Выпускной бал в чистилище

Мэгги смотрела на него, на его губы, которые были так близко, и мечтала, чтобы он ее отпустил, но одновременно страстно желала, чтобы он ее поцеловал, и ненавидела себя за это. Джонни обхватил ее еще крепче, а потом опустил голову и нежно, едва заметно коснулся губами ее губ. Мэгги задрожала, а он словно окаменел. Она почувствовала, что он точно оттолкнет ее от себя. Но он лишь снова склонился к ней, раскрыл ее губы своими, обхватил ладонью ее лицо. Его поцелуй был теплым, настойчивым, и знакомым, и совершенно новым… его губы прижимались к ее губам, ее рот полнился его вкусом, она словно купалась в его запахе. На мгновение она вся отдалась его воле, позволила огню, что зажегся внутри нее, сжечь всю боль, позволила ему целовать себя, а себе – целовать его в ответ. Но в его поцелуе не чувствовалось любви. И поэтому Джонни был для нее незнакомцем. Ее целовал незнакомец. Эта мысль больно ранила ее гордость, и Мэгги резко высвободилась, оттолкнула Джонни так же исступленно, как он ее обнимал. Он отпустил ее, и несколько долгих минут оба молчали.

Мэгги первой нарушила это молчание. Она вновь приблизилась к Джонни, сунув руки в карманы, имитируя его позу.

– Джонни, мне очень жаль. Я знаю, что ты не хочешь быть здесь. Знаю, что все это – бессмыслица. Самое безумное во всей этой истории… что ты готов был отдать за меня свою жизнь… по крайней мере, то, что от нее осталось. И пусть я люблю тебя, но я не жду, что ты будешь жить ради меня или свяжешь жизнь со мной. Мне так сильно хотелось быть с тобой рядом. Я бы осталась с тобой там, в школе, потому что пожар казался мне куда менее страшным, чем то, что я могу тебя потерять. Я думала, что только так мы сможем быть вместе. Но ты не дал мне остаться.

Джонни отвернулся от нее, словно отмахиваясь и от ее признания, и от нее самой. Мэгги почувствовала, как ее сердце разбивается на мириады осколков. Горьким шепотом она договорила то, что хотела ему сказать:

– Но я бы тоже выбрала тебя, и я не забыла тебя. Ни единой секунды, ни единого дня, ни единого поцелуя.

Сказав это, она подняла альбом с вырезками с цементного пола, вложила его в руки Джонни, развернулась и вышла из гаража. Она уходила прочь от Джонни, который больше ее не любил и даже не знал, в серое будущее, к машине, старевшей все те долгие десятилетия, что Джонни провел в чистилище. Он не пошел за ней.

6

Время строить

Джонни ужасно обошелся с Мэгги. Он сам не понимал почему. Она его разозлила. Но он толком не мог объяснить, чем именно. Может, тем, что она знала его – точнее, какую-то его версию – таким, каким он не мог себя вспомнить и даже представить. Когда она сказала ему, что он ей часто читал, он чуть не расхохотался. Он не любил читать. Точнее, он ненавидел книги… по крайней мере, ему так казалось. Но едва Мэгги сказала об этом, как он припомнил, что накануне болтался по дому Джиллиан, не зная, чем себя занять. И вдруг его охватило непреодолимое желание взять пару книг с переполненных книжных полок и почитать. Он даже вытащил одну, под названием «Повесть о двух городах», и еще до того, как раскрыл ее, уже знал, какими будут первые слова… и не ошибся. Он стал со страхом читать, и с каждой новой страницей его страх рос. Он знал эту книгу… наизусть. Наверняка он знал ее целиком, но проверять не стал, а просто швырнул книжку через всю комнату с такой силой, что у нее оторвался переплет. Джиллиан здорово огорчилась. Он решил, что ей очень нравилась эта книга, и почувствовал себя последней скотиной. А потом Джиллиан сказала, что раньше эта книга принадлежала ему. Сказала, что мама подарила ему эту книгу в честь окончания школы. Под обложкой, на форзаце, отыскалась надпись:

Май 1958 г.

