О Небесах, о мире духов и об аде

Любовь к истине, прилагаемой к службе (к делу), вселяется различными способами, частью вовсе неизвестными на земле; особенно же посредством изображения такой службы, что делается в духовном мире на тысячи ладов, и притом доставляет такое удовольствие, что проникает человека от самой внутренности духа его до самой внешности тела его и таким образом проникает его всего. Через это дух как бы весь обращается в службу свою и, приходя в свое общество, куда он вводится посредством этих наставлений, обретается в своей жизни, если только исполняет свою службу. Из этого ясно, что познания, т. е. внешние истины, никого не вводят в небеса, а делает это сама жизнь, т. е. жизнь службы, как следствие этих познаний.

518. Были духи, принесшие с собой убеждение, что они должны войти в небеса предпочтительно перед прочими, потому что славились ученостью, хорошо изучили Слово и учение церкви и считали себя мудрыми. Они разумели себя под словами пророка Даниила: И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, во веки, навсегда (12. 3). Но прежде всего сделано было над ними дознание, в одной ли только памяти их заключаются познания их или в самой жизни. Духи, оказавшиеся в подлинной любви к истине, ради службы, отрешенной от всего телесного и мирского, т. е. ради службы духовной, приняты были по должном наставлении в небеса, и им дано было понять, что именно сияет на небесах, т. е. Божеская истина, которая там есть свет небесный в службе или деле. Им показано было, что служба эта есть основа (planum), которая приемлет лучи этого света и отражает их разноцветным блеском.

Противное бывает с людьми, чьи познания заключались в одной только памяти, посредством которой они приобрели себе способность рассуждать об истинах и доказывать те из них, которые были произвольно приняты ими сперва за первые начала, а потом и за сами истины, хотя бы они и были ложные. Такие люди, как нисколько не жившие в небесном свете, а в надменной самоуверенности, убеждены, что, превосходя других ученостью, они должны поступить в небеса, где ангелы будут им служить. Вследствие этого, чтоб разубедить таких духов в их надменной уверенности, их возносили к первому, или низшему, небу, вводя в какое-либо ангельское общество. Там, при самом входе, влиянием небесного света зрение их начинало меркнуть, рассудок мешался и наконец дыхание прерывалось, как у людей умирающих. А почувствовав небесное тепло, т. е. небесную любовь, они страдали внутренними муками. Поэтому они были оттуда удалены и затем наставлены в том, что не познания образуют ангела, а сама жизнь, приобретаемая познаниями, потому что познания или сведения сами по себе находятся вне небес, а жизнь, основанная на познаниях, внутри небес.

519. Когда духи через данные им в описанных местах наставления уже готовы к небесам, – что совершается в короткое время, ибо они в духовном быту своем легко и много зараз постигают, – тогда облекаются они в ангельские одежды, обычно белые, как бы тонкополотняные. После того они направляются по пути, идущему вверх, к небесам, и передаются ангелам, охранителям этих небес; затем принимаются другими ангелами и вводятся в различные общества, где познают различного рода наслаждения, и, наконец, каждый переносится Господом в свое общество; это также делается различными путями, и нередко весьма окольными. Пути эти неведомы ни одному ангелу, а самому только Господу. По прибытии каждого в свое общество внутренние начала его отверзаются, и как они вполне согласуются с внутренними началами ангелов этого общества, то вновь прибывшие тотчас узнаются и с радостью принимаются.

520. К этому я прибавлю нечто замечательное о путях или дорогах, ведущих от помянутых мест к небесам и по которым вводятся туда ангелы-новички. Дорог этих восемь, по две из каждого места наставления; одна из них подымается на восток, другая на запад; идущие в небесное царство Господне вводятся туда по восточному пути, а назначенные в духовное царство – по западному. Четыре дороги, ведущие в небесное царство, являются как бы украшенными масличными и другими плодовыми деревьями, а ведущие к духовному царству усажены виноградом и лавром. Это основано на соответствии: виноград и лавр отвечают любви к истине и службам ее, а маслина и плодовые деревья – любви к добру и службам ее.

Никто не может сподобиться царства небесного по одному только непосредственному милосердию Господню

521. Не получившие должного наставления о небесах, о пути к ним и о небесной жизни человека полагают, будто прием в небеса есть дело одного только милосердия к верующим и тем, за кого ходатайствует Господь, или будто небеса доступны только по благодати или милости Божией; что, стало быть, всякий человек без изъятия может быть спасен по благоусмотрению Господню. Иные же думают, что даже и самые обитатели преисподней могут быть спасены. Но люди такого мнения ничего не понимают о человеке, который вообще весь таков, какова жизнь его; а жизнь его такова, какова любовь его не только по внутреннему началу своему, но воле и разуму, но и по внешности своей, по телу или образу: телесный образ не что иное, как внешний вид или образ, в котором внутренние начала его проявляются на деле, почему и весь человек есть представитель любви своей (н. 363). Люди эти не ведают, что тело живет не от себя и не собой, а духом своим; что дух человека есть любовь или чувства его, а духовное тело не что иное, как любовь эта в человеческом образе, в котором и является он после смерти (н. 453–460). Кто всего этого не знает, тот может полагать, что спасение человека зависит от одного только благоизволения Божиего, называемого милосердием и благодатью (gratia).

522. Но прежде объясним, что именно должно разуметь под Божием милосердием. – Это есть чистое милосердие ко всему роду человеческому во спасение его; оно одинаково и постоянно ко всякому человеку и никогда ни от кого не отступается, поэтому всякий, кто только может быть спасен, спасается. Но никто не может быть спасен иначе как Божескими средствами, показанными Господом в Слове. Божественные средства эти именуются Божескими истинами, они учат, каким образом человек должен жить во спасение свое; ими Господь ведет человека к небесам и посредством их насаждает в нем небесную жизнь. Это Господь одинаково творит всякому, но Он может насадить небесную жизнь в том только, кто воздерживается от зла, ибо иначе зло препятствует.

