Три лица февраля

Где же родной дом Доры? Дора переводила разговор на другие темы, лишь только заходила речь о её прошлом. Она предпочитала молчать о том, как жила до знакомства с Эдвином. Никакие уловки со стороны Долорес не помогали выйти на откровенный разговор о тех временах…

В дверь комнаты Долорес постучали. Служанка сообщила Долорес, что миссис Уэндерли попросила её зайти, и Долорес, поспешив выполнить просьбу, увидела, как Дора ходит из угла в угол, словно не зная с чего начать.

– Милая мисс Макнил… Не знаю, хватит ли у меня сил сказать вам то, что я должна сказать. Я боюсь, что вы меня неправильно поймёте. Я попала в западню, мне нужно рассчитаться с неотложными долгами, и чтобы из неё выбраться, мне придётся сократить некоторые расходы. Возможно, я не смогу больше пользоваться вашими услугами. А вы были так добры ко мне, и я не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарной. Возьмите это от меня в подарок…

Дора сняла дорогой браслет со своей руки и протянула его Долорес. Девушка отшатнулась.

– Вы извините меня, миссис Уэндерли, я не смогу это принять. Это слишком…

«Как ей сказать, что она не понимает ценности своих вещей? Если она примется их раздаривать, то вскоре окажется и в самом деле в сложной ситуации. Но если ей прямо сказать об этом, она обидится. Наверное, ей никогда не приходилось зарабатывать себе на хлеб и пробиваться наверх, как приходилось мне. Не удивлюсь, если окажется, что она не держала в руках живых денег и не знает, как ими распоряжаться. Её нельзя оставлять, иначе слетятся стервятники. Сократить расходы? Я помогу ей в этом!» Долорес решила снова «надавить на жалость», использовав тот же приём, что и с Норманом:

– Мне и идти-то некуда… Я готова вам помогать от самого чистого сердца, не получая никакого жалования, только не гоните меня.

– Помогать мне? Вы же здесь сойдёте с ума от тоски… Впрочем, как вам будет угодно.

Вдова продолжала о чём-то думать, тут же забыв о существовании своей гостьи, и иногда из её уст вырывались восклицания:

– Зачем я встретилась на его пути? Я приношу только одни несчастья!

«Женщины, как правило, склонны преувеличивать своё значение в жизни своих мужчин, – услышав подобные слова, подумала Долорес. – Чаще считают себя самым большим везением, реже – самым большим несчастьем в их жизни. Но обязательно чем-то большим».

Воспользовавшись моментом, Долорес почла за лучшее ретироваться из комнаты хозяйки, чтобы не смущать её своим присутствием. Помимо защиты Доры от «стервятников», у Долорес была ещё одна причина, чтобы остаться в доме. Она не могла уехать, пока все тайны этого дома не будут разгаданы. Теперь к её сомнениям в благополучии клана Уэндерли добавилась уверенность в том, что Дора о чём-то сильно сожалеет и чего-то боится. Или кого-то.

И потом, с чего бы ей становиться такой щедрой? Не готовится ли она к скорому отъезду?

Вряд ли один Невилл был в состоянии навести на неё такую тоску. Его обида исчерпает себя, и он успокоится, нужно только время. За поведением Доры крылось что-то другое. Другой человек и другая причина.

Долорес пришла к твёрдому убеждению, что Доре тоже нужно время, и она сама расскажет обо всём, как только будет готова. А пока Дора Уэндерли по какой-то причине не покидала своё жилище и вести с ней пустые, скучные разговоры Долорес не очень-то хотелось. Ей хотелось действовать. Хотелось найти пропавший ключ и пробраться в запертую кладовку, где, как представлялось Долорес, таилась разгадка таинственного самоубийства хозяина. Что или, может быть, даже кого там прятал от всех Эдвин Уэндерли?