Моему сыну Джонни.

Пусть все в твоей жизни будет прекрасно.

С любовью, мама

С тех пор как его выписали из больницы, Джонни почти все время проводил в гараже со своей машиной. Джиллиан сказала ему, что мама так и не смогла с ней расстаться. Все эти годы она содержала машину, время от времени отдавала ее Джину в ремонт, старалась поддерживать ее на ходу. При виде своего шевроле он испытал прилив счастья, единственный за все время, пока длилось это хоррор-шоу с ним в главной роли. К тому же теперь ему было чем себя занять. Еще он проводил много времени, разглядывая внутренности машины Джиллиан. В тойоте не было карбюратора, а все остальные детали стали гораздо меньше, чем в его времена. Джиллиан сказала ему, что в современных машинах многие действия совершает компьютер. А потом показала ему свой ноутбук. Когда Джонни его коснулся, от его пальцев полетели искры, и ноутбук закоротило. Джиллиан тяжело вздохнула. Ей удалось снова его включить, но едва Джонни его коснулся, как тот опять выключился. Тогда Джонни решил держаться подальше от современной техники. Он старался не трогать машину Джиллиан, только поменял масло, а в остальное время просто смотрел под капот. Машина пока что работала, и компьютер в ней тоже, хотя Джиллиан и сказала ему, что денег у него теперь очень много и он может купить себе все, что захочет, даже новехонькую машину, если вдруг сломает ее тойоту.

Сразу после исчезновения Джонни шериф Бэйли взял деньги, которые выделили мэр Карлтон и президент Ханивилльского банка и треста, и помог матери Джонни открыть счет. Предполагалось, что эти деньги пойдут на вознаграждение тем, кто сумеет хоть что-то рассказать о пропавшем Джонни, а к тому же на них будут начисляться проценты, и если Джонни когда-нибудь вернется домой, то сможет их получить. Долли Кинросс всегда верила, что Джонни вернется. Джиллиан тоже хранила эти деньги с поистине религиозным рвением и с удовольствием сообщила Джонни, что теперь все эти деньги принадлежат ему. На счете лежало больше миллиона долларов.

Он снова стал думать о Мэгги. Она не была похожа на девчонок, которые его привлекали. Она носила очки в огромной оправе и вела себя слишком дерзко. Ему всегда нравились блондинки, сговорчивые, пышнотелые. У Мэгги были темные волосы, а формы скорее отсутствовали, хотя после сегодняшней встречи с ней в гараже он пришел к выводу, что многого сразу не разглядел. Она двигалась как истинная танцовщица, грациозная и гибкая, и, если бы только он был способен не отвлекаться на посторонние вещи и не бесился безо всякой причины, ему наверняка понравилось бы за ней наблюдать. Конечно, тайком. А еще она показалась ему забавной. Он улыбнулся краешком рта, вспомнив… про семена бубликов. Пока она была рядом, ему не хотелось вестись на ее попытки его рассмешить, но теперь он улыбался, вспоминая ее странные шуточки.

Он не собирался сгребать ее в объятия и целовать. Он просто хотел, чтобы она рассказала ему все, что знала. Но от того, что она рассказала, все только сильнее запуталось, и он потерял над собой контроль. А еще его страшно взбесило, что она глядела на него с таким понимающим видом, словно все про него заранее знала. И потом, она и правда в него влюблена. У нее это на лице написано. Но самой последней каплей стала фотография в альбоме, который она притащила. Снимок Айрин в том самом платье персикового цвета, прямо как в его сне. Платье было не красным. И Мэгги по этому поводу тоже прошлась. И тогда он вдруг почувствовал, что Вселенная с ним играет, что его жизнь – просто карточный домик, который может рухнуть в любое мгновение, и он снова исчезнет еще на пятьдесят лет.

Вот тогда-то он и схватил Мэгги, вцепился в нее. Он издевался над ней, он ее испытывал, но лишь ради того, чтобы скрыть собственный страх и дать себе повод покрепче ее обнять. Ему понравилось ее обнимать. Губы у нее были такими нежными, и он на мгновение забыл, что это все не взаправду. Она оттолкнула его, но сначала все-таки ответила на поцелуй.

