Оценить:
 Рейтинг: 0

Книга песен Бенни Ламента

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 11 >>
На страницу:
2 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Но, судя по всему, отца это не слишком беспокоило. Он воспринимал свою темную сторону как некую данность. Данность, с которой он уже давным-давно смирился.

Мы молча пошли дальше; его большущая пятерня крепко сжимала мою руку, и отец не попрекал меня ни за то, что она была вымазана мороженым, ни за мой более медленный шаг. Мы свернули на Артур-авеню, и развешенное на террасах в переулках белье под порывом налетевшего ветра заколыхалось и захлопало, словно приветствуя нас.

– Мне жаль, Бенито, что тебе сегодня пришлось увидеть мою плохую сторону. Я стараюсь быть тебе хорошим отцом. Лучше, чем был мой для меня. Но я не всегда бываю хорошим человеком.

– А ты не можешь ее вырвать или вырезать? Ну, эту свою гниль? Миссис Костьера ведь срезает плесень с сыра.

– Нет… Я не могу ее вырезать. Во мне слишком много всякой гнили. Я бы умер от кровопотери.

– А я гнилой?

– Нет, ты еще не гнилой.

– Но когда-нибудь гниль меня тоже разъест?

Отец вздохнул так, словно сам себя загнал в такой тупик, из которого уже не знал, как выбраться.

– Да… наверное… Это жизнь… она портит многих людей, – пожал он плечами и покачал головой.

– И тебе наплевать, испорчусь я или нет? – еле слышно пискнул я.

– Все зависит от того, почему ты испортишься. Если у тебя будет выбор… Тогда и мне не будет наплевать. Джино задолжал дяде Сэлу денег. И не спешил их отдавать. Тянул, как мог, время. Избегал меня. Я держался, пока мое терпение не лопнуло. Джино не оставил мне выбора.

– А почему дядя Сэл сам не забирает свои деньги у Джино? Почему это приходится делать тебе?

– Потому что это моя работа, Бенни. Я работаю на дядю Сэла. И моя работа заключается в том, чтобы заставлять людей выполнять свои обязательства. Дядя Сэл – человек занятой. Он проворачивает большие дела. А я работаю на него. И тебе это известно.

– А что такое… обязательство?

– Ответственность. Обязанность. Сэл был братом мамы. Так что мы – семья. А семья – это главная ценность. И за нее мы несем ответственность в первую очередь.

– Это наше главное обязательство?

– Да.

Именно тогда – направляясь по улице, на которой я родился, к дому, в котором я рос среди таких же, как я, людей, – именно тогда я решил, что не желаю обзаводиться семьей. Зачем это делать, раз семья накладывает на тебя обязательства? Я решил, что мне больше нравятся аккорды с нотами разных тональностей. И на протяжении многих лет я обращался только к ним. К аккордам, из которых выстраивал свои мелодии. Аккордам, которые разговаривали со мной, поддерживали и утешали, не требуя взамен никаких обязательств…

* * *

– Я пытался вырвать тебя из сердца. И теперь истекаю кровью… – простонал в микрофон Иззи Маккуин, и я вынырнул из воспоминаний о неблагозвучных аккордах, простых песенках и о том давнишнем дне, когда впервые увидел отца настоящим. Таким, каким он был на самом деле.

– Я пытался вырвать тебя из сердца, малышка. И теперь истекаю кровью, – повторил Иззи так горестно, так убедительно, что никто из слушателей не усомнился в его неминуемой гибели.

Забавно… Я написал для Иззи песню «Не могу вырвать тебя из сердца» еще год назад, но до сих пор не связывал ее с тем разговором, который зашел у нас с отцом по дороге домой из лавки Джино. Возможно, я похоронил его глубоко-глубоко в своей памяти – так же, как и многие другие вещи, касавшиеся отца. Но эти слова принадлежали ему. Придется выписать отцу чек…

Песня «Не могу вырвать тебя из сердца» по сей день оставалась моим главным хитом, и каждый раз, когда она звучала по радио, я испытывал легкое волнение. Исполнял ее не я (да и вряд ли когда-нибудь стал бы). Но это была моя песня. И отцова тоже. Я всю жизнь писал песни на одну и ту же тему.

– Ты взяла немного здесь, ты взяла немного там, а я отдал тебе все, что мог, – провыл Иззи, и мои пальцы полетели по клавишам.

Обычно я не выступал на подобных концертах. Оставался за кулисами, выпивал и слушал. Но Иззи вызвал меня на сцену, представил публике так, словно я был героем родного города, и предложил… аккомпанировать. Мне стало жарко, я ослабил галстук, а через несколько тактов первого куплета скинул пиджак. Помада Мюррея все еще удерживала мои волосы, если не считать своевольной прядки, прилипшей к брови во влажном угаре. Дым и музыка сделали мир вокруг меня пустынным и отчужденным. В нем не существовало никого и ничего, кроме черно-белых клавиш и моря звуков, окружавших мою голову плотным кольцом.

Впрочем, я никогда не оставался в Нью-Йорке один. У отца везде имелись глаза и уши. Особенно в клубе «Ла Вита»[1 - Ит. «La Vita» – «Жизнь». – Здесь и далее примечания переводчика.]. Так что я не удивился, когда он присел за столик прямо перед сценой. Отец не заказал себе выпивки, не расстегнул пальто. Он просто сел и слушал.

