Птица, которая пьёт слёзы. Сердце нага

– Да, он живёт неподалеку от границы, отлавливает нагов и ест их.

Сабин попытался рассмеяться. Он не понимал Пау, но думал, что это какая-то шутка. Однако лицо кастеляна не выражало веселья.

– В каком смысле «ест»?

– В прямом: охотится на нагов, а затем ест их.

Сабин вытянул руки и сделал вид, будто хватает пищу руками и подносит её ко рту. Кастелян одобрил его пантомиму, и лицо Сабина побледнело:

– Он сумасшедший?

– Говорят, что он готовит их на костре.

– Ах вот как… Что?

Кастелян сложил руки на коленях и, не зная, с чего следует начать, заговорил:

– Кейгон ненавидит нагов. Он ненавидит их так сильно, что в самом деле ловит их неподалеку от северной границы, разрубает на куски и варит.

Сабин нервно сглотнул:

– Если его ненависть настолько сильна, что он даже ест их, разве люди не должны считать его психом, вместо того чтобы восхвалять?

– У него на всё есть свои причины. К тому же, как ты знаешь, нагов, не имеющих сердца, очень трудно убить.

– А, так вот почему он их варит. Значит, в кипящей воде они теряют способность к регенерации? Но ведь он всё равно не обязан их есть, верно?

– В таком случае это была бы пустая трата мяса.

Военачальник уставился на кастеляна как на сумасшедшего. Тот улыбнулся и махнул рукой:

– Именно так мне ответил Кейгон, когда я задал ему такой же вопрос. Однако у него есть и другие причины. Подожди секунду. – Кастелян стал искать что-то в ящике своего стола, а затем вынул старый пергаментный свиток. – Это письмо, которое прислал Кейгон шесть лет назад. Прочти его.

Сабин с опаской взял письмо и начал читать:

«Приветствую Вас, это Кейгон.

Какое-то время от меня не было известий. Как Вы знаете, в этих заброшенных землях вблизи границы гораздо легче раздобыть оружие, чем письменные принадлежности. Вчера я случайно наткнулся на торговца, у которого был пергамент, поэтому теперь я наконец могу связаться с Вами.

Я обдумал то, о чём Вы написали в своём последнем письме. Однако я решил, что не могу перестать делать это. Да, я всё ещё ем нагов. Я не хочу, чтобы мои слова звучали ужасающе, но я не чувствую никакой необходимости скрывать это.

Вы слышали легенду о племени Китальчжо? – знаменитых охотниках на тигров? Когда охотника съедает тигр, о ребёнке погибшего заботятся соплеменники. Они учат его всему, что умеют сами. Когда племя решает, что сын готов отомстить за отца, они вместе отправляются на охоту. После поимки тигру вспарывают живот, вынимают печень, и сын погибшего охотника съедает её.

Так вот, я и есть тот «сын, который мстит за отца».

Наги присвоили всё, что было ценно и значимо для меня, оставив мне только моё изуродованное тело. Возможно, когда-нибудь они съедят меня, но сейчас их ем я. Я стараюсь не приближаться к южной границе, но когда я преследую ослабленного нага, в какой-то момент я понимаю, что снова оказался в этом проклятом лесу. Осознание того, что я по своей воле потерял то единственное расовое преимущество, которое у меня было, заставляет меня, словно нага, почувствовать озноб даже под палящим солнцем тропического леса. И хотя я сразу же возвращаюсь на север, через пару дней я снова оказываюсь в таком же положении. Но однажды, когда я больше не смогу сражаться, я умру. Не страшно, если Вы забудете о смерти такого безумца, как я.

Я так или иначе сойду с ума».

Вместо подписи были изображены странные символы. Сабин вопросительно посмотрел на кастеляна, и тот поспешил объяснить:

– Это символы охотников Китальчжо. Чёрный лев и дракон.

– Почему именно эти животные?

– Они были истреблены нагами. На охотничьем языке эти символы читаются как «Кейгон Дракха». Так он и выбрал себе имя.

– Выходит, это не настоящее его имя? – спросил Сабин, возвращая письмо.

– Да, но без согласия Кейгона я не могу сказать тебе его настоящее имя.

Кастелян положил письмо обратно в ящик и посмотрел на военачальника:

– Так что ты думаешь?

– Получается, он мстит нагам, используя методы охотников на тигров, исчезнувших сотни лет назад? Убивает и ест своих врагов?

– Можно сказать и так.

– Что же тогда сделали ему наги, чтобы заслужить такую жестокую месть?

– Поистине ужасные вещи.

Сабин ждал, когда кастелян продолжит, но тот больше ничего не сказал. Сабин хотел было безучастно кивнуть, как вдруг почувствовал что-то странное и посмотрел на кастеляна, лицо которого в тот миг исказилось.

– Это было действительно ужасно.

– Что случилось? – внезапно обеспокоенно спросил Сабин, осторожно подбирая слова.

Кастелян, охваченный мучительными воспоминаниями, покачал головой:

– И о прошлом Кейгона я тоже не могу рассказать без его согласия. В любом случае можно сделать вывод, что он знает о нагах и Киборэне куда больше остальных. Очевидно, что хищник хорошо знает свою добычу.

– Это так, но я, отправляясь в такое опасное место, предпочел бы удостовериться, что мой спутник в своём уме, – неловко проговорил Сабин. – Будет досадно, если вдруг он решит, что мясо нагов ему надоело, и теперь для разнообразия он захочет отведать мяса токкэби.

Хотя военачальник не сказал ничего смешного, кастелян громко рассмеялся:

– Не волнуйся об этом. Вся ярость Кейгона направлена только на нагов. Невозможно разозлить его сильнее, чем это сделали они.

– Невозможно, говорите?

– Именно так. Как было сказано в письме, в этой жизни у него ничего не осталось: наги забрали у него всё. Это может показаться парадоксальным, но Кейгон совершенно не представляет угрозу для тех, кто не является нагом.

– Это очень печальная история.

– Да, это действительно так. В любом случае я могу поручиться за Кейгона.

Сабин не мог полностью согласиться с кастеляном, но в то же время он не испытывал желания спорить с ним. Есть несколько вещей, которые не нужно делать по отношению к кастеляну, и попытка опровергнуть его высказывания является одной из них. Поэтому Сабин вернулся к первоначальной теме разговора: