Джек Ричер: Лучше быть мертвым

– Общественное питание. Компания называется «Голубая мечта».

Фентон сдала вправо и проехала до конца стоянки. Поставила машину на последнее место. Между матово-белым фургончиком и глухой стенкой, причем как можно дальше, чтобы ее джип был не очень заметен.

– Ну и зачем ему понадобилось избегать внимания к своей особе? Старается не мозолить глаза санитарному инспектору?

– Дело не в том, что он там у себя стряпает. И как. Главное – для кого. Компания у него специализированная. В ней готовят еду для пассажиров авиалиний, но не рядовых. Только для частных самолетов. У Дендонкера контракты с полудюжиной владельцев. Еду фасуют его люди. Раскладывают в специальные металлические контейнеры, иногда по тележкам, в зависимости от количества. Доставляют в аэропорт. Загружают в самолет. А пустые контейнеры потом забирают. Иногда он предоставляет в полет бортпроводников и стюардесс.

А что, занятие вполне невинное. Люди, летающие на частных самолетах, тоже хотят есть и пить, как и те, кто летает экономклассом в «боингах». А Дендонкер скрывает свой бизнес, потому что у него, скажем, есть куча бывших жен, которые могут претендовать на его деньги. Или скромничает и не хочет платить налоги. Или же за этим его занятием стоит нечто совсем другое. Аэропорты, с которых взлетает большинство частных самолетов, совсем не похожи, скажем, на аэропорт имени Джона Кеннеди или на главный аэропорт Лос-Анджелеса. Проблемы, связанные с охраной и безопасностью, там минимальны. Как для пассажиров, так и для службы сопровождения и сервиса. Понятно, какие дополнительные возможности предоставляет такой бизнес человеку типа Дендонкера. И почему он хочет, чтобы его деятельность обращала на себя как можно меньше внимания.

– Он может перевозить наркотики. – Фентон заглушила двигатель. – Драгоценности. Оружие. Да все, что угодно.

– Доказательства есть? – спросил я.

– Пока одни только подозрения. Но небеспочвенные. Возьмем хотя бы мой первый день в команде Дендонкера. Меня послали подменить одну сотрудницу. В качестве стюардессы. Замену сделали в самую последнюю минуту. Она неожиданно заболела. Или просто знала, что ей предстоит. В целом все было очень паршиво. Нас было двое, и четверо пассажиров. Богатенькие придурки. Всю дорогу пытались нас лапать. Делали гнусные предложение насчет дополнительных услуг. Один просто тащился от моей ноги. То и дело старался ее пощупать. Мне очень хотелось заманить его в туалет и прибить там этой ногой до смерти. Даже еда не могла его отвлечь. Или выпивка. Вел себя просто похабно. А еда дорогущая, даже представить трудно. Икра – «Коликоф альбино». Ветчина – хамон иберико. Сыр – пуле. Шампанское – «Боёрл и Крофф». Бренди – «Леконт секрет». Запасов там было не меньше тонны. Дюжина контейнеров. Причем крупных. И вот что интересно. Использовали мы только десяток. А к двум даже не притронулись.

– Может, просто перестраховались, заказали лишнее. Или Дендонкер таким образом завышал счет.

– Нет. Пока напарница была в туалете, я хотела заглянуть в эти лишние контейнеры, но они были опломбированы. Такими маленькими пломбочками. Свинцовыми, в виде шариков на коротеньких тоненьких проволочках. И припрятаны были под щеколдами. Я сама их едва разглядела. Тогда я проверила контейнеры, которые мы вскрыли. На них не было ни одной сорванной пломбы.

– А что было потом с запечатанными?

– Когда приземлились, их куда-то унесли. А на их место поставили другие два. Такого же размера. Такого же вида. И с такими же пломбами.

– А что бы случилось, если бы ты по ошибке вскрыла один из них?

– У меня мелькнула мысль попробовать, но обратно самолет летел пустой, без пассажиров. То есть нужды открывать контейнеры не было. Но я размышляла про то, как мы летели туда, и кое-что поняла. Контейнеры, которые надо вскрывать, всегда выбирала напарница. Тогда мне это казалось естественным. Я была новенькая, а у нее уже был опыт таких перелетов, она знала, где что лежит. Но вот потом, уже задним числом, мне показалось, что она старалась делать все так, чтобы я держалась подальше от запломбированных контейнеров. И во время других полетов с моим участием все происходило в принципе точно так же. Пассажиры другие. Маршруты другие. Но всегда там были контейнеры, которые мы не трогали.