Итак, насколько человек удерживается от зла, настолько Господь по единому и чистому милосердию своему руководит им Божественными средствами своими; руководит от самого младенчества до конца жизни на этом свете и далее в вечности. Вот что понимается под именем Божеского милосердия; из чего и ясно, что милосердие Господне есть чистое милосердие, но не непосредственное, т. е. не такое, которое могло бы спасать всякого, как бы кто ни жил, – по одному благоусмотрению.

523. Господь никогда и ничего не делает вопреки порядку, потому что Он сам есть порядок. Божеская истина, исходящая от Господа, образует собой порядок, а Божеские истины суть законы этого порядка, по которым Господь водит человека. Поэтому спасение человека по непосредственному милосердию было бы противно Божественному порядку и, следовательно, противно Божественному началу вообще. Божественный порядок образует в человеке небеса, которые он извратил в себе жизнью, противной законам этого порядка, т. е. противной Божеским истинам. К этому-то порядку человек возвращается снова по чистому милосердию Господню и по законам порядка: насколько человек возвращается к нему, настолько он приемлет в себя небеса, а кто небеса в себя приемлет, тот и сам в них входит. Из всего этого следует опять то же, т. е. что Божеское милосердие есть милосердие чистое, но не непосредственное, не произвольное.

524. Если б люди могли быть спасаемы непосредственным милосердием, то были бы спасаемы все без изъятия, даже и сущие в аду; мало того, тогда бы не могло быть и самого ада, потому что Господь есть само милосердие, сама любовь, само благо. Вследствие этого противно Божественности Его говорить, что Он мог бы спасти всех, но не спасает; ведомо из Слова, что Господь хочет спасения всех и каждого, а не гибели.

525. Многие из христианского мира, являясь на тот свет, приносят с собой убеждения, что могут быть спасены непосредственным милосердием, о котором и привыкли молиться. При испытании их обнаружилось, что, по их убеждению, сподобиться небесного царствия – значит быть туда допущенным и что всякий, кому дозволяется вступить туда, наслаждается небесным блаженством. Очевидно, они вовсе не понимали, что такое небеса и небесное блаженство; им объяснили, что вход в небеса никому от Господа не воспрещен и что не только все, если желают, могут быть туда допущены, но что даже они вольны там оставаться. Затем желающие свободно туда допускались, но на самом рубеже встречал их поток небесного тепла, т. е. любви, в которой пребывают ангелы, и лучи небесного света, т. е. Божеской истины; от этого на них нападала такая тоска, что они подвергались вместо ожидаемого блаженства адским мукам. Пораженные этим, они спешно бросались вон и, таким образом, живым опытом познавали, что никому не может быть дано небесное царство по одному милосердию.

526. Я нередко беседовал об этом с ангелами, говоря, что многие живущие в мире во зле утверждают, рассуждая о небесах и вечности, будто достичь небесного царства – значит быть допущенным туда по единому милосердию. Этому веруют особенно те, что веру почитают единым путем и средством к спасению. Они по началам веры своей не обращают внимания на жизнь и на дела любви (что составляет саму жизнь), т. е. не ищут, кроме веры, никаких других средств, которыми Господь мог бы поселять в них небеса и соделывать их способными к принятию небесного блаженства.

Отвергая, таким образом, всякое деятельное средство к достижению желанной цели, такие люди, как неизбежное следствие принятого ими начала, должны утверждать, что человек поступает в небеса по одному только милосердию, к которому склоняется Бог-Отец по предстательству сына. На все это ангелы мне отвечали, что им известна необходимость такого догмата из принятого начала о спасении единой верой как догмата главного, но что такое ложное учение никак не может быть проникнуто небесным светом. Оно есть причина того невежества, в котором ныне находится церковь относительно понятий о Господе, о небесах, о посмертной жизни, о небесном блаженстве, о сущности любви и благостыни; вообще о благе и союзе его с истиной, а стало быть, и о самой жизни человека; о том, что она такое и откуда; что мысли сами по себе никогда и ни в ком не образуют жизни, а воля и дела ее с участием в этом мыслей настолько, насколько сами они согласуются с волей; что, следовательно, вера образует жизнь только в той мере, насколько сама вера истекает из любви. Ангелы соболезновали, что такие люди не ведают вовсе, что одной веры самой по себе и быть не может, потому что вера без своего источника, без любви, есть одно только знание или какое-то убеждение под видом веры (н. 482); убеждение, которое не усваивается жизнью человека, а остается вне ее, ибо оно вовсе отделяется от человека, если не связуется с его любовью.

