Второй сын

– Не знаю. Но думаю, что да. Пока руна будет видна.

– Как долго она будет видна?

– Если это шрам… он останется навсегда.

Она выдохнула. А затем положила руку ему на колено, ладонью вверх. Он улыбнулся, приободрившись.

– Эту руну называют духовной. Она требует крови, как и все самые сильные руны. Будет больно. Мне придется порезать тебе руку. Но если я начерчу руну у тебя на ладони, линий никто не заметит. У нас на ладонях уже начертаны другие руны. Видишь?

Он провел пальцем по линии, тянувшейся от ее запястья, и по линиям, пересекавшим ее.

– Хорошо, – сказала она. – Режь.

– Сложи руку в горсть, чтобы мне было проще резать, – сказал он.

Она подчинилась и сложила руку, так что кожа на ладони вся сморщилась. Он повел по ее ладони острием ножа, и за лезвием потянулась тоненькая кровавая линия. Было больно, но она молчала. Слишком заманчивым было обещание не утратить связи с ним. Если бы он попросил, она бы позволила ему изранить себе хоть всю руку до самого плеча.

Он начертил тот же знак у себя на ладони и прижал ее руку к своей, сплел пальцы с ее пальцами, смешивая кровь.

– А теперь… спой мне.

Она нахмурилась:

– Ты сидишь прямо передо мной, держа меня за руку. Ты мог бы услышать меня безо всякой руны.

– Я хотел сказать… спой мне без слов, без звука. Спой у себя в голове… а я расскажу тебе, что услышу.

Он сжимал ей ладонь, и оттого ей сложно было прислушаться к мелодии, звучавшей у нее в голове. Она отвлекалась на то, какой теплой была его кожа, на печаль, теснившуюся в груди, на рыдания в душе, не смолкавшие с той самой минуты, когда она поняла, что осталась совсем одна.

– Я не могу.

– Конечно, можешь, – мягко сказал он. – Разве песни не звучат у тебя в голове, даже когда тебе этого совсем не хочется?

– Да, – выдохнула она.

В голове уже зазвучала песня. Она крепко зажмурилась, вслушиваясь в мелодию, не издавая ни звука.

– Красиво… но где же слова? – спросил он через мгновение. Голос был глухим и словно шел у нее из головы, не у него изо рта.

Она распахнула глаза.

– Я тебя слышала, – восхищенно выпалила она.

Она так крепко сжимала его руку, что не чувствовала своих пальцев.

– Да… а я слышал тебя. Попробуй снова, – настойчиво сказал он.

В Тонлисе всюду музыка, в земле и в воздухе. В Тонлисе всюду пение, даже когда там пусто.

Хёд повторил слова этой песни – не пропел, но лишь произнес, тем же глухим голосом, что звучал у нее в голове.

Она рассмеялась, но тут же осеклась:

– Но ведь… когда я уйду, то не смогу больше держать тебя за руку.

Выпустив ее руку, он отошел на пару шагов. Вытянул посох, стукнул им по ближайшему дереву, оценивая его высоту и обхват. А потом спрятался за его стволом.

– Ты меня видишь? – тихо спросил он.

– Нет.

– Хорошо. А теперь снова спой про себя.

Сердце мое будет в Тонлисе, даже когда я его покину. Дух мой не будет петь снова, пока я не вернусь домой.

Он повторил эти слова, и в его голосе, что слышался прямо у нее в голове, звучала грусть.

Надеюсь, твой дух будет снова петь, Гисла.

Она вздрогнула. Одно дело слышать его, и совсем другое – разговаривать, раскрывать свои мысли в ответ на его слова.

– Мне петь? Или мы можем просто поговорить? – спросила она вслух. Он вышел из?за дерева и приблизился к ней.

– Арвин возвращается, – сказал он глухим, встревоженным голосом.

У нее быстро забилось сердце. Она не была к этому готова.

– Твоя ладонь заживет, но след останется, – прошептал он, стараясь успеть сказать ей все до прихода Арвина.

– Останется шрам.

– Да. Обведи руну капелькой своей крови и спой свою песню, где бы ты ни была. Когда услышишь меня, а я… услышу… тебя, продолжай обводить руну. Мы будем слышать друг друга, даже если ты перестанешь петь. Ни о чем не говори Арвину. Никому не говори. Иначе, боюсь, твой дар могут обратить против тебя.

Через мгновение среди деревьев показалась фигура Арвина. Хёд смолк.

– Лотгар в крепости, – сказал Арвин. – Время ужина еще не пришло, у ворот стоит стражник. Идем, девчонка.

Он схватил ее за руку своей костлявой рукой, заставляя встать, обернул ее плечи покрывалом, пряча под ним ее волосы. Хёд тоже поднялся.

– Останься здесь, Хёд, – приказал Арвин и потянул Гислу за собой.

Гисла не обернулась. Не смогла. Ей показалось, что он с ней попрощался, но в ушах у нее гремел оглушительный гром. Она не знала, подчинился ли он Арвину. Арвин тоже ничего больше не говорил.

Крепость Лотгара была самым большим из домов, окружавших площадь. По сторонам крепости теснились стойла и домишки поменьше.

Арвин указал Гисле на человека, стоявшего у огромной двери с мечом в руках. Когда он поворачивал голову, его длинная коса покачивалась из стороны в сторону.

– Подойди к этому человеку, – наставлял Арвин. – Спроси ярла Лотгара. Говори громко. Настаивай. Скажи, что ты пришла, потому что он этого требовал.