Смерть одета в белое

Смерть одета в белое
Эмма Вульф

А вы верите в бога? Ева не верит и не хочет верить. На её глазах умирает её единственная сестра, окончательно убив веру в высшую силу. Сможет ли Марк убедить её в том, что кроме смерти в её жизни есть любовь и счастье? Сможет ли эта самая любовь победить смерть, облачившуюся в белый халат? И измените ли вы свой взгляд на мир, взглянув на него с другой стороны? Автор обложки: Эмма Вульф, личное фото

– А ты веришь в бога? – спросила она шепотом.

– Верю, – ответил я тоже шепотом и посмотрел на неё внимательно, – а почему ты спрашиваешь?

Она лежала на траве и смотрела вверх, внимательно изучая каждую звезду.

– Потому что никто не верит, я тоже не верю. А ты веришь. Скажи, почему?

– Я не знаю, просто верю и всё.

– Если бы он действительно существовал, разве он допустил бы такое? – печально спросила она и закрыла глаза.

Сегодня воскресенье, Ева позвонила мне около 9 вечера и позвала гулять. Мы пришли на нашу любимую поляну в лесу и она разлеглась на траве, как это обычно и бывало. Она любила смотреть на звезды, и даже если начинался дождик, она не сразу вставала. Очень нехотя она поддавалась моим уговорам, вставала с мокрой земли и садилась в машину. Я увозил её домой. Казалось, она не могла жить без леса. Она как полевой цветок, который дома засыхает. Она всегда была очень весёлой и счастливой, когда мы отправлялись гулять. Иногда, она становилась задумчивой, но это длилось недолго.

Но сегодня что-то было не так. В её глазах я не видел того задорного огонька и она не болтала без умолку о всякой ерунде. Её вопрос загнал меня в тупик. Я пытался понять, что случилось, но не мог.

– Скажи, если он действительно существует, как он может спокойно смотреть на то, что происходит в его мире, с его детьми? Вот ты веришь в него. А почему? Что он сделал для тебя такого, что ты поверил в него?

Мне с детства прививали эту веру, я не знал почему, но я верил. Где-то внутри меня голос шептал мне, что у меня есть создатель, что все, что меня окружает, тоже его творение.

– Ева, скажи, что случилось? С чего вдруг такие вопросы?

– Пойдём, Марк, я покажу, – она поднялась с травы, отряхнула джинсы и пошла медленным, неуверенным шагом.

Она отказалась ехать на машине, сказала, что идти недалеко и что хочет вернуться обратно. Я не возражал. Через полчаса мы подошли к большому белому зданию. Я много раз проезжал мимо него но никогда не задумывался, что внутри. Мы вошли внутрь. Мне в нос ударил резкий запах хлорки, разных лекарств и спирта. Так обычно пахнет в аптеках или в больницах.

Она провела меня через темный коридор, пройдя который мы вошли в просторный холл. Это была больница, я мог бы догадаться. За ресепшеном сидела девушка в маске и белом халате. Она бросила на Еву сочувственный взгляд.

– Я ненадолго, ладно? – произнесла Ева и взяла меня за руку, – пойдём.

Я шёл за ней по лестницам, коридорам и снова лестницам, казалось, им не будет конца. Белые стены нагоняли неприятные мысли и даже немного устрашали. Я никогда не любил больницы. Помню, провел в них много времени, когда заболел, а потом и скончался мой дед.

Пока мы шли, Ева становилась все бледнее с каждым шагом. Глаза её блестели каким-то неживым, стеклянным блеском, в них затаился страх, как у загнанного зверька. Она остановилась, посмотрела на меня и осторожно спросила:

– Готов? Мы пришли, – вряд ли этот вопрос она задавала мне. Скорее, она сама боялась снова увидеть то, что спрятано за этой белой дверью.

– Да, – прошептал я.

Она подошла к двери, на которой была табличка с числом 856. Дрожащий рукой аккуратно открыла дверь и пропустила меня в небольшую палату. Стены были грязно-белого цвета, на окнах висели пыльные голубые занавески, а на стёклах разводы от воды. Вдоль стен стояли две койки. На одной из них лежала пожилая женщина, а на другой девочка лет 14. Обе были бледные, лица измученные какой-то болезнью, были пустыми и не выражали никаких эмоций. Женщина спала. Девочка повернула голову в нашу сторону и посмотрела на Еву, потом перевела взгляд на меня и её глаза округлились то ли от испуга, то ли от удивления. Ева подошла к ней, взяла за руку, села рядом с ней на колени и уткнулась лицом в её ладошку. Девочка уже не смотрела на меня, её глаза, полные любви и доверия были устремлены на Еву. Плечи Евы задергались, она плакала, девочка закрыла глаза и по её щеке покатилась слеза. А я стоял, как вкопаный, у двери и не мог сказать ни слова. Наконец, я нашёл в себе силы и подошёл к Еве, присел рядом с ней и обнял за плечи. Она всхлипнула и подняла голову.