Далее ангелы говорили, что люди, принявшие такое превратное убеждение о существенном средстве к спасению души, поневоле должны верить в непосредственное милосердие, ибо они понимают и видят по природному здравому смыслу, что отрешенная от всего вера не составляет жизни человека, ибо таких же мыслей и убеждений могут быть и люди самой дурной жизни; вследствие чего им и приходится верить, что добрые и злые одинаково могут быть спасаемы, лишь бы они в смертный час с полным упованием беседовали о предстательстве Господнем и об сказуемом вследствие того милосердии. Ангелы утверждали, что пока не видели еще ни одной души, которая бы, несмотря на дурную земную жизнь свою, была принята в небеса по непосредственному милосердию, сколько бы такие люди ни толковали в мире о таком убеждении или уповании своем, как называли они веру в высшем значении. На вопрос об Аврааме, Исааке, Иакове, Давиде и апостолах, не были ли они приняты в небеса по непосредственному милосердию, ангелы отвечали: ни один из них, а каждый по делам жизни своей в миру; знаем, где они теперь, и знаем, что они там не в большем уважении, чем и все прочие. Если же о них с особым почетом упоминается в Слове, то потому только, что под их именами во внутреннем смысле разумелся сам Господь: под именем Авраама, Исаака, Иакова – Господь по Божественности своей и его Божественная человечность; под именем Давида – Господь относительно Божественной царственности своей; под апостолами – Господь в отношении к Божеским истинам. Затем они сказали, что при чтении человеком Слова они вовсе не думают об этих личностях, потому что сами имена эти не доходят до небес, а вместо них понимается Господь в тех значениях, как выше объяснено. Поэтому и в Слове Божием, хранимом на небесах (н. 259), мужи эти нигде не поименованы, так как Слово это есть внутренний смысл того Слова, которое у нас на земле.

527. Могу подтвердить по множеству опытов, что невозможно даровать небесную жизнь тому, кто жил наперекор ей на земле. Иные полагали, что легко примут после смерти Божеские истины, услышав их от ангелов, и что, уверовав в них, изменят род жизни и затем будут приняты на небеса. Это было испытано над многими, бывшими в такой уверенности, и допущено было для того, чтоб убедить их, что после смерти нет покаяния. Иные из них при этом опыте понимали истины и, по-видимому, принимали их, но лишь только они обращались к жизни по любви своей, то отбрасывали истины эти и даже начинали говорить против них; иные тотчас же отвращались от них, не желая и слышать их. Другие требовали, чтобы жизнь по любви или страстям, принятая в миру, была отнята у них и на место ее дана была жизнь ангельская, небесная; и это сделано было над ними по соизволению, но как только жизнь по любви была у них отнята, то они тотчас падали, будто мертвые, без чувств и более собой не владели.

Этими и подобными опытами внушено было простым, но добрым духам, что жизнь человека не может измениться после смерти и что дурная, или адская, жизнь не может быть превращена в добрую, или ангельскую, а всякий дух от головы до пятки таков, какова любовь его, т. е. какова его жизнь, и что превратить ее в противоположную – значит уничтожить этого духа вовсе. Ангелы объявили, что легче превратить сову в голубку или филина в райскую птичку, чем адского духа в небесного ангела. Что человек после смерти остается таким, каким был по жизни на земле, – см. н. 470–484. Из всего этого ясно следует, что никто не может быть принят на небеса по непосредственному милосердию.

Не столь трудна, как полагают, жизнь, ведущая к небесам

528. Иные полагают, что вести жизнь, приводящую человека в небеса, называемую жизнью духовной, весьма трудно. Люди эти слышали, что человек должен отказаться от мирского, от так называемых похотей плотских и телесных, и жить духовно, т. е., как они понимают, что все светское должно быть откинуто, особенно богатства и почести; что должно постоянно предаваться благочестивым помышлениям о Боге, о спасении души, о вечности, проводить все время в молитвах, в чтении Слова и спасительных книг. Это они называют отречением от света и жизнью духовной, не плотской. Но мне дано было познать многими опытами и беседами с ангелами, что это совсем не так, что, напротив, отрекающиеся от мира и живущие духовно по этому способу готовят себе жизнь печальную, не способную к принятию небесного блаженства, потому что жизнь каждого остается при нем навсегда. Чтобы приспособить себя к небесной жизни, человек, напротив, должен жить в миру, в должностях, занятиях и сношениях с людьми, возвышаясь к духовной жизни посредством жизни нравственной и гражданской. Иначе не может образоваться в человеке духовная жизнь или дух его – приготовиться к небесам; а жить одной только внутренней жизнью, не живя в то же время и внешней, значило бы жить в доме, выстроенном без основания, – почему он либо садится, либо, трескаясь, расседается, либо клонится туда и сюда и разрушается.

529. Если разобрать жизнь человеческую разумным взглядом, то оказывается, что она трояка: духовная, нравственная и гражданская – и что каждая из жизней этих различна. Есть люди, живущие одной гражданской жизнью, устранив и нравственную, и духовную; другие живут жизнью нравственной, но не духовной; а иные – жизнью гражданской, нравственной и духовной. Последние живут жизнью небесной, а первые все – жизнью чисто мирской, с устранением небесной. Из этого следует прежде всего, что духовная жизнь не раздельна с жизнью природной, или мирской, но что первая соединена со второй, как душа с телом, и что если бы разделить их, то это, как сказано выше, уподобилось бы жилищу в доме без основания, ибо жизнь нравственная и гражданская есть деятельность жизни духовной; к последней относится всякое благое желание воли (velle), к первым – исполнение его на деле. Если же отделить одно от другого, то духовная жизнь будет состоять в одних только размышлениях и в разговоре, а воли не будет, потому что ей нет опоры; между тем воля-то и образует всю сущность духовного человека.

