём, махнула рукой вверх. – Вон там: в мезонине.

Лёха задрал голову.

– Из моего окна можно выйти на крышу, – торопливо похвасталась Вита, в желании хотя бы ещё на несколько мгновений отсрочить расставание.

– Серьёзно? – уточнил Лёха недоверчиво, но крайне заинтересованно, и спросил: – А можно мне посмотреть?

Вита не сразу поверила в услышанное, а когда окончательно убедила себя в реальности произнесённых слов, рванулась к дверям.

– Конечно! Если хочешь! Само собой!

Лёха шёл за ней, послушно, не задерживаясь, не интересуясь окружающей обстановкой. Его влекла только крыша.

Чем? Обособленностью собственного пространства и безграничностью открывающихся с её высоты перспектив?

Вита привычным жестом распахнула окно, а Лёха не стал пропускать её вперёд, несмотря на то, что именно она была здесь хозяйкой и имела незыблемое право на первенство.