– Это моя сестра, Анна. У неё рак. Ей всего 13 лет! Она ещё такой ребёнок, она не успела даже закончить школу! – с каждым следующим словом её голос становился все громче и злее, – где твой бог, когда умирают дети? Где он, черт бы его побрал! – уже почти кричала она.

– Тише, Ева, тише, прошу тебя, – я притянул её дрожащее тело к себе и крепко обнял. Она рыдала, сейчас она была обиженой на весь мир девочкой. Такой маленькой и беззащитной, хотелось спрятать её от всего и от всех, защитить от той боли, которую она не заслужила. Но я ничего не мог сделать и ничем не мог ей помочь.

Наконец, она успокоилась, отодвинудась от меня, вытерла лицо от слез и посмотрела на сестру. Анна так и лежала с закрытыми глазами. Она не плакала, казалось, она уже смирилась с тем, что приготовила ей судьба. Я никогда не верил в то, что нам что-то предначертано, я считал, что человек сам творит свою судьбу. Но сегодня я понял, что это не всегда верно. Порой кто-то свыше решает все за нас, забирает жизнь или даёт её, награждая или невыносимой болью, или неизмеримым счастьем.

Анна открыла глаза и посмотрела на меня. Это не был взгляд тринадцатилетней девочки, в глазах не читалась детская жалость или обида. Я не увидел ни страха, ни боли. Только глаза рано повзрослевшего ребенка. Который уже в 13 лет обрела то мужество, о котором многие могут только мечтать. Её глаза говорили мне: "Всё так, как должно быть, я все понимаю, простите, что причиняю вам столько боли. Я смирилась со своей судьбой, просто отпустите меня, не терзайтесь".

Ева встала с колен, нежно поцеловала сестру в лоб и прошептала ей на ухо:

– Я зайду завтра, Анна, поспи хоть немного.

Анна кивнула и прикрыла глаза.

Мы тихо вышли. Бабушка на соседней койке продолжала спать. Ева закрыла дверь в палату и взглянула мне в глаза. Она не искала в них поддержки или понимания. Она будто спрашивала: "Теперь ты понял, почему я такая?"Я понял.

– Рак мозга 4 стадии. У неё нет шансов. Ей осталось совсем немного. Месяцы. А может, недели. Никто не может назвать точную дату. Ты все ещё думаешь, что бог существует? – Ева смотрела на меня, пытаясь понять, о чем я думаю.

– Пойдём отсюда, – только и смог сказать я, – взял её за руку и повёл обратно в лес, где она чувствовала себя в безопасности. Она не сопротивлялась и дала мне увести себя подальше от той, кто, не желая этого, причиняла ей столько страданий.

Когда мы вернулись к машине было уже за полночь. Она села на пассажирское сиденье, притянула к себе колени и обняла их. Всю дорогу до дома она сидела в этой позе эмбриона и в своих мыслях унеслась далеко от этого мира. Её глаза смотрели куда-то в даль, видя одновременно все и ничего вокруг.

– Останься со мной, – попросила она, когда мы приехали к её дому.

– Хорошо, – я был удивлён, она впервые пригласила меня к себе.

Её дом был небольшим, довольно старым, но ещё крепким и с виду уютным. Вокруг дома росла только трава и два куста сирени около окна. Один из них был меньше, как будто его посадили на несколько лет позже. Я вдохнул приятный аромат сирени и посмотрел на Еву. Она достала из кармана ключи и медленно шла по протоптанной дорожке к крыльцу.