530. Из последующего можно убедиться, что не столь трудно жить небесной жизнью, как обычно полагают. Кто же не может жить должной гражданской и нравственной жизнью, когда всякий с самого детства знакомится с ней и она внушается ему? И почти всякий человек, дурной или добрый, живет этой жизнью, потому что всякий желает прослыть честным и правдивым; почти всякий по внешности старается поступать откровенно и справедливо, и до того, что кажется прямым и правдивым от души и будто действует по самой прямоте и правде. Так же точно должен жить духовный человек, что на деле ему не труднее, чем человеку природному, с той только разницей, что духовный человек верует в Божественное начало и живет честно и правдиво не только ради законов гражданских и нравственных, но и ради законов Божеских. Кто при исполнении дел своих мыслит о законах Божеских, тот сообщается через это с небесными ангелами и по мере того, что он так поступает и мыслит, соединяется с ними; через это самое отверзается его внутренний человек, который сам по себе и есть человек духовный. Если же человек таков, то он приемлется и руководится Господом, сам того не зная; тогда прямота и справедливость его, хотя и относятся к жизни нравственной и гражданской, исходят из духовного источника, а жить в прямоте и правде по духовному источнику – значит жить так ради самой прямоты и правды, или жить так по сердцу. Правда и прямота такого человека по внешнему явлению своему ничем не отличаются от правды и прямоты людей природных, даже дурных и адских, но по внутренним началам своим свойства эти совсем различны: люди дурные действуют правдиво и праведно только ради себя и ради мира, и потому если б не опасались законных взысканий, утраты доброй славы, почестей, выгод и самой жизни, то стали бы действовать неправедно и неправдиво, не боясь ни Бога, ни законов Божеских. Их не удерживают никакие внутренние узы, и потому если бы можно было безопасно плутовать и мошенничать, воровать и грабить, то они делали бы это с большим удовольствием. Истина эта проявляется на том свете, где внешность отнимается, а внутренность каждого открывается на вечную жизнь (см. н. 499–511). Действуя тогда без всяких внешних уз, без страха законов, без опасения утраты славы, чести, богатства и самой жизни, такие люди в поступках своих безумны, а над прямотой и правдой насмехаются. Напротив, жившие в прямоте и правде ради законов Божеских, отрешась от внешности и оставшись при внутренних началах своих, действуют мудро, потому что сообщаются с небесными ангелами, от которых и получают мудрость свою. Из всего этого следует, что человек духовный по жизни гражданской и нравственной может действовать одинаково с человеком природным, лишь бы внутренними началами, т. е. волей и помыслами, был в союзе с Божеством.

531. Законы жизни духовной, гражданской и нравственной даны нам и в 10 заповедях: в трех первых – законы жизни духовной, в трех последующих – законы жизни гражданской, в четырех последних – законы жизни нравственной.

Чисто природный человек во внешности своей живет по тем же правилам, что и человек духовный: он также поклоняется Божеству, посещает храмы, слушает проповеди, смотрит благочестиво; он не убийца, не вор, не блудник; не лжесвидетельствует и не обирает своего товарища. Но так он поступает ради себя самого и чтобы показать себя таким миру; внутренность же его вовсе не походит на этот внешний образ, потому что он сердцем отрицает Божество, при изъявлении богопочитания ханжит и сам про себя смеется святости церкви, считая ее только уздой для черни. Такой человек вовсе отлучен от небес и, не будучи духовным человеком, не может быть ни нравственным, ни гражданским. Не убивая в буквальном смысле, он, однако, ненавидит всякого противника и горит местью этой ненависти. Если б он не был связан гражданскими законами и внешними узами и вообще страхом кары, то решился бы и на убийство; а как в нем есть эта страсть, то он и убивает беспрестанно. Если он не распутничает, то в сущности все-таки блудник, потому что считает это дозволенным и делает каждый раз, когда считает возможным и безопасным. Он также не крадет, но в душе все-таки вор, потому что жаждет чужого богатства и считает лукавство и коварные проделки дозволенными; таким же образом он ведет себя и относительно заповедей жизни нравственной: не лжесвидетельствуй, не пожелай добра ближнего твоего.

Таков всякий человек, отрицающий Божественное начало, у которого совесть не основана на вере. Такие люди обнаруживаются в загробной жизни при лишении их внешности своей и оставлении при одной внутренней жизни: будучи отрешены от небес, они действуют заодно с преисподней, почему туда и приобщаются.

Совсем иначе бывает с теми, кто, признавая всем сердцем Божественное начало, в делах своих следует Божеским законам и живет согласно первым трем и всем остальным десяти заповедям: они, утратив внешность и оставшись при одной внутренней жизни, становятся более разумными, чем были на земле. Когда они вступают во внутреннюю жизнь свою, то как бы внезапно переходят из-под тени на солнечный свет, от невежества – к мудрости, из жизни скучной и печальной – к жизни блаженной, потому что они живут тогда в Божественном начале, а стало быть, и в небесах. Все это сказано здесь для объяснения, каков один человек и каков другой, хотя оба они по внешней жизни одинаковы.

532. Всякому понятно, что мысли направляются туда, куда направлены намерения, или к цели, которую человек хочет достигнуть. Мышление есть внутреннее зрение и, подобно ему, обращается туда и останавливается там, куда человек его направляет. Если внутреннее зрение, или мышление, обращено к мирскому и на нем останавливается, то родятся мысли мирские; если оно обращается человеком на себя и на почет свой, то мысли родятся плотские; если же к небесам, то и мысли бывают небесные. Поэтому, обращаясь к небесам, мысли поднимаются; обращаясь к себе, к человеку, отрываются от небес и погружаются в телесное; а обращаясь к миру, также уклоняются от небес и растекаются на том, что перед глазами. Намерение человека, стремление его, есть следствие любви его или чувства, поэтому любовь эта и направляет внутреннее зрение, или мышление, к известному предмету, а именно: себялюбие направляет мысли к себе самому и к своему, любовь к миру направляет их к мирскому, любовь небесная к небесам. Поэтому и можно видеть, в каком состоянии внутренние начала духа человека, коль скоро известна его любовь: кто любит небеса, у того внутренние начала обращены к небесам и сверху открыты; кто любит мир и себя самого, у того внутренние начала сверху замкнуты, а извне открыты.