Фентон выбралась из машины. Направилась к двери, расположенной посередине длинной стены, одной из четырех, окружающих двор. Я пошел за ней. Заметил, что изначально здесь было несколько отдельных зданий. Но потом, видно, их соединили вместе. Одни выступали вперед. А другие, наоборот, отступали в глубину. Но по высоте все были одинаковые. Теперь их соединяла одна сплошная и единообразная крыша. Должно быть, это покрытие было сделано позже.

Высоко на стене каждой первоначальной секции этого, теперь единого, здания висела табличка. Я понял, что на табличках указано, кто проживал и чем занимался прежний жилец. Здесь было множество разных имен, как и названий рода занятий или сферы деятельности жильцов. Кузнец. Бондарь. Скобяная лавка. Здесь продаются продукты. Оптовый магазин. Одна из четырех сторон полностью отведена под таверну. Вероятно, все эти заведения изначально были каждое само по себе, но теперь все вывески были одинаковы. Одного цвета. Написаны одинаковым шрифтом. Двери и окна разных размеров и конфигурации, но сделаны в одном стиле. Из одних и тех же материалов. И по всей видимости, в одно и то же время. А возле каждой в стене проделан застекленный прямоугольник размером с панель обычного домофона, только без кнопок.

– Что это за место? – спросил я.

– Гостиница. Я здесь сейчас живу. Ну а теперь, думаю, и ты тоже.

Я огляделся по сторонам:

– А где же администрация?

– А тут нет администрации. И обслуживающего персонала тоже нет. Таких гостиниц существует уже целая сеть. В пяти городах. Теперь, может, уже и в шести. Не помню.

– И как же здесь снять номер?

– Заказываешь через Интернет. Никто тебя не видит. Ни с кем ты не общаешься. В этом-то и вся прелесть.

– А ключ где берешь? Высылают по почте?

– Ключа в физическом понимании нет, – покачала головой Фентон. – По имейлу высылают матричный код, вот и все.

Я промолчал.

– Матричный код, понимаешь? Это как штрихкод, только двумерный, – растолковала мне она. – Размещаешь у себя на телефоне, а сканер на двери его считывает. Просто здорово.

– Правда?

– Ну да. Особенно если вдруг понадобилось снять номер по фальшивому паспорту. И фальшивой кредитной карте. И с вымышленным электронным адресом. Тебя тогда ни одна собака не отследит.

– Со мной такое не пройдет. У меня нет фальшивого паспорта. Кредитных карт вообще нет. Мобильника тоже.

– Вон оно что… – сказала она и пожала плечами. – Ладно, не переживай. Что-нибудь придумаем.

– И тут есть камеры.

Я показал ей на две, которые успел приметить. Они были закреплены на стене неподалеку от площадки, где стоял джип. Каждая защищена сеткой.

– По ним тебя вполне можно отследить.

– Пусть попробуют. Эти камеры только на первый взгляд работают. Но если кто и доберется до их файлов, он ничего не увидит. Одни только крапинки, будто снег идет. В этом прелесть обучения в форте Уачука[13 - Форт Уачука – военный объект армии США; расположен на юго-востоке штата Аризона.]. Я еще и не такое могу.

Глава 9

Фентон покопалась в своем мобильнике, потом поднесла экран к сканеру под табличкой «Карлайл Смит, колесный мастер». В двери что-то щелкнуло, и она отворилась. Я прошел за ней внутрь. Невозможно было представить, что некогда здесь кто-то занимался тяжелым физическим трудом. Комната была окрашена в мягкие, пастельные тона, всюду диванные подушки, по стенам развешаны ностальгические черно-белые фотографии. Ну и стандартный гостиничный набор мебели. Кровать. Диван. Место для работы. Шкаф. А также туалетная комната с душем. Словом, все, чтобы можно было с удобством скоротать вечерок, кроме разве что кофеварки. Никаких ее признаков. Зато здесь был аккуратно поставленный возле двери чемодан. Фентон проследила за моим взглядом.

– Старая привычка, – сказала она и подкатила чемодан к кровати. – Чтобы всегда быть готовой к переезду. Я думала, что очередной переезд у меня будет сегодня. Надеялась, что с Майклом. Хотя, на самом деле, догадывалась. Не было никаких шансов. Уезжать мне теперь одной. Просто хотелось в этом убедиться. Для меня это не было сюрпризом. Но все равно там, возле «Дерева», меня как обухом по голове хватило. Сама такого удара не ожидала. Несколько секунд я была на грани. Прости, что тебе пришлось такое увидеть. Больше не повторится. А теперь давай забудем об этом. Располагайся. Будь как дома.

