В поисках неприятностей

Я поделилась своими мыслями насчет одеколона с Невом, но он ответил, что ничего не чувствует, потому что все забивает плесень. О том, что у нас побывал чужак, я решила умолчать. Не так просто было объяснить, почему мне так показалось. Люси верит в сверхъестественное; она-то и сообщила мне, что я – прирожденный медиум. Я ни во что такое не верю. Во всяком случае, не думаю, что верю. Если бы меня заставили объяснить, что я почувствовала в тот миг, теперь, оглядываясь назад, я могу признаться: наверное, я почуяла опасность. Будь я пещерной женщиной, я бы предположила, что рядом с моей пещерой бродит поросший шерстью мамонт. Но в тот день опасность таилась не снаружи. Она была внутри, в нашем жилище.

Мы вошли в гостиную и снова растопили камин, потому что продрогли от холода. Мы оба молчали, но думали, что на следующей неделе станет гораздо холоднее, а нам наверняка придется спать под открытым небом, пока мы не найдем себе другое жилье. Через какое-то время вернулся Фитиль с собакой и четырьмя банками пива. А еще он принес упаковку сосисок, которые решил поджарить на лопате вместо сковородки.

Сосиски пахли восхитительно. Жир шипел и капал в пламя, и его языки, красные и желтые, взметались вверх. Стало очень уютно, и нам было хорошо. Когда сосиски поджарились, стали хрустящими и темно-коричневыми, Фитиль предложил их нам. Можно как угодно относиться к Фитилю, но одного у него не отнимешь: он парень добрый и всегда делится. Нев от сосисок отказался, потому что он не ест мяса, а я отказалась из-за того, что бобы, которыми нас угостили, уже давали о себе знать. И потом, я была уверена, что Фитиль, скорее всего, с самого утра ничего не ел.

Часть сосисок Фитиль отделил для пса и положил их на каминную полку, чтобы остыли. Потом он спросил:

– Как вы думаете, Терри будет есть сосиски, когда вернется?

– С чего ты так о ней печешься? – ответила я. – Ей-то на нас наплевать! – Мои слова отражали мои тогдашние чувства. Терри все-таки была одной из нас, хотя и не нравилась мне. Если бы в то утро я с ней не поссорилась, я бы, наверное, предложила оставить ей еды.

Но в ту ночь она не вернулась – во всяком случае, мы думали, что она не вернулась. Мы ее не видели.

Терри не объявилась и на следующее утро, и Фитиль предположил, что она подалась в бега, как Деклан.

– Нашла себе другое жилье, – сказал он. – Нас бросила, а сама куда-нибудь переселилась. После того как к нам приходили из муниципалитета, ее винить трудно. Наверное, здесь оставаться уже бессмысленно.

Формально Фитиль был прав, и мы понимали, что наши дни здесь сочтены, но его слова не добавили нам радости. И все же мы испытали облегчение, решив, что Терри уже не вернется. Одной заботой меньше!

Нев предложил осмотреть ее комнату и проверить, на месте ли ее пожитки. Если комната пуста, тем лучше. Тогда о Терри можно забыть.

Мы дружно потащились на второй этаж. Пес не отставал от нас. Несмотря на кривые лапы, он отлично умел бегать вверх-вниз по лестнице.

Но у двери комнаты, в которой жила Терри, пес повел себя странно. Его ухо, обычно стоявшее торчком, прижалось к голове, как второе; он припал к земле и стал издавать странные звуки, отдаленно напоминающие жалобный вой.

Фитиль опустился на колени, погладил пса по голове и спросил, что случилось. Но пес не вставал и вид имел самый жалкий.

– Наверное, слопал что-нибудь тухлое, – предположил Нев.

Его слова встревожили Фитиля; он слышал, что собак сквоттеров часто травят. Фитиль опустился на пол и стал уговаривать своего любимца открыть пасть. Ему хотелось посмотреть, не в пятнах ли собачий язык.

А мы с Невом толкнули дверь и вошли.