Из этого можно заключить, что если внутренние начала человека сверху замкнуты, то человек не может видеть предметов небес и церкви, и они для него в непроницаемой тьме; а что во тьме, то либо отвергается, либо вовсе не постигается. Поэтому кто любит себя и мир больше всего и у кого затем внутренние начала сверху замкнуты, тот сердцем отрицает Божеские истины; если же он говорит о них на память, то сам ничего не понимает, судя о них как о предметах мирских и телесных. Таких людей занимает только то, что доступно пяти чувствам, и одним этим они услаждаются; сюда принадлежит много грязного, развратного, кощунственного и преступного. И подобные мысли не могут быть удалены от них, потому что тут не может быть никакого небесного влияния на дух их, который, как объяснено уже, сверху замкнут.

Стремление, или намерение, человека, направляющее внутреннее зрение или мышление его, есть воля его: чего человек хочет, к тому он стремится, а к чему стремится, о том мыслит. Если он стремится к небесам, то туда же направляет и помыслы свои, а с ними и весь дух свой, который, таким образом, находится в небесах, и затем он глядит на все мирское как бы сверху вниз. Поэтому человек, у которого внутренние начала духа его открыты, может видеть в себе зло и ложь, ибо они расположены как бы под духовным его началом. И наоборот, человек, у которого нутро закрыто, не может сам видеть зло свое и ложь, потому что он не выше их, а, так сказать, погряз в них сам. Из этого видно, откуда дается человеку разум и мудрость и откуда безумие; равно видно, каков человек должен быть после смерти, когда ему предоставляется хотеть и мыслить, а затем действовать и говорить согласно с внутренними началами своими. Все это объясняется здесь для того, чтобы ведома была разница между внутренним и внешним человеком, хотя бы один и казался подобным другому.

533. Понятно теперь, что жить небесной жизнью не столь трудно, как полагают: для этого только необходимо при появлении в мыслях чего-либо противного прямоте и правде, хотя бы душа к тому и стремилась, помнить и помышлять, что этого делать не должно, как дела, противного Божеским заповедям. Если человек приучится к такому размышлению и оно обратится в привычку, то он мало-помалу соединяется с небесами, и по мере этого союза отверзаются внутренние начала духа его. Насколько же начала эти отверзаются, настолько видит и отличает он все противное прямоте и правде, а насколько он это видит, настолько зло и ложь могут быть удалены и рассеяны, но никакое зло не может быть удалено, если его не видишь и не знаешь. В такое состояние всякий может войти по своей свободной воле, потому что всякий мыслит по своей воле; и, будучи однажды наставлен на путь этот, человек наитствуется Господом на всякое благо: ему дается не только видеть зло, но и не хотеть его, и наконец оно становится ему противным. Вот что понимается под словами Господа: Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мат. 11. 30). Но должно заметить, что трудность таких помыслов возрастает, как равно и затруднение противостоять злу, по мере того как человек делает зло по воле, по любви. От этого зло обращается в привычку, человек сам его уже не видит и наконец, полюбив его, наслаждается им, извиняет его и утверждается в нем всякого рода ложными рассуждениями; он считает зло не только дозволенным, но называет его благом. Это, впрочем, случается с тем только, кто в юношеском возрасте, очертя голову, мечется в пропасть зол и в то же время сердцем отрекается от Божественного начала.

534. Однажды представилась мне дорога, ведущая в рай и в ад. Это была широкая дорога, пролегавшая влево, или на север; множество духов шли по ней, а на некотором расстоянии, там, где дорога оканчивалась, виднелся большой камень, за которым путь расходился надвое, налево и направо. Налево шла дорога тесная, узкая и вела через запад на юг, к небесному свету; дорога направо была широка, просторна и вела наискось вниз, в преисподнюю. Сначала все шли одним общим путем до камня на распутье, а там разделялись: добрые сворачивали влево на узкую дорогу к небесам, злые, не видя камня на распутье, падали через него и ушибались, а вскочив на ноги, спешили далее бегом по широкой дороге прямо в ад. Мне объяснено было значение этого видения: общий широкий путь, по которому одинаково и вместе идут добрые и злые, беседуя дружески и не представляя на вид никакого различия, изображает всех людей, живущих по внешности одинаково в прямоте и правде и потому не различаемых на вид; камень распутья, или угольный, через который падали злые, спеша бегом по пути в преисподнюю, изображает Божескую истину, отвергаемую людьми, обратившимися к преисподней; а в высшем значении камень этот представляет Божественную человечность Господа; поэтому видящие и признающие Божескую истину и Божественность Господа направляются по небесному пути. Из этого также следует, что злые и добрые по внешности идут одним и тем же путем и что одному это нисколько не труднее, чем другому. Но признающие сердцем Божественное начало, особенно же христиане, признающие Божественность Господа, направляются к небесам, а не признающие – к преисподней.

Помышления людские, исходящие из намерения или воли, представляются на том свете путями, дорогами, которые принимают иносказательный вид, во всей точности отвечающий помыслам и замыслам, и каждый человек идет своей дорогой согласно помыслам и намерениям своим; поэтому духи относительно качеств и помыслов своих легко узнаются по путям, которыми идут. Все сказанное здесь поясняет Слова Господа: Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мат. 7. 13, 14). Путь жизни узок не потому, что труден, а потому что немногие находят и торят его, как сказано было выше. Камень угольный в конце общей широкой дороги, откуда распутье идет в две противные стороны, объясняет Слова Господа: Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла. Всякий, кто упадет на тот камень, разобьется (Лук. 20. 17, 18). Камень – Божеская истина; камень Израильский – Господь в Божественной человечности; строители – люди церкви; глава угла – распутье; падать и разбиваться – отрицать и гибнуть.