Мы познакомились с ней зимой в маленькой кафешке. Она постоянно покупала себе капучино и всегда пила его без сахара, смакуя каждый глоток. Ева приходила каждую среду и субботу, всегда где-то в районе двух часов дня. Она садилась за столиком в углу и постоянно читала книгу. А я был завсегдатаем этого кафе. Мог сидеть в нем часами после пар и в перерывы, болтая с друзьями о всякой ерунде. И однажды я решил подойти к ней. Она уже вышла из кафе, я пошёл за ней и заговорил. Я думал, она начнёт глупо улыбаться и строить глазки, как это делают почти все девушки, или засмущается и уйдёт. Но она этого не сделала. Ева внимательно смотрела на меня и спокойно отвечала на мои вопросы, спрашивала что-то у меня и совсем не смущалась. Но и не пыталась строить из себя кого-то. С ней было легко. Мы договорились встретиться в следующее воскресенье в этом же кафе. Так все и началось. Она показала мне свой любимый лес, а я возил её по городу, водил в кино, мы были у реки и иногда уезжали за город, бродили по заснеженным холмам, лепили снеговиков и играли в снежки. Весной она плела нам венки из одуванчиков, собирала букеты цветов и гадала на ромашках. Она была полна жизни и любви ко всему, что её окружало. Её глаза всегда были полны радости и надежд. Но она была для меня тайной, которую я никак не мог узнать. Она не рассказывала почти ничего ни о себе, ни о своей семье. Я знал только то, что она учится заочно на экономическом факультете и подрабатывает у друзей семьи. Чем именно она занимается, она не говорила, всегда очень ловко уходя от ответа. Со временем я перестал задавать вопросы и просто решил ждать, пока она сама не захочет все рассказать мне. Я добивался её доверия, чтобы она смогла открыться мне.

Перед тем, как открыть дверь, Ева подошла к маленькому кусту сирени, провела тонкими пальцами по веточке с цветами, наклонилась к ним и вдохнула полной грудью аромат бутонов. Медленно и осторожно она убрала руку и отошла от куста. Я внимательно следил за её движениями. Казалось, этот куст был для неё чем-то большим, чем просто растение в саду. Как будто он был её братом, другом и, в то же время, врагом, который от любого неловкого движения может начать войну.

– Не стесняйся, чувствуй себя, как дома, – сказала она, открывая дверь. Она вошла в дом и пропустила меня внутрь.

Внутри домик был на много уютнее, чем снаружи. На полу были мягкие ковры, а стены украшали многочисленные рамки с семейными фотографиями.

– Будешь чай или кофе? – спросила она осторожно.

– Чай, – ответил я, осматриваясь по сторонам.

Ева прошла на кухню и поставила чайник. Она достала две белые кружки и положила в них по пакетику чая.

– Наши родители погибли в автокатастрофе. Они ехали по мосту, когда их сбила фура, потерявшая управление. Их машина слетела с моста, и они утонули. Мне тогда было 17, а Анне всего 10, – вдруг начала рассказывать Ева. Было понятно, что каждое слово даётся ей с большим трудом. Я внимательно слушал её бархатный голос, чуть дрожащий от волнения, – мы с Анной остались у тёти. Она совсем не занималась нами, ей было все равно. Когда мне исполнилось 18, я забрала Анну и мы переехали в этот дом. Он достался нам от родителей. По началу было тяжело. Я работала официанткой в дешёвой забегаловке, денег было мало, но на самое необходимое хватало. В прошлом году я решила начать учиться, пока не поздно. Я была единственной, кто мог дать Анне будущее… Для этого мне надо было иметь достойную работу, чтобы она могла получить образование, не думая о деньгах. Я хотела, чтобы моя сестра покупала себе красивую одежду, чтобы никто не мог сказать, что она ходит в обносках, чтобы она чувствовала себя комфортно, – Ева замолчала.

До сегодняшнего дня мы с ней не виделись неделю. Я уезжал на практику. За эту неделю произошло слишком многое…

– На следующий день после того, как ты уехал, Анне стало плохо. Мы вызвали скорую и её увезли в больницу, – глаза Евы наполнились слезами. Она смахнула с щеки непрошеную каплю и продолжила, – оказалось, что у Анны рак. И лечить его уже поздно. Это тот самый случай, когда симптомы проявляются только на 4 стадии…

Я смотрел на эту хрупкую девушку, разливающую кипяток по чашкам, и пытался понять, как она смогла пройти через все это и все равно оставаться такой жизнерадостной. Она в 17 лет похоронила обоих родителей, в 20 лет у неё на руках осталась больная раком сестра… Ещё немного, и Ева потеряет и Анну.

– Ты, наверное думаешь, как я смогла пережить смерть родителей, не потеряв рассудок. Я жила ради Анны. Она – мой свет, моя жизнь и мой мир. Я готова ради неё на все, только я не в силах ни чем ей помочь. И никто не может. Разве что бог. Но его нет. Иначе бы дети не умирали от болезней, не было бы войн, не проливалась бы кровь невинных людей, не было бы тюрьм, убийств. Так скажи мне, ты все ещё веришь в бога?

Я задумался. Она рассуждала так по-детски, я, в свое время, говорил те же слова. Но сейчас они звучали совсем иначе, они обрели смысл. Она в один день сломала то, что мне внушали 24 года и во что я слепо верил. Она права, это жестоко.

– Теперь я сомневаюсь, – тихо сказал я.