От желания уйти до желания остаться

Мужчина опустил глаза в пол, поглаживая указательным пальцем нижнюю губу.

Аргирея все же стерла некоторые воспоминания Анны… Как хорошо, что она обессилена, иначе пришлось бы ее связывать… Но что будет потом, когда она наберется сил…

Сквозь его мысли доносились обрывки фраз и проклятия: «Сволочь». «Мой отец до тебя доберется». «Отвечай, когда тебя спрашивают».

Гнев ей был не к лицу. Определенно.

– Постарайся вспомнить, Анна. – попросил Уго, перебивая словесный поток брани. – Расскажи мне, что ты помнишь из последних событий?

Девушка дышала, как бык, сквозь зубы и заложенные ноздри, издавая и свист, и шипение.

«Что ты помнишь из последних событий?»

Уго с характерной загадочностью жадно ждал ответа. Надрывное дыхание девушки становилось тише, реже… Оно слилось с тишиной. Столкнувшись с серыми туманными глазами Уго, в отражении которых Анна всегда видела собственные пороки, она неосознанно запрыгнула в последний вагон спокойствия и равновесия. Застыла.

Глаза… Эти глаза… Портрет Уго…

Девушка попыталась собрать все хаотично разбросанные по неподъемной голове мысли. Она и Уго… Мастерская… Нагота – изящество и рельеф мускул… Она рисовала его.

В памяти замаячили кадры уже минувших моментов – самых прекрасных моментов. Капли масла на горячей коже Уго, покрытой мурашками; отсветы на выдающихся скулах и лобных костях, оттененных вечерним полумраком. Солнечные зайчики, скачущие по стенам и телам. Образы, голоса, запахи. Запахи красок, феромонов и… муската.

Глава 3. Две недели ранее. 31 июля. Флоренция. Особняк Марино

ЧСС[2 - Показатель, характеризующий частоту сердечных сокращений.] Анны был на максимуме. Она не могла ни минуты усидеть на одном месте: летала по всем холлам особняка, такая счастливая и непосредственная, такая живая и воздушная, какой ее помнили с самого рождения. Вся эта сумасшедшая неделя была настоящим праздником: строгий отец наконец принял ее выбор в пользу искусства, а не семейного бизнеса, или попытался это сделать, не причиняя морального и физического вреда окружающим.

Все это было не для Анны: она имела твёрдую убеждённость, что только мазохист добровольно посвятит жизнь хедж-фондам отеческого концерна, даже если это MarinoWideUnion – самая дорогая публичная компания едва ли не во всей Италии. Ни за что. Достаточно и того, что от фамилии Марино вздрагивает вся Флоренция, и давно пора было внести в этот патриархат свежую ноту чего-то прекрасного, и она мастерски это делала.

– Папочка, спасибо тебе за то, что помог с открытием мастерской! Атмосфера в ней просто волшебная, ты не представляешь, как я теперь счастлива! Кстати, я уже попросила водителя перевезти в нее все мои материалы и инструменты; надеюсь, он пока тебе не нужен.

Анна набросилась сзади на шею отца, скрестив на ней хрупкие предплечья, и безустанно твердила о том, о сем: о том, какое удачное место они подобрали для ее рабочего пространства, как много света в нем, и какая стильная мебель. Все без исключения приводило ее в неописуемый восторг, и Бернардо грелся в лучах ее наивной радости. Электронный ящик разрывался от потока мейлов, но он сворачивал все вкладки на ноутбуке и слушал воодушевленные рассказы дочери.

– Разве моей принцессе можно отказать? Я лишь хочу, чтобы ты однажды не пожалела о сделанном в прошлом выборе, потому что прошлое нас не жалеет.

Бернардо до дрожи в горле любил свою единственную дочь, но был раздавлен. Кожаное кресло в Совете директоров рядом с ним было уготовано для нее и лишь для нее с первых лет обучения в Гарварде, но с них же и начались первые семейные размолвки. Детское увлечение рисованием превратилось в наваждение, и даже одержимость, но, несмотря на все палки в колесах, Анна окончила академию художеств. Ее полотна постепенно приобретали спрос на аукционах, а многие почитаемые в обществе наставники Анны прочили ей блестящее, даже великое будущее.

Бернардо гладил локоть дочери и думал о том, чему никогда не суждено было сбыться.

– Какие планы на сегодня, дорогая? – спросила Агнесса, наполнив кабинет ароматом свежего кофе. – Я случайно подслушала ваш разговор. Значит, ты довольна своей мастерской?

– Ты шутишь? Она просто великолепная!