535. Мне дано было беседовать на том свете с людьми, удалившимися от мирских сует ради благочестивой, святой жизни; также с людьми, налагавшими на себя по обету страдания разного рода, полагая, что этим отрешаются от мира и обуздывают плоть. Большая часть из них, осудив себя по привычке к жизни унылой, печальной и удалясь от жизни любви (charitas), для которой необходимо оставаться в миру, не могла быть присоединена к ангелам; жизнь этих последних – радостная и блаженная, состоящая вся из добрых дел, из дел благостыни. Кроме того, жившие в миру такой отвлеченной жизнью воспламеняются заслугами своими, беспрерывно жаждут небес и почитают небесное блаженство должной себе платой или наградой, вовсе не понимая сущности небесного блаженства. Если они затем переносятся в среду ангелов соучастниками их радостей, т. е. блаженства бескорыстного, не в виде награды и заслуги, а состоящего в исполнении долга и обязанностей и в блаженстве по мере сделанного добра, то дивятся, видя вовсе не то, что ожидали; не будучи в состоянии насладиться таким блаженством, они удаляются, присоединяясь к своим, жившим одинаково с ними на земле. Жившие во внешнем богопочитании, постоянные посетители храмов и всегдашние богомольцы, отягчавшие душу свою печалью, и притом всегда много думавшие о себе в чаянии большого уважения и почета, даже святости после смерти, на том свете не находятся на небесах, потому что они все это делали ради себя самих и оскверняли Божеские истины, утопляя их в себялюбии. Иные из них так безумны, что почитают себя богами, почему и поступают к подобным себе в преисподнюю. Другие лукавы и коварны, а потому идут и в ад лукавых; это именно те, что посредством хитрых происков притворной жизни соблазняли толпу, чтившую в них Божественную святость. В таком состоянии многие из числа святых римского исповедания; со многими дано мне было беседовать, и вся жизнь их в миру и после того была мне показана.

Все это объясняется здесь для убеждения, что жизнь, ведущая к небесам, не есть жизнь отвлеченная от мира, но жизнь в миру и что богомольная жизнь без деятельной жизни любви (charitatis), которую можно найти только в миру, не ведет к небесам; а ведет к ним жизнь деятельной любви, т. е. прямое, честное и правосудное исполнение всякой должности или обязанности, всякого дела и сношения с людьми по внутреннему и, стало быть, небесному началу; из этого начала истекает такая жизнь, когда человек поступает прямо и честно ради Божественных законов. Жизнь эта немноготрудна, а тяжела, напротив, отрешенная от деятельной любви жизнь богомола, которая, сверх того, настолько же удаляет от небес, насколько, по мнению людей, должна бы вести к ним.

Об аде

Господь управляет адом

536. Когда выше говорилось о небесах, везде было показано, что Господь есть Бог небес (в особенности см. н. 2–6) и что, таким образом, все управление небесами принадлежит Господу. А как отношение небес к аду и ада к небесам такое, как между двумя противоположными, друг против друга действующими началами, от действия и воздействия которых происходит равновесие, в котором все прочее должно существовать, – то вот почему для содержания всего существующего в равновесии необходимо, чтобы тот, кто управляет одной частью, управлял и другой, ибо если тот же самый Господь не сдерживал бы порывов ада и не укрощал его неистовств, то равновесие бы нарушилось, а с ним и все остальное.

537. Скажу прежде несколько слов о равновесии. Известно, что когда два начала взаимно действуют друг против друга и действие и напор с одной стороны равны воздействию и сопротивлению с другой, то обе силы, по случаю равенства своего, уничтожаются, и тогда обе они могут быть движимы по произволу третьей силы, ибо когда два начала вследствие равного противодействия лишаются всякой силы, то сила третьего начала делает все, и так легко, как если б не было никакого сопротивления. Таково равновесие между небесами и адом; однако это не такое равновесие, как бы между двумя состязающимися особами, силы которых равны между собой, но это равновесие духовное, т. е. лжи и истины, зла и добра: ад постоянно дышит (spirat) ложью, происходящей от зла; небеса же постоянно дышат истиной, происходящей от блага. Вследствие этого духовного равновесия человек находится в свободе мысли и воли, ибо все, что человек мыслит и волит, относится или ко злу и потому ко лжи, или к добру и потому к истине. Следовательно, когда он в равновесии, он свободен или допустить и принять зло, а потому и ложь, идущую от ада, или допустить и принять добро, а потому и истину, идущую с небес. Каждый человек содержится в этом равновесии Господом, потому что Господь управляет и небесами и адом. Но для чего человек посредством равновесия содержится в свободе и зачем Божественным всемогуществом не отняты от него зло и ложь и не исполнен он одним благом и истиной – это будет сказано ниже, на своем месте.

538. Мне несколько раз дано было постичь, как сфера лжи, происходящей от зла, вытекала из ада. Это было как бы постоянное усилие уничтожить всякое благо и всякую истину, усилие, сопровождавшееся гневом и как бы яростью вследствие неудачи; усилие состояло в особенности в том, чтобы разрушить и уничтожить Божественность Господа потому, что от Него исходит всякое благо и всякая истина. Из небес же, напротив, я постигал, как вытекала сфера истины, исходящей от блага; эта сфера укрощала ярость усилия, возникавшего из ада, и следствием этого было равновесие. Я постигал, что сфера, вытекавшая из небес, происходила от одного Господа, хотя она и казалась как бы исходящей от ангелов небесных. Она потому постигалась исходящей от одного Господа, а не от ангелов, что каждый ангел на небесах признает, что нисколько блага и нисколько истины не принадлежит ему самому, а что все исходит от Господа.

