Джек Ричер: Лучше быть мертвым

Я подошел к типу, которого она пристрелила вторым, и проверил его карманы. Нашел связку ключей, там была и квадратная ключ-карта. Один ключ автомобильный. Фордовский. Еще два, по всей видимости, от дома. Один от автоматического дверного замка. Новенький и блестящий. Другой от врезного. Старый, весь исцарапанный. Мне пришло в голову, что он, возможно, вообще от какого-то отдельного строения. Предположительно, от гаража. Или какого-нибудь склада. Потом телефон. И бумажник. Удостоверения личности в нем не оказалось. Кредитных карт тоже. Зато было две сотни долларов двадцатками, которые я забрал себе. Боевой трофей. Вполне заслуженный.

В карманах другого было примерно то же самое. Связка ключей с такой же пластиковой ключ-картой. Один автомобильный, от «доджа». Два от автоматического замка. И один от врезного, такой же старый и исцарапанный. В бумажнике двести двадцать долларов двадцатками. И мобильник с треснутым корпусом. Я прижал палец хозяина к центральной кнопке и держал, пока не загорелся экран.

– Где мы сейчас находимся? – спросил я у Фентон.

Она пожала плечами:

– В городе это место зовут просто «Дерево». Погоди-ка секундочку. Сейчас посмотрю.

Она достала свой мобильник, ткнула в него пальцем и принялась листать экран, потом подняла так, чтобы я мог его видеть.

– Вот, пожалуйста. Координаты на карте.

Я связался с оператором службы экстренной помощи, дал ему координаты и сообщил, что видел двух человек, застреливших друг друга во время ссоры. Потом стер с мобильника отпечатки пальцев и зашвырнул его подальше.

– У тебя джип на ходу? – спросил я Фентон.

– Да. К дереву я и не притронулась. Сам посмотри.

Я обошел машину кругом, посмотрел. Действительно, промежуток был, между буфером и стволом можно было просунуть папиросную бумагу, но не больше. Ни фига себе, классная она, выходит, водила.

– Отлично, – сказал я. – Поедем на твоем. А этот оставим здесь.

– Почему? Лишняя тачка не помешает.

– Тоже верно, – кивнул я.

Да, этот грязный джип точно мог пригодиться. Криминалистам, которые с удовольствием вцепятся в этот жирный кусок зубами. Но только не в качестве средства передвижения.

– Но слишком большой риск, – продолжил я. – Дендонкер взбесится, когда не услышит вестей от своих парней. Пошлет на поиски своих людей. И если увидят, как мы с тобой катаемся на их джипе, нам не поздоровится.

– Ну да, представляю.

Я вернул на место оба пистолета плюс бейсбольную кепку и солнечные очки.

– Вряд ли полиция нагрянет сюда в ближайшее время. Но все равно нам надо поскорее отсюда уматывать.

– Куда?

– Куда-нибудь в тихое местечко. Нам еще надо кое-что обсудить.

– Ладно.

Фентон прошла к водительскому сиденью, поставила ветровое стекло в вертикальное положение.

– Едем в мою гостиницу, – сказала она.

Двигатель заворчал, она дала задний ход, одну ногу поставив на тормоз, другую на сцепление. Обе руки лежали на рулевом колесе. Пальцы крепко сжимали баранку. Даже костяшки побелели. И вены набухли. Она закрыла глаза. Грудная клетка ходила ходуном, будто ей было трудно дышать. Потом она взяла себя в руки. Медленно. Ослабила хватку на руле. Открыла глаза, и из них выкатились две слезинки.

– Извини… – Она вытерла щеки, переместила правую ногу на педаль газа и выжала сцепление. – Я вспомнила Майкла. Никак не могу поверить, что его больше нет.

Глава 7

Фентон гнала машину на полном газу. Изношенная подвеска нещадно скрипела и повизгивала. Двигатель тарахтел как бешеный. Коробка передач выла. Из выхлопной трубы извергались темные клубы дыма. Фентон то и дело вертела баранкой туда-сюда, но при этом умудрялась все время ехать прямо. Я старался не отрывать от дороги глаз, но минут через десять она поймала-таки мой быстрый взгляд на ее ногу.

– СВУ, – сказала она. – Растяжка. В Афганистане.