Она ещё раз обошла весь дом, заглядывая в поисках ключа под половики, в цветочные горшки и даже потревожила старую золу в камине. Чтобы освежить мысли, Долорес вышла из дома и прогулялась до цветника, где хозяйничал всё примечающий садовник. Поговорив с ним и получив лишь отрицательный ответ на все свои вопросы, она в задумчивости прошлась по тенистым дорожкам сада в стороне от цветника. Вернувшись к дому, Долорес присела на скамейку и огляделась. Автомобиль хозяина всё ещё стоял на углу, там, где начиналась тисовая аллея. Ей так нравилось гулять вдоль этой аллеи, подходить к деревьям, ступая по ковру из рыжих хвоинок, гладить мягкие ветки стриженных вечнозелёных тисов. Но теперь вместо этого ей всюду виделось, что кто-то пришёл и нарушил эту красоту. Непосвящённому глазу явные следы заметить было сложно, но сердце Долорес ощущало, что в результате чьих-то действий гармония из этого уголка природы ушла безвозвратно. Долорес снова прошла мимо машины и даже заглянула под неё. Она всё ещё надеялась, что мистер Уэндерли уронил этот злосчастный ключ где-то недалеко. Возможно, выходя из машины или уже подходя к дому. Около запертой двери чёрного хода было чисто, ведь там натоптали полицейские и кого-то из слуг даже отправили подмести после них. Слуги? Они вернули бы ключ Норману, если бы нашли его. Мало ли от какой он двери? Кто мог бы его узнать? Затем Долорес вернулась на стоянку автомобиля и посмотрела на окно кабинета на втором этаже. После смерти хозяина все шторы в окнах дома были опущены, кроме штор в кабинете. Как будто кабинет жил своей, неподвластной людям жизнью. Скорее всего, для него было сделано исключение, когда старший инспектор распорядился ничего там не трогать. Окно кабинета располагалось довольно высоко над землёй, и что-то увидеть в нём, стоя прямо под окнами, а тем более сбоку, с того места, где стоял автомобиль, было невозможно. Но Долорес не успокаивалась. Любопытство гнало её вперёд. Она подошла к стене под окном и осмотрела землю вокруг. Ей пришлось переступить через цветник, но, кроме её свежих следов, на взрыхлённой почве цветника не было больше ничего необычного. Долорес прошла через цветник ещё раз в обратном направлении и отошла на такое расстояние от дома, чтобы можно было что-то разглядеть в окне кабинета. Ей пришлось даже пройти по дорожке, обсаженной с обеих сторон кустами рододендрона, в самую чащу спящего в ожидании весны сада. Где-то неподалёку работал садовник, и Долорес старалась не шуметь, чтобы избежать объяснений с ним. Наконец, ей показалось, что она уже видит люстру в кабинете, и она встала на цыпочки, чтобы увидеть что-то ещё, помимо люстры. И вдруг, под её каблуком что-то щёлкнуло и Долорес с трудом удержалась от того, чтобы упасть. Она осмотрела землю под ногами, а заодно и каблук, и поняла, что он просто поскользнулся, но не сломался и даже не треснул. Произошло это из-за того, что Долорес ненароком наступила на какой-то мелкий металлический предмет. Это и оказался ключ. Долорес чуть не вскрикнула от радости. А вдруг это тот самый ключ от кладовки, который кто-то выбросил из окна кабинета хозяина? Расстояние от окна до ключа позволяло допустить такой исход, если конечно применить силу. И всё-таки, до окна было далековато и главное, зачем кому-то было бросать ключ из окна? Ведь это могли заметить другие…

Долорес заспешила обратно в дом, но уже почти войдя в него, она вспомнила о том, что кабинет закрыт на ключ старым лакеем. Но это было поправимо. Она запомнила, как выглядел ключ от кабинета, и подумала, что сможет выкрасть его у Нормана. Нужно только применить смекалку.