539. В духовном мире вся сила принадлежит истине по благу, ложь же, исходящая от зла, совершенно бессильна. Всякая сила принадлежит истине, исходящей от блага, потому что само Божественное начало на небесах есть Божественное благо и Божественная истина и что Божественному началу принадлежит всякая сила; а ложь, исходящая от зла, совершенно бессильна, потому что всякая сила принадлежит истине, исходящей от блага, и что во лжи от зла нет этой истины нисколько. Вследствие того всякая сила принадлежит небесам, а в аду нет ее вовсе, ибо каждый на небесах обретается в истине по благу и каждый в аду обретается во лжи по злу: никто не допускается в небеса, если он не живет в истине по благу, и никто не ввергается в ад, если он не во лжи по злу. Что это так, видно в главах, в которых говорилось о первом и третьем состоянии человека после смерти (см. н. 491–520); а что всякая сила принадлежит истине, исходящей от блага, это видно в главе о могуществе ангелов на небесах (см. н. 228–233).

540. Итак, вот каково равновесие между небесами и адом. Обитатели мира духов находятся в этом равновесии, ибо мир духов занимает середину между небесами и адом; потому и все люди на земле содержатся в таком же равновесии, ибо Господь управляет людьми на земле посредством духов, находящихся в мире духов; об этом будет сказано ниже в особой главе. Такое равновесие не могло бы существовать, если б Господь не управлял как небесами, так и адом и не умерял ту и другую сторону: иначе ложь, исходящая от зла, брала бы верх и заражала простых, добрых духов, которые находятся на последних границах небес и которые могут быть легче совращены, чем ангелы; таким образом, погибло бы равновесие, а с ним и свобода в людях.

541. Ад, равно как и небеса, разделяется на общества, и даже на столько обществ, сколько их на небесах, ибо у каждого общества на небесах есть противоположное ему общество в аду, и это вследствие равновесия. Но общества в аду различаются по разного рода злу и происходящей от него лжи, потому что небесные общества различаются по благам и истинам своим. Что у каждого блага есть противоположное ему зло и у каждой истины противоположная ей ложь, это можно знать из того, что нет вещи, которая бы не относилась к чему-либо противоположному; что из этой противоположности узнаются вещи относительно качеств и степеней своих и что на этом основано вообще понимание и ощущение (sensatio). Вот почему Господом постоянно предусматривается, чтоб у каждого небесного общества было свое противоположное в аду и чтоб между ними было равновесие.

542. Если ад делится на столько же обществ, сколько их на небесах, то, следовательно, и адов столько же, сколько небесных обществ, ибо каждое небесное общество образует небеса в малом виде, вследствие чего и каждое общество в аду есть ад в малом виде. Как вообще трое небес, так вообще и три ада: низший противоположен самым внутренним, или третьим, небесам; средний противоположен средним, или вторым, небесам; и высший, который противоположен последним, или низшим, небесам.

543. Скажу также в нескольких словах, каким образом Господь управляет адом. Ад вообще управляется общим влиянием (affluxus) Божественного блага и Божественной истины, от небес идущим и которым общее усилие адское умеряется и удерживается; и, сверх того, особенным влиянием каждых небес и каждого небесного общества. В частности же ад управляется ангелами, которым поручено смотреть за адом и умерять его кичение и буйство; иногда ангелы даже посылаются туда и присутствием своим усмиряют его. Но вообще все находящиеся в аду управляются страхом, который в иных врожден и привит еще здесь; но как этот страх недостаточен и мало-помалу пропадает, то они управляются страхом наказаний – им в особенности они воздерживаются от зла: наказания в аду многочисленны, иные легче, другие тяжелее, смотря по сделанному злу. Вообще над другими духами поставляются самые злые, которые, превосходя прочих коварством и хитростью, могут наказаниями и страхом содержать их в повиновении и покорстве; но сами начальники эти не смеют преступать назначенных им границ. Должно знать, что единственное средство сдерживать насилие и ярость жителей ада есть страх казни, – другого средства нет.

544. До сих пор верят в мире, что во главе ада стоит дьявол, который сперва был создан ангелом света, а после восстания своего вместе с сонмищем своим был ввергнут в ад. Это верование вышло из того, что в Слове говорится о дьяволе и сатане и также о Люцифере и что в этих изречениях Слово было понято в буквальном его смысле, меж тем как тут под дьяволом и сатаной разумеется ад. Под дьяволом – тот ад, который позади и в котором находятся самые злые духи, называемые злыми гениями; а под сатаной – тот ад, который впереди и в котором находятся духи не столь злые и называемые просто злыми духами. Под Люцифером разумеются духи, принадлежащие Вавилону, т. е. те, что мечтают о распространении господства своего даже до самых небес. Что нет никакого дьявола, которому бы ад был подвластен, это ясно из того, что все находящиеся в аду, равно как и все находящиеся на небесах, происходят от рода человеческого (см. н. 311–317); и еще из того, что от самого создания мира до нынешнего дня там находятся мириады мириад духов, из которых каждый есть дьявол в той самой степени, насколько он, живя на земле, сам стал таким, идя против Божественного начала.