Терри оказалась у себя. Она поднялась к себе еще вчера днем, когда мы уходили. Она была в комнате и когда мы вернулись, была там и ночью. И чуть раньше, когда Фитиль жарил сосиски, и гораздо позже, когда больной желудок погнал меня в уборную.

Она висела под потолком.

Я помню всю сцену очень отчетливо, почти как если бы сделала мысленный снимок, который всегда можно извлечь из памяти и всмотреться. Ее комната, как и весь дом, когда-то была очень красивой. Бледное солнце светило в высокие, узкие окна, над одним из которых сохранился кусок старого медного карниза. Обломок поблескивал на солнце, как золото. Углы были затянуты паутиной, в которой остались дохлые пауки. Фриз украшала лепнина с ионическим орнаментом. В середине потолка находилась алебастровая розетка, вся в пыли, с резными виноградными лозами, дубовыми листьями и желудями. Легко было представить себе причудливую люстру, возможно свечную, которая висела здесь в незапамятные времена.

Теперь на месте люстры висела Терри. Ее шею перерезало что-то темное – позже выяснилось, что это собачий поводок. Фитиль почти никогда не выгуливал своего любимца на поводке, потому что его пес был прекрасно воспитан и всегда шел с ним рядом. Поводок обычно валялся где попало и вот теперь очутился на шее у Терри.

Несмотря на потрясение, какое все мы тогда испытали, а может быть, наоборот, благодаря ему, я запомнила ее прекрасно, до мельчайших подробностей. На Терри, вернее, на ее теле были рваные джинсы с расстегнутой молнией спереди. Молочно белел голый живот. Кроме джинсов, на ней была лишь старая, выцветшая футболка, которая задралась почти до самой груди. Мышцы живота натянулись, отчетливо выпирали ребра. Босые ноги покрывали розовато-лиловые пятна. Я заметила «косточку» на ее левой ступне и подумала: больше она Терри не побеспокоит.

Как и комната, Терри была когда-то красивой, и, как комната, больше она красивой не была. За ночь под тяжестью тела шея удлинилась и стала как у представительниц какого-то африканского племени, которые специально надевают на шею металлические обручи. Кроме того, от врезавшегося поводка, перетянувшего шею, лицо раздулось и почернело. Из раскрытого рта высовывался распухший язык, как будто Терри, даже умирая, пыталась нас уязвить. Глаза, испещренные багровыми прожилками, вылезли из орбит и смотрели на нас.

Нев ахнул:

– Господи! Она повесилась!

Тогда у меня не было никаких оснований полагать, что он не прав. Рядом с трупом валялся опрокинутый полуразвалившийся стул. Я представила, как она забирается на него, надевает на голову петлю и спрыгивает с сиденья…

Видимо, ее постигла мучительная смерть. В старые времена палачи умели так завязывать петлю, чтобы у повешенных сразу ломались шейные позвонки. Ну а Терри умерла от удушья – причем задохнулась она не сразу. А стул оттолкнула случайно, когда болтала ногами. Наверное, поняла, что ее ждет на самом деле, раздумала кончать с собой и захотела снова ощутить опору под ногами. Может быть, она пыталась ослабить петлю и слезть. Она бы наверняка поумнела, если бы выжила, пусть даже и со шрамами на шее.

Наверное, в подобном положении многие самоубийцы решают все вернуть. Не Терри первой пришла в голову такая мысль. Видимо, оказалось, что вернуть все назад не так просто. Со смертью не шутят. Ее следует принимать всерьез. Так что, независимо от того, передумала она в конце концов или нет, все вышло как вышло.

Вот так мы получили труп – и вместе с ним кучу неприятностей.

Глава 2

Невозможно было заранее предугадать, сколько всего ожидает нас после нашего жуткого открытия. Но я сознавала, что власти обратят на нас самое пристальное внимание. Моим товарищам было не до предвидения будущего; они никак не могли отделаться от ужасной картины висящего под потолком тела. Нев выбежал вон; вскоре мы услышали, как его тошнит в уборной. Оказалось, что раньше он никогда не видел покойников. Я-то видела, и все равно смотреть на мертвую Терри мне было нелегко.