Я мысленно прикинул время. Где-то одна минута четвертого. Я успел проголодаться. Завтракал очень давно. Встал рано, еще в Эль-Пасо. Ела ли что-нибудь в тот день Фентон, я не знал. Но денек у нее выдался горячий, адреналина сгорело много. И подкрепиться не помешает обоим. Я предложил что-нибудь заказать. Фентон не спорила. Сразу достала мобильник.

– Пицца тебя устроит? – спросила она.

Выдвинула из-под письменного стола стул и потыкала в телефон пальцем. Я сел на диван. Подождал, когда она закончит с заклинаниями по поводу пиццы.

– Ну что, как я здесь оказался, тебе уже известно. Теперь твоя очередь рассказывать.

Фентон помолчала, словно собиралась с мыслями.

– Думаю, все началось с сообщения, которое я получила от Майкла, – начала она. – Мы с ним, как большинство близняшек, всегда были близки, но в последнее время как-то потеряли друг с другом связь. Он сильно изменился. Особенно после армии. Думаю, это нужно объяснить. Он служил в ТСП. В подразделении технического сопровождения перевозок. В нем состоят специалисты по разминированию, а также применению химического оружия.

– Слышал про таких. Если подразделение очищает территорию и обнаруживает химические снаряды, они вызывают ТСП.

– Должны вызывать. Но так происходит не всегда. Пехотинцы не всегда знают, как выглядит химический артиллерийский снаряд. А в Ираке, не забудь, у противника таких снарядов нет. Официально. То есть они не маркированы, как тому следует быть. Или намеренно маркированы неправильно. Тем более что внешне они ничем не отличаются от обычных снарядов. В частности, сигнальных, потому что там тоже имеется отдельная полость для сигнального вещества – прекурсора[14 - Прекурсор – вещество, участвующее в реакции, приводящей к образованию целевого вещества.]. И даже если парни знают, что в снаряде какая-то химия, они иногда пробуют обезвредить его сами. Просто не хотят ждать. При всем желании помощь ТСП придет не скоро. Часов через двенадцать, а то и через сутки. Это значит, что у врага есть до двадцати четырех часов для размещения снайперов и установки растяжек и мин-ловушек. А для нас это значит – еще двадцать четыре часа задержки в зачистке других территорий. За это время повстанцы могут сменить укрытия, выбрать позиции, откуда удобно атаковать, да и гражданское население подвергается опасности: кто угодно может наткнуться на растяжку, подорваться, получить ранение или даже погибнуть. Так что отряд Майкла частенько являлся на место, когда оно уже подверглось заражению. Так, например, было во время самого первого их выдвижения. Это было помещение с кирпичными стенами, располагалось под землей. Несколько пехотинцев буквально провалились в него. Сквозь потолок. В темноте стали ощупывать место, куда попали. А когда поняли, перепугались до смерти. Оказалось, что там хранятся снаряды. Очень давно и в очень плохом состоянии. И наверное, кто-то, сам того не зная, повредил какой-то из снарядов. А в нем содержался горчичный газ. Один из друзей Майкла подвергся его воздействию. Это было ужасно.

– Его удалось спасти?

– Чудом. Эвакуировали на вертолете. В госпитале, пока не проявились худшие симптомы, парня погрузили в искусственную кому. Это спасло его от страшных страданий. И вероятно, спасло ему жизнь.

– Майклу тоже досталось?

– На этот раз нет. Но потом он тоже попал в переделку. Понимаешь, когда люди из ТСП находят химические снаряды, они должны их утилизировать. Если на территории, где их нашли, живут люди, эти ребята должны увезти снаряды куда-нибудь подальше и только потом взорвать. А если заметят что-то необычное, снаряд полагается вскрыть и исследовать. Вот с Майклом такое и случилось. Он перевозил пару снарядов, которые эти умники решили отправить на Абердинский испытательный полигон. Они лежали у него в задней части «хаммера», когда он направлялся на стоянку «черных ястребов»[15 - «Черный ястреб» (англ. Black Hawk) – американский многоцелевой вертолет на вооружении армии США.]. И вот один снаряд дал утечку. Майклу стало плохо. Ему удалось вернуться на базу, но врачи не поверили, что он действительно отравился. Ожогов не было. Волдырей тоже. Руки-ноги на месте. Его обозвали симулянтом и стали лечить, как наркомана: зрачки, видите ли, были подозрительно суженные. Словом, вину взвалили не на бардак в армии, а на него. У Майкла начались судороги. Боль в грудной клетке. Его непрерывно рвало. Вышел из строя желудочно-кишечный тракт. В конце концов его послали в Германию. В тамошний госпиталь. Несколько недель в нем провалялся.