***

В деревне каждый житель знает и может показать дорогу в два места. Дом священника и дом врача. Врач помогает продлить жизнь, священник – достойно встретить смерть. Но только в деревне, где человек куда менее защищён перед лицом Природы, одних умений и знаний, требуемых в городе от носителей этих профессий, было бы недостаточно для их успеха, гораздо важнее для успеха их действий вера самого человека, обратившегося к их услугам. А вера внушается уверенностью, с которой целители души и тела излагают прописные банальности, а также их убеждённостью в том, что они являются проводниками Истины.

Доктор Дейгл излучал и уверенность, и убеждённость даже тогда, когда в перерыве между визитами пациентов выходил покурить на крыльцо своего дома, стоявшего на холме по другую сторону железнодорожного полотна от дома Уэндерли. Дом доктора был удобно обращён фасадом к станции, и доктор иногда наблюдал за тем, как одни пассажиры садятся в прибывающий поезд, а другие выходят из него. С крыльца было видно далеко вокруг, даже крышу дома Уэндерли при желании можно было разглядеть, но на таком расстоянии она не представляла никакого интереса – ещё одна крыша из многих, что виднеются сквозь кроны деревьев, куда ни поверни голову.

И если бы не события, произошедшие под этой крышей совсем недавно, доктор Дейгл ещё долго не появлялся бы в доме Уэндерли и не познакомился бы с его новыми хозяевами, как познакомился на днях, пусть и несколько неподходящим образом. И разве его позвали бы, даже к умершему, если бы не авторитет, которым он пользовался в округе? Живи он в Лондоне, кто бы о нём узнал? И когда бы его имя попало в газеты?

Доктор в своих размышлениях не заметил, как к калитке подошёл незнакомый человек. Он позвонил в колокольчик, и доктор Дейгл вышел к нему навстречу. Долговязый, с густыми бакенбардами и в очках, незнакомец был немного похож на зятя доктора. Верзилу, за которого его дочь вышла замуж в прошлом году. Тот тоже носил усы, бакенбарды и гонял на мотоцикле, надев затемнённые очки и представляя, будто он один из героев модного американского фильма «Беспечный ездок». В кабинете у доктора, на стене висело фото его дочки с этим «гонщиком», одетым в ковбойку и кожаную куртку. Одной рукой он обнимал Кэролайн, а другой свой любимый байк. Доктор сначала подумал, что это нагрянул кто-то из приятелей зятя с весточкой от его любимой дочери.

– Добрый день, сэр. Я представитель страховой компании, моя фамилия Райт, – представился незнакомец. Доктор вздохнул разочарованно и проводил его в дом, но не в кабинет, а в столовую, раз уж посетителя осматривать не требуется.

– Чем обязан вашему посещению? – спросил Дейгл со скучной физиономией. Он приготовился к тому, что его будут уговаривать застраховать дом от пожара на выгодных для клиента условиях. С завидной регулярностью разные агенты пытались убедить его пойти на повышенные выплаты против обычных по договору, который у него уже был.

– Видите ли, доктор, мне сообщили, что вы лечащий врач миссис Коры Уэндерли. Это правда, вы ведь её лечили?

– Некоторым образом, – пробурчал Дейгл, которому, если говорить честно, льстило, что его назвали лечащим врачом богатой клиентки. – Во всяком случае я её осматривал совсем недавно. Её что-то беспокоит?

– Да, она мне говорила про ваш визит. Так вот, она высказала пожелание застраховать свою жизнь. И нам бы очень хотелось… я понимаю, что вы должны соблюдать врачебную тайну… и всё-таки, к кому ещё, кроме вас, мы могли бы обратиться за подтверждением, что у вашей пациентки отсутствуют хронические заболевания?

В глазах сельского доктора мелькнул хитрый огонёк.

– Не нужно ни к кому больше обращаться. Хронических заболеваний у миссис Уэндерли нет, – заявил Дейгл авторитетно. Он произнёс эти слова с гордостью, как будто Дора Уэндерли была здорова только благодаря его неустанной заботе.

– А как же…? – брови у незнакомца поднялись, но он не договорил фразу.

– Что?