Фитиль наконец оставил в покое пса и вошел в комнату. Он не упал в обморок, но побледнел больше обыкновенного. Выражение лица у него всегда было измученное; теперь он, должно быть, напоминал ту белую крысу, которую он когда-то держал в качестве домашнего любимца.

– Давайте уйдем отсюда! – сразу взмолился он, вытирая обильно вспотевший лоб. Он буквально источал запах страха – словно затравленный зверь. – Давайте не будем тратить времени даром. Соберем наши пожитки – и ходу!

– Не будь идиотом! – посоветовала я. – Властям все о нас известно: и имена, и все остальное. Нас быстро найдут.

– Ну зачем она так? – спросил Фитиль. – Неужели из-за выселения? А знаете что? – Глаза у него заблестели. – Так мы и скажем тому козлу из муниципалитета! Мы скажем, что он ее довел!

– Фитиль, заткнись! – приказала я.

Мне нужно было подумать. Похоже, никто, кроме меня, не был сейчас способен мыслить здраво. Как обычно, самое трудное взвалили на меня. Фитиль, поддавшись слепому страху, собрался бежать неизвестно куда, а Нева все время тошнит. Вот и все, на что они способны! Иногда Нев и Фитиль кажутся мне парочкой младенцев; о них точно так же нужно было все время заботиться. Каждые пять минут думать за них и волноваться, где они и чем заняты.

Вернулся Нев; вид у него по-прежнему был болезненный, но он старался взять себя в руки.

– Разве не нужно… снять ее? – едва слышно спросил он. Голос его сорвался на предпоследнем слове. – Нельзя же оставлять ее вот так… висеть. Это неприлично!

С одной стороны, он, конечно, был прав. Висящая Терри в самом деле выглядела неприлично. Но мы не имели права трогать ее. Мы не должны были ни к чему прикасаться. Я постаралась как можно популярнее растолковать это им обоим.

Услышав мои слова, Фитиль явно испытал облегчение. Уж он-то совершенно не желал прикасаться к Терри. Зато Нев неожиданно разволновался.

– Нельзя оставлять ее там болтаться! – Голос у него стал громким и каким-то механическим, как будто шел из компьютера. Да, он произносил звуки, которые складывались в слова, и все равно казалось, будто их говорит не человек.

Неожиданно он метнулся к Терри; я не успела его остановить, как он схватил ее за ноги. Не знаю, что ему померещилось. Может быть, вообразил, будто сумеет стянуть ее без посторонней помощи. Но почти в тот же миг, как он коснулся ее, попятился назад с придушенным криком:

– Она совсем твердая…

Труп, пришедший в движение после его неуклюжего рывка, начал медленно вращаться на поводке, словно жутковатая скульптура-мобайл, свисающая с потолка. Я осторожно осмотрела крепление для люстры, на котором повесилась Терри. Мне показалось, что долго оно не продержится. Поразительно, что выдерживало до сих пор. Теперь в любой миг, особенно после того, как тело пришло в движение, оно с грохотом рухнет на пол и без нашей помощи. И если тело рухнет, нас ждут еще более серьезные неприятности.

А если Нев прав? Его слова навели меня на некоторые мысли. Я точно не знала всех признаков трупного окоченения, зато помнила, что до его наступления должно пройти двенадцать часов, и продолжается оно еще двенадцать, а потом постепенно проходит, в зависимости от разных факторов. Раз Терри сейчас, как сказал Нев, «совсем твердая», значит, смерть наступила вчера во второй половине дня. Надо сейчас же звать полицию, иначе придется объяснять причину отсрочки.

Нев был не в том состоянии, чтобы спорить, и покорно кивнул.

– А я говорю, надо делать ноги! – возразил Фитиль, которого мои доводы не убедили.

Представителей закона он не любил. Да и они его не очень-то жаловали. Пес задрал морду к потолку и завыл, словно соглашаясь со своим хозяином.

– Вот, слышите? – Фитиль ткнул пальцем в собаку. – Она… Терри его не любила… Прямо терпеть не могла. Вечно жаловалась, что у него блохи. А у него никаких блох нет. И все равно он оплакивает ее, видите? Звери лучше людей, я так считаю. Они порядочнее.