Я не виделся с отцом месяцами. Ездил в Детройт, Лос-Анджелес, в Чикаго и Майами. Куда меня только не заносило! И для кого я только не сочинял песни – от Элвиса Пресли до Смоки Робинсона. В сущности, Смоки не нуждался в том, чтобы ему кто-то писал песни; он сам штамповал для себя хиты, как, впрочем, и все остальные ребята. Но Смоки утверждал, что я сохранял его голос свежим. А Берри Горди, основатель звукозаписывающего лейбла «Мотаун Рекордз», только в прошлом месяце взял десяток моих песен для своих артистов. «Смоки пишет светло, а ты мрачно. Он – солнце, ты – дождь. Вам стоит объединиться, поработать в одной команде, – сказал мне как-то мистер Горди. – Назовите себя “Смоки Ламент”. У вас может получиться нечто грандиозное». Но я не слишком тяготел к семейным отношениям, а «Мотаун» в чем-то походил на семью. К тому же, как я уже обмолвился, Смоки на деле во мне не нуждался. Как не нуждался и Иззи. Особенно сегодня. В трио с его голосом и трубой пианино было вторично. Но, по признанию самого Иззи, тексты и горестные стенания удавались мне лучше, чем ему. Маккуину действительно нравились мои песни. К счастью, и его лейблу звукозаписи тоже.

А было время – и не так давно, – когда хедлай-нерство Иззи Маккуина на таких сценах, как «Ла Вита», казалось невозможным. Я сидел в зале, когда Гарри Белафонте выступал в «Копакабане», крупнейшем конкуренте дяди Сэла. Это было в 58-м. А в сороковые Гарри даже не удалось попасть в этот клуб. Его попросту туда не пустили. Чернокожим вход был запрещен. Гарри потребовалось время, чтобы простить и забыть, но он вышел победителем. И теперь перед ним распахивались все двери. По крайней мере, в Нью-Йорке.

У Берри Горди имелся целый список артистов, для которых он хотел застолбить сцену в «Ла Вите». И он попросил меня устроить ему встречу с менеджером Жюлем Пателем. Но я не знал, удастся ли мне это. И я бы точно не стал хлопотать ради Иззи. А потом вдруг подумал: уж не похваляется ли он знакомством со мной? От этой мысли я даже вспотел.

Мне надо было поговорить с Иззи, постараться его вразумить. Чтобы он больше не вытаскивал меня на сцену. И дело было вовсе не в том, что Жюль Патель не стал бы меня слушать. Стал бы! Он бы обязательно вспомнил моего отца и мать («Упокой, Господи, ее душу! Она пела как ангел, эта женщина!»). И мне бы это послужило сигналом для того, чтобы козырнуть родством с дядей Сэлом. Имя Сальваторе Витале всегда облегчало и ускоряло решение любых вопросов. И тогда бы Горди встретился с Пателем и добился концертов для своих подопечных. А мне пришлось бы – рано или поздно – заплатить. Я попытался втолковать это Горди, но он лишь рассмеялся и сказал: «Так устроен мир, и так в нем делаются все дела. И не говори мне, Ламент, что ты этого не знал».

Я знал. Но сомневался в том, что Горди понимал, как выглядела в моем семействе оплата. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь в «Ла Вите» думал, будто сделал мне одолжение, и попросил о чем-либо взамен. Начни лишь прибегать к помощи семьи – и тут же настигнут семейные обязательства.

Отец дождался, когда номер закончился, и в нетерпении вскочил, едва я сошел со сцены и направился к нему.

– Надень шляпу, тебе предстоит кое с кем познакомиться, – сказал он.

Что-то в таком роде. Никакого приветствия. Никаких попреков. Никаких «Где ты пропадал столько времени, парень?». Я почувствовал облегчение. И возможно, поэтому не стал возражать, а отыскал пиджак, затянул потуже галстук и забрал шляпу у девушки-гардеробщицы. Отец поспешил на улицу, в зябкий воздух. Я, удивленный, вышел за ним.

– Ты оставляешь Сэла одного? – спросил я.

Мой отец никогда не покидал Сэла. Куда бы тот ни отправлялся, отец всегда его сопровождал. Лучший и самый преданный сторожевой пес в мире…

– Сэл не в клубе. Он дома. Я пришел за тобой. Хочу, чтобы ты послушал Эстер.

– Эстер?

– Да, так ее зовут.

– У тебя новая пассия, па?

Отец правился женщинам, по ни к одной из них, за исключением моей матери, он не питал серьезных чувств. И к любой новой интрижке всегда относился бдительно. Как, впрочем, и ко всему в своей жизни. У отца и подружки-то постоянной никогда не было.

– Закрой рот, – рыкнул он оскорбленно-обиженно. – Это совсем другое.

– Да? Тогда признавайся, чья она дочка? – Я был уверен, что эта Эстер как-то связана с семьей. Так было всегда. – Ты обязан кому-то ответной услугой?

Отец снова ощетинился, но прямого ответа не дал.

– С каких пор ты сделался таким подозрительным? Я никому и ничего не должен. Эстер напоминает мне твою мать. Я слышал, как она поет. И захотел, чтобы ты ее тоже послушал. Только и всего. – Жестом позвав меня за собой, отец ускорил шаг. – Эстер выступает в «Шимми». Это в нескольких кварталах отсюда. Можем дойти пешком.

– Мама была дочерью гангстера. Я не встречаюсь с дочками гангстеров.

– А кто тебя просит с ней встречаться? – огрызнулся отец. – И следи за языком, парень. Похоже, он у тебя без костей.

Минут десять мы шли молча. Напряжение отца заставило меня насторожиться. Я нутром почуял беду. Причем не заурядную проблему, с какими сталкиваешься ежедневно. Будь со мной кто-то другой, я бы включил заднюю. Но со мной был отец, а он никогда и ни о чем раньше не просил меня.

– Как ты вообще нашел это заведение? – проворчал я.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 11 >>
На страницу:
2 из 11