Она сказала, что любит его. Сказала, что поможет. Но Джонни все больше убеждался в том, что его уже ничто не спасет. Он погряз в зыбучих песках по самую шею и тонул. Мысль о забвении казалась почти приятной, и он надеялся, что конец не заставит себя ждать.

* * *

После того как здание Ханивилльской старшей школы сгорело дотла, город постарался поскорее разместить шестьсот школьников, в одну ночь лишившихся возможности учиться. Когда-то, еще до переезда в новое здание, которое достроили осенью пятьдесят восьмого, школа располагалась на Мэйн-стрит. Старые школьные постройки стояли на прежних местах, но за прошедшие годы их отреставрировали и приспособили под нужды города: теперь в них располагались библиотека, суд и центр досуга для пожилых людей. Бывший школьный спортзал на протяжении последних пятидесяти лет служил развлекательным центром; время от времени его подновляли и перекрашивали, следя за тем, чтобы он оставался пригодным для использования и более-менее безопасным.

Посоветовавшись с учителями и другими сотрудниками старшей школы, школьный совет и мэр Пратт решили, что разумнее всего будет временно вернуть учеников в старые школьные здания, поскольку в городе больше не было помещений, способных вместить столько учеников одновременно.

Незадолго до пожара в городе достроили новые здания для суда и окружной тюрьмы. Почти столетнюю постройку, в которой прежде помещались тюрьма и суд, предполагалось снести. Но теперь старый дом отвели под один из корпусов школы, а полиция и другие городские службы срочно перебрались в новенькое здание суда, к которому приставили несколько сборных домиков и трейлеров. Жителям Ханивилля предстояло обходиться без библиотеки и развлекательного центра: в течение школьного дня доступ в эти здания закрывался для всех, кроме учеников. Прежняя школьная столовая уже давным-давно служила центром досуга для пожилых ханивилльцев, но теперь старики на время уступили место школьникам, поскольку молодежь нуждалась в столовой. За считаные недели школу удалось собрать по кусочкам, как пазл, и Мэгги с другими старшеклассниками вернулась к учебе. Шкафчиков в этой школе не было, компьютеры можно было пересчитать по пальцам, сидеть приходилось за партами и обычными столами всех мыслимых форм и размеров, но школа работала, и Мэгги была рада тому, что ее жизнь снова подчиняется четкому режиму.

Гас вместе с другими сотрудниками старшей школы осваивал новые владения, и Мэгги по-прежнему оставалась после уроков и бралась за уборку, выносила мусор из незнакомых комнат и коридоров, старательно притворяясь, что в ее жизни мало что изменилось. Но в действительности изменилось все, и Мэгги казалось, что перемены внутри нее ничуть не менее значимы, чем изменения, потрясшие город. Может, все дело было в возрасте старых школьных зданий, а может, в том, что чувства Мэгги обострились после пожара, но только теперь она часто видела людей и события из далекого прошлого. Во временной столовой Ханивилльской старшей школы не было никаких сотрудников: готовить обеды здесь было негде, и школьники приносили еду из дома, но Мэгги однажды увидела, как повариха в белой косынке, в старинного вида башмаках и фартуке без устали накладывает огромные порции пустоты на подносы, которые подставляли ей дети, теснившиеся перед окошком раздачи. Как-то утром, перед репетицией танцевальной команды, Мэгги заметила паренька в тряпичных кедах и допотопного вида шортах: тот бросал мяч в корзину со штрафной линии, и мяч совершенно беззвучно отскакивал от пола спортзала. В новой жизни призраки встречались Мэгги буквально на каждом шагу, но она старалась не придавать этому значения. Обычно они исчезали через несколько мгновений, и Мэгги не успевала даже по-настоящему испугаться.

