От желания уйти до желания остаться

– Договаривались? Да… Прости…

Она прижимала к себе чехол, который то и дело выскальзывал из рук.

– Давай-ка я его придержу, – выудил он металлическую трубку и мягко придержал.

Художница благодарно кивнула и, расстегнув молнию на сумке, достала ключи.

– На ты без суеты, я поняла…

Блестящий брелок замаячил в воздухе, и послышался звук отпирающейся двери.

– Надеюсь, я не обидел тебя?

– Нет.

Анна отворила настежь тяжелую дверь и изобразила приглашающий жест. Она не могла предположить, что ее натурщик мог так неосторожно подмочить настроение и сбить с нужного настроя.

Уго вошел в мастерскую, а следом за ним и она сама, заперев дверь на замок с обратной стороны. Здесь Анна чувствовала себя как дома, несмотря на напряжение, которое в первый раз за несколько дней общения с Уго возникло между ними. Она разложила свои рабочие принадлежности на столик у входа и поглубже вдохнула запах новой деревянной мебели, который так ей нравился.

– У тебя очень уютно. Я уже говорил?

– Три раза. – сухо ответила художница и предложила стул. – Портрет мы пока отложим, если ты не против, и приступим к «Nudita[4 - Обнаженность. Нагота.]». Одежду можешь повесить сюда.

Уго озадаченно осмотрелся вокруг.

– Что это там? – спросил он, расстегивая ремешок часов.

– Это? Кое-какие вещи: цветы, статуэтки, журналы, зеркало. Я заканчиваю обустраивать свой уголок и попросила водителя перевезти их сюда. Что-то не так?

– Что? Нет… Все в порядке.

Снова молчит. Что с ним сегодня происходит?

Солнце запустило первый щупалец в окно мастерской, и желтый луч пронзил таинственный вечерний полумрак. Микроскопические белые мухи кружили над головами Анны и Уго и меняли траекторию полета от малейшего их движения. Флоренция словно замерла: даже жужжание назойливых насекомых не нарушало эту угнетающую, невыносимую тишину.

– У тебя много друзей, Анна? – внезапно прогудел Уго, чем вызвал ее тихий вздох облегчения. – Говорят, твой жених – душа компании? Я не очень интересуюсь прессой, но все три ряда отполированных зубов и высветленные кудри Аурелио Риччи таращатся на меня со всех киосков.

Он развернулся лицом к Анне, настраивающей лампу у мольберта, и принялся медленно расстегивать пуговицы на темно-синей рубашке.

– Он – светлый и открытый человек, Уго, поэтому я сказала ему да. Я думаю, тебе лучше стать где-то здесь… Да, похоже, снизу понадобится еще один прожектор.

– Уверен, ты хорошо разбираешься в людях. – проигнорировал он ее попытку сменить тему и подошел ближе.

Анна почувствовала неконтролируемую дрожь в коленях и нарастающее волнение. Уго вел себя странно: улыбался и не ей, словно заговорщик; то избегал зрительного контакта, то прожигал глазами насквозь, однако от этого не становился менее желанным.

Свет уже был настроен идеально, и палитра красок разложена едва ли не в радужном порядке: каждый – красный, охотник – оранжевый, желает – желтый… Партнер снял рубашку и почему-то долго возился с брюками. Анна потупила глаза в пол и не знала, чем себя занять в этот момент и куда скрыться от этой неловкости?

Масло… Оно было где-то в сумочке.

Достав из сумки масло, художница подбирала слова, как предложить своему натурщику нанести его на себя, и в этот момент поймала его каменный взгляд в никуда. Он не двигался: стоял на одном месте с расстегнутой ширинкой.

– О чем-то задумался?

– Да, прости… – словно пришел в себя Уго. – Я наслаждался одним уникальным моментом.

– Моментом? – подняла брови Анна.

– Я не думаю, что смогу тебе объяснить.

– Попробуй.

– Ладно… Я попробую. Тобой когда-нибудь овладевал ступор, когда именно в это время, именно в этом месте с тобой происходит нечто необычное и прекрасное одновременно?

Анна нахмурила лоб.

– Ну вот смотри – видишь эту пыль? – ткнул пальцем в потолок мужчина. – Обычная, ничем не примечательная пыль, летает себе, и вроде мне, как аллергику лучше бежать глотать таблетки, но она сейчас напоминает мне первый снег там, где я вырос…

Мышцы на лбу Анны дрогнули. Она слушала его приглушенный голос и впадала в гипнотический транс, такой блаженный и обезоруживающий. Слова просачивались сквозь поры на коже и согревали пальцы.

– Просто ты вдруг понимаешь, что все вокруг так правильно, так симметрично. Параллельная вселенная, где ты еще веришь в чудеса. – закончил он мысль и отвернулся от Анны, словно и не ожидая ее ответа.

Девушка опустила ресницы, и ее одолела приятная грусть:

– Мир словно окрашивается в ржавый цвет сепии, как будто этот миг застыл на кинопленке.

– На кинопленке… – тихо повторил он.

И снова воцарилась тишина – самая уместная и понятная для всех в этой сумрачной мастерской.

– Это то самое освещение, о каком ты рассказывала? Так на меня должно падать солнце?

– Точно, так я себе это и представляла. – вдохновилась Анна, избавившись от оков сантиментов.

Уго мгновенно стянул брюки и повесил их на стул.

– Пуля? – спросила Анна, пытаясь лучше разглядеть золотую подвеску на шее мужчины.

Она бросила ему тюбик с маслом – ничего объяснять не пришлось.

– Это – не муляж. – сверкнул глазами он, поймав косметическое средство и понюхав его приятный аромат.

– Можешь не снимать свою пулю, пусть остается на тебе. Она не помешает.

Совершенство. Абсолютное совершенство. Анна разглядывала свой объект жадно, без доли стыда. В голове уже было множество идей, смешений оттенков и экспериментов с ракурсами.

– Впереди часы работы. – сказала она, словно в бреду, сама того не заметив. – Можем зайти Rosano, когда закончим. Выпьем кофе.

Уго активно растирал серые мускулистые плечи и мялся с ответом.