Беспризорница Юна и морские рыбы. Книга 2. Белый Ворон приходит сам

Человек, сидящий перед ним на корточках, встал. Подошел к ней, взял за руку. Она обернулась. Нехотя отделилась от подоконника и проследовала к единственной табуретке. Но села все равно больше лицом к окну, чем к ним.

Человек вернулся к Зайцу.

– В драке ты не пострадал.

Заяц поднял руку и снова ощупал лоб. – Шишка будет, – удостоверился он.

– Это – сейчас, – сказал человек. Показал на свой. – У меня – тоже. – Он разговаривал с Зайцем медленно, раздельно. – Ты – там – упал. Просто заснул, и всё. Пришлось – сюда. Перенести.

– Я помню, – сказал Заяц. – Я нормальный.

Чего-то еще не хватало, что-то было не так. Он вспомнил то, что не должен был забыть: – Пёс?

Ответ он получил не с той стороны, откуда ожидал, и не на то, что спрашивал.

Из-за стола – где у стены стояла лавка. Никто на нее никогда не садился, некому было садиться. Одна ножка у нее была сломана и прибита на один гвоздь.

Из темноты раздалось мычание.

Над столом появилась рука. В следующий момент, подтащив стол на себя, посередине избушки воздвиглась еще одна фигура.

У Зайца дом был, конечно, маленький. Но чтоб это оценить – нужна была такая туша, стоящая, нагнув рога, обеими руками упираясь в стол: то ли бык, то ли медведь, то ли и то и другое. Сразу стало тесно. И сразу стало ясно. Что никто не заснул, некуда просыпаться, и ничего не кончилось – начавшееся на дороге.

И тут же – еще. Не двигаясь с места, лежал на полу, и только подавал звук: рычал. Там он был, в темноте.

Голова с рогами повернулась.

– Пёс.

Утвердительно сказал хриплый голос. Пёс не шевельнулся, но тон рычания стал выше. Бык… медведь однако словно бы потерял к нему интерес. Поднял к голове обе руки, ощупал. Осторожно снял и положил на стол рогатый котелок.

– Это кто меня приложил? – спросил он хрипло. Глаза остановились на Зайце. – Чем?

Повернулся вновь к псу. – Тише, – посоветовал он. – Просто поговорим.

– Хочешь спросить? – Человек, сидевший перед Зайцем, подал голос. – Спрашивай у меня. Например, где твои парни.

Они были разделены столом. Человек в белом чуть переменил позу. Но сидел так же, сложив руки, одна на другую. Быкмедведь подался вперед. Качнул головой.

– Ты мне не нужен, – сказал он. И обратился опять к Зайцу.

– Я забираю ее. И разойдемся. Ничего тебе за это не будет.

Заяц сбросил ноги с тахты. И тоже поднялся – для этого сидящему пришлось встать. Трое стояли теперь в доме – и девушка на стуле. Она не глядела на них, глядела в сторону окна. Пёс лежал на прежнем месте, рычание сделалось неуловимым – просто дрожание воздуха, которое различил бы только Заяц.

– Вы… – сказал Заяц. – Сядьте. – И повернулся к человеку в белом: – Пусть она ляжет.

Протиснувшись между ним и столом, он прохромал к двери, где, на полу в холодном месте, стояла кастрюля с едой, нагнулся и подвинул псу. Обычно они не ели перед охотой.

Послышался шорох.

Девушка, стриженная как мальчик, пересела на тахту. Сбросила ботинки, один о другой, – и улеглась, лицом к стене.

– …Возьми, – сказал Быкмедведь.

Сняв с себя, он протягивал через стол плащ – вроде накидки. – Укрой, – велел он.

Заяц принял его и, расправив, накинул на девушку. Она не шелохнулась.

Быкмедведь, проследив за этим, кивнул…

…и с грохотом обрушился на пол.

Заяц отхромал к двери. Взял железную штуку для драки из угла – там она все время стояла. Оперся на нее – острием в пол.

Другой рукой снял с гвоздя тулуп.

– Она сломана была. Забыл предупредить. На, – он швырнул тулуп Быкмедведю. – Ты можешь взять подстилку, – сказал второму. – Вон там. Стол отодвиньте к стене. И печку закройте. Еда утром.

Человек в белом взялся за стол.

Быкмедведь медленно поднялся с пола. Отряхнулся. Потом шагнул на него и, отодвинув плечом, одним движением поставил стол на попа к окошку. Заяц, волоча за собой железную штуку, приблизился к развороченной лавке. Воткнул ножку обратно, стукнул по ней и, покачав на устойчивость, сел. Пёс лежал там, где и ел. Быкмедведь расстелил на полу тулуп. Второй закрыл дверцу печки. Стало темно.

Заяц сказал:

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказал человек. И, чуть погодя, раздался хриплый голос: – Спокойной… ночи.

Но Заяц не лег. Он сидел, одной рукой держась за перекладину лавки под собой, другой – за уткнувшуюся в пол штуку. В тишине и темноте его маленького дома. Чувства его замерли, слух, пусть не такой, как у пса, – слух охотника – обострился и работал сам по себе, различая и распутывая, распрямляя и разделяя звуки дыхания спящих.

Вот пёс. Это угадывать не надо было, Заяц знал его дыхание не хуже своего собственного. Пёс дышал почти как человек; да он и был как человек. Только лучше.

И это тоже ясно: грудь работает как трактор, а дыхание сиплое, как и голос. Ты вот третьего попробуй разыщи. И Заяц внутренним движением перевел слух на человека в белом – но уловил его далеко не сразу. Тот дышал почти беззвучно, словно не окончательно соскользнувший в первый, неглубокий сон, – а то и вовсе не спящий.

Он перестал вслушиваться. Некоторое время сидел, вообще ничего не думая и чувствуя только шишку во лбу. Потом встал.

Все облака куда-то делись, и луна светила – ярче, чем тогда, на дороге. И было тихо-тихо. Ни ветерка. Заяц стоял, подпирая спиной дверь своего дома, а дорога лежала перед ним, спящая в лунном свете. Но, может быть, она притворялась. Может быть, она как река подо льдом. Вот вскрылся лед, и то, на что можно было наступать, не обращая внимания, сдвинулось и поплыло, сокрушаясь и перемалываясь – срывая с берегов слишком близко неосторожно подошедшие постройки и увлекая их за собой.

И тогда он почувствовал, что растет.

Он рос, рос, и вырос – до неба. Но до неба – это только так говорится, ведь никто не знает, где небо, и Заяц не знал, где он. Он стоял и смотрел, на уносящую, сверкающую, вьющуюся нить дороги, тонущую где-то далеко в темноте, а внутри у него жгло так, что хоть плачь, и он и плакал. Только так, что это не было никому заметно; никому – потому что никого больше не было там, где он, а если бы он сам почувствовал на лице слезы, он бы не понял, подумал, что может дождь, или ветер… А ветер здесь был холодный и дул все время с одной силой в одном направлении. Он стоял, а во лбу у него горела звезда. А в руке у него был меч.

5. Бомба разрывается, игра начинается

Утро наступило.

Не было видно ни зги. Облака, умчавшееся вместе с ветром, лишь уступали место другим; вот они и наползли, скрыли небо и звезды, но – мало: все лезли и лезли, толкаясь, и наконец разлеглись от горизонта, и пошел… Нет, не снег. Дождь. Мелкий-мелкий, холодный – но дождь! Дождались.