Анна освободила отца из цепких объятий и взяла у матери вторую чашку кофе.

– Знаешь, я нашла прекрасного натурщика – его зовут Уго. Его тело, словно вылепили сами Боги по моему заказу! Мне очень повезло – он согласился мне позировать.

– Кхм-кхм. – поперхнулся Бернардо. – Не думаю, что твой жених Аурелио разделит твои восторги.

– Что? Глупости какие… Поймите, тело Уго – это настоящее искусство, и, если мне удастся оживить его на холсте, ахнет даже мой Лио.

Агнесса искоса посмотрела на мужа, отставив в сторону чашку с горьким напитком.

– Но это будет не так просто сделать. – продолжила говорить сама с собой Анна. – Понимаешь, мама, при определенном освящении блики на теле Уго играют на каждой мышце, мечутся прямо по ложбинкам… Это выглядит завораживающе. Нужно быть гением, чтобы суметь изобразить это, но и это не самое главное…

– Вот как? – прервала ее мать. – Он так хорош? Спортсмен?

– Да нет же. Уго – особенный: он немного эктаморф[3 - Тип конституции тела, склонного к худощавости.], но с выразительными плечами, грудью и бедрами, еще у него серая кожа, представляешь?! И это именно то, что мне сейчас нужно! Но главная моя удача – его глаза. Мама, в них горят две горящих сферы – настоящих, подвижных. Я хочу сказать, что в этих глазах столько жизни!

Анна поняла, что заболталась.

– В общем, мне не терпится приступить, и я уже опаздываю. Уго наверняка меня ждет.

Она отхлебнула на бегу остывший кофе и, схватив свою сумку и чехол с полотнами, выбежала из дома.

– Что скажешь, Агнесса? Нам стоит беспокоиться?

– Не знаю, Бернардо. Нам, быть может, и нет, но Аурелио…

Повисла минутная пауза. Взгляды супругов рассеялись по разным углам комнаты: Агнесса не могла оторваться от развесистого дерева в саду, а Бернардо – от каменной статуэтки в виде странного тощего человекообразного существа с длинными конечностями, что стояла на его рабочем столе. Их застало врасплох странное чувство. Неловкость.

– Он – отличный парень, да и день свадьбы уже назначен. – нарушил молчание Бернардо. – Я знаю свою дочь: она, как и я в ее возрасте – вся отдается призванию. Ей точно не до интрижек.

Он захлопнул крышку ноутбука. Настроение работать пропало.

– Уверен, в ее увлечении нет ничего критичного.

– Возможно, ты прав. – нехотя согласилась Агнесса.

Она опустила глаза и размазала подушечкой пальца след губной помады на своей белой чашке.

– А может быть и нет…

Глава 4

Анне нравились пешие прогулки до мастерской. Путь всегда пролегал через одну из самых живописных улиц Флоренции: из автомобиля – на теплое дорожное покрытие, а дальше, как босиком по сказочному лугу. Вокруг – суета, голоса; пахнет сладкими цветами, карамелью и свежей выпечкой. Жизнь кипит лавой в просыпающемся вулкане: магазины и рестораны переполнены людьми, улыбающиеся туристы… Такие красивые лица, одежды. Какой же прекрасный город – Флоренция!

Так было, но не в этот раз: Анна едва бежала, придерживая одной рукой подол воздушного платья, которое раздувалось парусом на ветру, а другой – сжимала чехол и сумку. Она предвкушала, как уже через несколько минут возьмет в руки кисти и забрызгает весь пол и белую рабочую рубашку жирными цветными пятнами. Радуга на одежде, холсте и душе.

Он уже здесь.

– Уго, добрый день! Надеюсь я не заставила вас долго ждать? – окликнула она своего партнера, стоящего спиной. – Я немного задержалась, но очень торопилась, видите?

– Здравствуй, Анна. – поздоровался мужчина с приглаженными к затылку воском темными кудрями. Он улыбнулся, обнажив выпирающий немного вперед верхний клык. – Я как раз задумался о том, что скоро лучи солнца проникнут прямо в окна твоей мастерской. Очень боялся, что мы упустим этот момент.

– Ума не приложу, что со мной? Счет времени окончательно потерян, и я везде опаздываю. – Анна поправила растрепанные золотые локоны и улыбнулась еще шире в ответ. – Мне очень приятно, что вы внимательны к моим рассказам, ведь моя задумка может воплотиться только при правильном освящении.

Уго дернул бровями и грубо оборвал:

– Прекрати «выкать», Анна. Мы, кажется, договаривались. Я уже чувствую себя неловко.