– То, что у неё, ну вы сами видели… это последствия операции?

– Что конкретно вы имеете в виду? Этот шрам на спине, оставшийся после пореза ножом? Хм… Результат несчастного случая, как она мне сама объяснила. Рану зашивал опытный хирург, но шрам остался, поэтому миссис Уэндерли вынуждена носить корсет. Так что никакой угрозы для жизни моей пациентки данный шрам не представляет.

– Просто несчастный случай? Не припадок и не обморок? А то, сами понимаете, как бы не случился рецидив…

– Нет-нет, миссис Уэндерли никак не виновата в том, что произошло. Проезжая на лошади через лес, она зацепилась поясом за длинную торчащую ветку, упала с лошади и ушибла ногу, и кто-то из нашедших её в таком состоянии до того перестарался, что, разрезая стягивающий её талию ремень, задел спину девушки. Если бы рядом не оказался врач, она могла бы потерять много крови. Но всё обошлось.

– Это произошло недавно? Я хочу сказать: уже после того, как миссис Уэндерли переехала сюда?

– Как раз до того, как она переехала в Британию. Ей делал операцию американский хирург, поэтому приходится верить, что он сделал её качественно. Внешне, по крайней мере, выглядит так. А нога давно прошла.

– Могу я попросить вас письменно подтвердить отсутствие серьёзных заболеваний у вашей пациентки?

Доктор согласился и дал гостю то, что он просил – медицинское заключение о состоянии здоровья, выведенное красивыми буквами на хорошей бумаге. Доктор немного превысил полномочия, ведь по правилам он должен был бы провести более тщательное и всестороннее обследование пациентки, но ему так не хотелось, чтобы страховщик отправился к другому, менее капризному эскулапу. Он завтра же заедет к Доре и уговорит её обследоваться. Гость был полностью удовлетворён и, сложив бумагу в карман, засобирался к выходу.

– Вас проводить до станции? – из чистой вежливости предложил гостю Дейгл.

– Не стоит, – откликнулся гость. – У меня за углом мотоцикл.

Дейгл удивился ещё одному совпадению, а страховщик, оседлав мотоцикл, скрылся в клубах пыли. Доктор закашлялся и поспешил вернуться в дом, нахваливая себя за смекалистость. Но вместо того, чтобы отправиться в город, из которого он прибыл, человек на мотоцикле подъехал к ограде поместья Уэндерли и стал смотреть сквозь решётку на сад и дом за ним. Он старался не попасться на глаза привратнику, дабы избежать ненужных вопросов, зато, когда увидел занятого стрижкой кустов садовника, приветливо помахал ему и сказал, когда садовник приблизился:

– Впервые вижу такие роскошные розовые кусты, что не могу проехать мимо и не высказать вам своё восхищение.

– О, да вы, кажется, знаток. Любите выращивать розы?

– Ещё как! Розы как люди. Каждая по-своему уникальна, – байкер, поймав волну, разразился небольшой речью. – Есть среди них изящные, лёгкие и капризные, такие как Офелия или Голден Селебрейшен, есть основательные, раскидистые и ароматные, как шиповник. Чашечки розы радуют разнообразием: простые, плоские, махровые, помпонные, кувшинчатые, бокаловидные, чашеобразные, округлые, розеточные, крестовидно-розеточные. Аромат каждого цветка рассказывает мне о характере её владелицы. Офелия – юная, нежная, терпеливая, как героиня Шекспира. Её ветви, усыпанные цветами с дурманящим запахом с нотками мускуса и жасмина поникают к концу цветения и оттого, кажется, будто роза грустит. Но после обрезки она снова готова радовать обилием небольших, чистых нежно-розовых бутонов.

– И правда, вы и в самом деле смогли разглядеть в них женщин, – почти прослезился садовник. – У вас, я смотрю, поэтическая натура. Я же предпочитаю сорт Фламентанс. Это великолепный сорт, однако совсем без запаха. Но этот недостаток с лихвой покрывает цветение этой розы.