Ага, понял. Самодельное взрывное устройство. Этот термин мне очень не нравился. Он появился во время Второй войны в Персидском заливе, и все стали его широко употреблять. Небось придумал его какой-нибудь правительственный чинуша по связям с общественностью, вообразив, что оружие повстанцев от этого станет казаться этакой самопальной штуковиной. Кустарщиной, в общем. Типа примитив, не стоит и внимания обращать. К ним и стали все относиться как к кустарщине, по-быстрому и тяп-ляп сварганенной малограмотными дехканами в подвалах и пещерах. А на самом деле все было наоборот. Я-то знал это не понаслышке. Много лет назад я оказался в одном из районов Бейрута, когда туда ворвался, сломав ворота, самосвал, груженный двенадцатью тысячами фунтов взрывчатки. В тот день погиб двести сорок один моряк и один морской пехотинец. А в результате еще одной подобной атаки погибло пятьдесят восемь французских воздушных десантников. И чем дальше, тем все становилось хуже. Изготовители бомб получили доступ к сложной электронике. Дистанционным взрывателям. Инфракрасным пусковым устройствам. Бесконтактным датчикам. Они стали искусными специалистами в области ориентации. Маскировки. Стали еще более злобными. Жестокими. Вместе с гвоздями и кусочками металла, рвущими человеческое тело на части, они теперь регулярно загружают в свои взрывные устройства бактериальные возбудители болезней и вещества, противодействующие свертыванию крови. И после взрыва, даже если кто и остался в живых, он, скорее всего, умрет от потери крови или какой-нибудь страшной болезни.

Я отбросил эти невеселые мысли в сторону.

– Служила в армии?

– В шестьдесят шестой группе военной разведки, – кивнула она. – В Германии, под Висбаденом. Но это случилось потом, когда я уже не носила военную форму. Так что награды «Пурпурное сердце»[10 - «Пурпурное сердце» – военная медаль США, вручаемая всем американским военнослужащим, погибшим или получившим ранения в результате действий противника или террористических акций.] мне не досталось.

– Пошла в частную военную компанию?

– Только не я, – покачала она головой. – Эти парни меня раздражают. Назови меня чокнутой, но я не считаю, что воевать надо ради наживы.

– А ради чего тогда? Не так уж много гражданских едут в Афганистан.

– А вот я отправилась. Но это длинная история. Потом как-нибудь расскажу. Лучше ты расскажи о себе. Как здесь оказался бывший военный полицейский? Да еще пешком притопал. Как очутился именно в этом городишке, именно на этой дороге?

– Это тоже долгая история.

– Надо же. Тогда я тебя прямо спрошу. Ты что, в бегах? Скрываешься от правосудия? Или просто бродяга?

Ответил я не сразу. Вспомнил последний город, где побывал. Техас. И который покинул накануне утром. Причем спешно. Там со мной случилась одна маленькая неприятность. Закончившаяся пожаром. Разрушением здания. И тремя трупами. Но без большого для меня риска и нежелательных последствий. Словом, ничего такого, о чем ей надо было бы знать.

– Нет, я не в бегах, – просто ответил я.

– Ты только ничего не подумай такого… если бы это было так, я бы тебя не осуждала. Тем более после того, что я на твоих глазах выделывала сегодня. Но вот повязать Дендонкера для меня очень важно. Это все, что у меня сейчас осталось. И если мы собираемся это сделать, это будет опасно. Значит, мы должны доверять друг другу. Поэтому я должна знать. Почему ты здесь оказался?

– Да особой причины не было. Я пробираюсь на запад. Сюда меня подбросил один человек. Но ему надо было ехать обратно, на восток, вот я и вышел.

– Вышел? Или тебя попросили выйти?

– Вышел.

– И ты так торопился, что оставил у него все свои вещи? Да брось ты. Говори, что случилось на самом деле.

– У меня нет вещей. И вообще, я мог бы и дальше ехать с этим человеком. Он даже сам просил меня об этом. Но я не люблю возвращаться. Мне нравится двигаться только вперед. Вот я и вышел.

– Ладно. Давай по порядку. Нет вещей, говоришь? Ты это серьезно?

– А зачем мне они? Сумки, портфели. Что мне в них класть?

– Погоди, рискну сделать предположение… навскидку… ну не знаю… ты идешь по проселочной дороге неизвестно куда… тебе нужна, скажем, одежда? Белье? Туалетные принадлежности? Личные вещи?