Господь никого не ввергает в ад, но это делается самим духом

545. В некоторых людях укоренилось понятие, что Господь отвращает лицо свое от человека, отметает его от себя и в гневе своем за соделанное им зло низвергает его в ад. Иные идут еще далее и думают, что Бог наказывает человека и делает ему зло. Люди утверждаются в этом понятии вследствие буквального смысла Слова, в котором находятся подобные выражения, не ведая, что духовный смысл Слова, объясняющий смысл буквальный, совершенно от него отличен и что, следовательно, настоящее учение церкви, основанное на духовном смысле Слова, учит другому, а именно тому, что никогда Бог не отвращает лица своего от человека и не отвергает его от себя; что Он никогда никого не ввергает в ад и не гневается. Равно и всякий человек, чей ум при чтении Слова хоть несколько озарен, постигает это из одного того, что Бог есть само благо, сама любовь и само милосердие, что само благо не может никому сделать зло и что сама любовь и само милосердие не могут отвергнуть человека, ибо это было бы противно самой сущности милосердия и любви, а следовательно, и противно самому Божественному началу. Поэтому люди с умом озаренным (ex mente illustrata) ясно постигают, читая Слово, что Господь никогда не отвращается от человека, а если не отвращается, то поступает с ним по благу, по любви и по милосердию, т. е. что Он желает ему блага, любит его и милосердствует о нем. Из этого люди эти видят также, что буквальный смысл Слова, в котором находятся подобные выражения, заключает в себе смысл духовный, согласно которому должны быть объяснены те выражения, которые в буквальном смысле своем приспособлены были к пониманию человека и согласованы с его первоначальными и общими понятиями.

546. Человек озаренный видит, кроме того, что благо и зло суть два противоположные начала, и столь же противоположные, как небеса и ад; что всякое благо идет с небес, а всякое зло из ада; а как Божественное начало Господа образует небеса (см. н. 7-12), то от Господа наитствует на человека одно только благо, а из ада одно зло; что, таким образом. Господь постоянно отклоняет человека от зла и наклоняет его к добру, а ад постоянно склоняет его ко злу. Если б человек не находился между тем и другим, он был бы лишен всякого мышления и всякой воли, и еще более всякой свободы и всякого выбора, ибо человек одарен всем этим вследствие равновесия между добром и злом. Поэтому если б Господь отвратился от человека и человек был бы предоставлен одному злу, то он и не стал бы более человеком. Из этого ясно, что Господь наитствует благом на всякого человека, как на злого, так и на доброго, но с той разницей, что злого человека Он постоянно отклоняет от зла, а доброго человека постоянно склоняет к добру и что причина такой разницы в самом человеке, ибо он приемник.

547. Из этого видно, что человек делает зло по влиянию ада, а добро по влиянию от Господа. Но как человек думает, что он все делает сам от себя, то и зло, которое он делает, принадлежит ему как собственное, из чего следует, что виной своего зла сам человек, а никак не Господь: зло в человеке есть ад в нем, ибо все равно сказать – зло или ад. Итак, если сам человек – виной своего зла, то, следовательно, он сам собой ввергается в ад, а не Господом; Господь так далек от этого, что Он освобождает человека из ада, как только человек не хочет и не любит более оставаться в своем зле. Вся воля и вся любовь человека после смерти его остаются при нем (н. 470–484): кто хочет и любит зло на земле, тот хочет и любит то же самое зло и в той жизни и не терпит, чтоб его тогда разлучали с ним; поэтому человек, находящийся во зле, привязан к аду и духом своим действительно пребывает в аду, а после смерти своей ничего большего не желает, как быть там, где его зло. Из этого следует, что человек после смерти сам собой ввергается в ад, а не Господом.

548. Скажу также, как это делается. Когда человек вступает в ту жизнь, он сначала принимается ангелами, которые оказывают ему всевозможные услуги, говорят с ним о Господе, о небесах, об ангельской жизни и поучают его истинам и благам. Но если человек, тогда уже ставший духом, таков, что он еще в мире слыхал о том же, но сердцем отрицал или презирал это, то, несколько поговорив с ними, он желает оставить их и ищет, как бы уйти; когда ангелы замечают это, они оставляют его. После некоторого пребывания с другими, он наконец присоединяется к тем, которые живут в одинаковом с ним зле (см. н. 445–452). Когда это совершается, он тогда отвращается от Господа и обращается лицом к аду, с которым он был соединен еще на земле и в котором находятся все живущие в одинаковом с ним зле. Из этого ясно, что Господь влечет к себе каждого духа посредством ангелов и небесного наития, но что духи, находящиеся во зле, совершенно тому противятся, отрываются, так сказать, от Господа и злом своим как бы на веревке влекутся в ад. А если они таким образом влекутся и, по любви ко злу, поддаются влечению, то ясно, что они сами и по доброй воле ввергаются в ад. В мире не верят, чтобы это было так, вследствие понятия, составившегося здесь об аде, и даже в той жизни тем, которые не находятся в аду, кажется, будто это совершается таким же образом. Но иначе кажется это тем, кто сам ввергается в ад, ибо они идут туда добровольно; и те, которые вступают туда с горячей любовью ко злу, даже будто бросаются вниз головой и вверх ногами. Вследствие такой видимости другим кажется, что они ввергаются в ад силой Божественной (см. подробности об этом в н. 574). Из всего этого можно теперь видеть, что Господь никого не ввергает в ад, но что каждый ввергается туда сам, не только покуда он живет на земле, но даже и после смерти, ставши духом, как и прочие.

549. Господь по Божественному естеству своему, которое есть благо, любовь и милосердие, не может поступать одинаково с каждым человеком, потому что разного рода зло и ложь этому препятствуют и не только ослабляют, но и отталкивают Его Божественное наитие. Зло и ложь подобны черным тучам, которые становятся между солнцем и оком человека, скрывая от него блеск и ясность света; солнце же постоянно силится разогнать противостоящие тучи и в это время с разных сторон, то тут, то там, бросает на человека хоть несколько света. Точно так и в духовном мире: солнце там есть Господь и Его Божественная любовь (н. 116–140); свет есть Божественная истина (н. 126–140); черные тучи – это ложь, происходящая от зла; око есть разум. Насколько кто находится там во лжи по злу, настолько он окружен тучей, черной и густой по степени своего зла; из этого сравнения можно видеть, что Господь постоянно присущ каждому, но приемлется различно.