Возобновились репетиции танцевальной команды: теперь танцовщицы собирались перед уроками в старом спортзале, и многие жаловались, что полы в нем неровные, а освещение слишком скудное. Мэгги было плевать на подобные мелочи: ее радовало, что она снова может танцевать, может хотя бы на час-другой забыть обо всем. Прошли региональные соревнования, за ними соревнования штата. Ближе к концу учебного года репетиции назначать перестали, но Мэгги по-прежнему приходила в школу пораньше, до начала уроков, включала музыку и искала утешение в движении, обретала радость и покой в тихом старом спортзале.

В то утро она подключила свой плеер к переносной колонке и размялась под случайную музыкальную подборку, ритмично двигаясь под всякую мелодию, что неслась из динамика. Когда зал вдруг наполнили звуки одной из любимых песен Джонни, она дернулась, чтобы выключить музыку, ненавидя себя за то, что эта музыка всколыхнула в ней столько чувств, а сама песня была для нее навеки испорчена.

Но Мэгги чуть замялась, прежде чем выключить звук, и мелодия успела увлечь ее, словно моля дать ей второй шанс. Мэгги сдалась. То поднимаясь на цыпочки, то чуть не падая на колени, она нежно, почти с мольбой, простирала руки, тянула носки, двигаясь по старому деревянному полу, на котором до нее танцевали сотни других людей. Она прикрыла глаза, вся отдавшись движению, и не заметила, как зал вдруг изменился, превратился в совершенно иное место, но отметила, что музыка вдруг стала громче и зазвучали живые инструменты.

Теперь вокруг Мэгги кружились танцоры, сияли улыбки, шелестели пышные юбки, а влюбленные парочки качались в такт песне. Мэгги стояла под гигантской рыболовной сетью, наполненной воздушными шарами, с которой свисали серебряные и золотые морские звезды. На сцене, слева от Мэгги, играли музыканты в одинаковых блейзерах, но песня, звучавшая у нее в голове, не совпадала с той, которую исполнял солист под стук барабанных палочек лихого ударника, словно на картинку, представшую перед ней, забыли наложить правильный саундтрек. От этого Мэгги почувствовала легкое головокружение. Отвернувшись от музыкантов, она разглядывала танцплощадку, заполненную призрачными танцорами. На дальней стене висел транспарант с названием мероприятия: «Подводный мир – выпускной бал 1958 года».

Мэгги ахнула и стала озираться вокруг. Он должен быть здесь. Фигуры вдруг потускнели, и Мэгги испугалась, что видение вот-вот рассеется. Она в отчаянии сорвала с носа очки, сжала их в руке. И в то же мгновение фигуры снова обрели плоть, лица стали такими четкими, а наряды такими яркими, как если бы все происходило наяву. Это что, Айрин? У стола, в центре которого лежала огромная ракушка, одиноко сидела девушка в пышном платье персикового цвета. Выглядела она так, словно хотела как можно скорее убраться отсюда. При виде тетушки Айрин в образе совсем юной девушки у Мэгги перехватило дыхание. Волосы Айрин локонами ложились на плечи, в ушах и на запястьях сверкали драгоценные камни. Она выглядела прелестно. Она вяло качнула бокал с напитком, который держала в руке, и с тоской взглянула на парочки в центре зала. К столу подошла какая-то парочка; при виде друзей глаза Айрин заблестели, лицо и руки словно ожили. Внезапно между Мэгги и столиком, за которым сидела Айрин, оказались танцующие, и Мэгги, отвлекшись от своей тетушки, вновь принялась искать Джонни.

Вон там! В фигуре у дальней стены, прямо под транспарантом, ей почудилось что-то неуловимо знакомое. Мэгги вытянула шею, пытаясь разглядеть Джонни за толпой выпускников. Все юноши были в белых блейзерах и черных штанах, и оттого их было сложно отличить друг от друга. Но это он. Это точно он, Джонни! Мэгги двинулась с места, чтобы получше его рассмотреть. Рядом с ним, держась за лацкан его пиджака и явно заигрывая с Джонни, стояла блондинка в платье с большим декольте. Сердце Мэгги сжалось, и она тут же пожалела о том, что бросилась искать в этой толпе знакомое лицо. Она крепче сжала в руке очки. Пусть Джонни ее больше не любит, она все равно не готова смотреть, как он обхаживает другую. Даже если все это было давным-давно.