– Проклятье! – закричал я. – Кто вы, черт побери, такой? – И бросился на него с кулаками.
Он даже не пошевелился. С таким же успехом я мог врезаться в кирпичную стену. Я буквально отлетел от него, поскользнулся на снегу, упал, но тут же снова поднялся и опять кинулся на странное существо.
Хохот его становился все громче и громче. В нем явственно слышалась насмешка, он издевался надо мной, но в то же время было отчетливо видно, что он получает удовольствие от своей «игры», и это приводило меня в бешенство. Отбежав к самому краю, я вновь повернулся к незнакомцу лицом.
– Что вам от меня нужно? – крикнул я. – Кто вы?
Услышав вместо ответа все тот же гомерический, сводящий с ума хохот, я набросился на него в очередной раз. Теперь, согнув пальцы наподобие звериных когтей, я целился ему в лицо и шею. Мне удалось сбросить с него капюшон, и я увидел обычной формы человеческую голову, темные волосы и мягкую, почти нежную кожу. Однако он по-прежнему оставался неподвижным.
Потом он слегка отодвинулся назад, поднял руки и принялся трясти меня, раскачивая взад и вперед, словно маленького ребенка. То влево, то вправо он отворачивал от меня лицо, причем движения были столь быстрыми, что я не успевал уследить за ними. Он проделывал все с такой легкостью, как будто это ему не стоило никаких усилий, в то время как я безуспешно пытался ударить его, причинить ему боль… Но мои пальцы лишь легко скользили по бледной и мягкой коже, и раз или два мне удалось провести рукой по блестящим темным волосам.
– Ты храбрый и сильный, маленький Убийца Волков, – произнес он, и на этот раз голос его был низким, мягким и даже приятным.
Перестав сопротивляться, я пригляделся к нему повнимательнее, а когда мне удалось хорошенько рассмотреть черты лица, которое я видел в театре лишь мельком, я буквально задохнулся от ужаса и покрылся холодным потом. Эти глубокие морщины, изогнутый и приоткрытый в насмешливой улыбке рот…
– Господи! Помоги мне! Спаси и сохрани меня, Боже!.. – пятясь, беспрерывно повторял я. Мне казалось невероятным, что такое лицо способно двигаться, принимать какое бы то ни было выражение и смотреть на меня с таким волнением, как это. – Господи! Боже мой!
– О каком боге ты говоришь, Убийца Волков? – спросил он.
Повернувшись к нему спиной, я издал поистине ужасное звериное рычание и почувствовал, как его руки железной хваткой вцепились мне в плечи. В последней отчаянной попытке я рванулся, стараясь высвободиться, но он резким движением развернул меня лицом к себе, и прямо передо мной оказались его огромные черные глаза и улыбающийся сомкнутыми губами рот. Потом он склонился ко мне, и я почувствовал, как его острые зубы вонзились мне в шею.
Словно утопленник, выплывший вдруг из глубины на поверхность темной воды и блеснувший в луче света. На память мне пришло слово, знакомое по старинным преданиям и сказкам, которые я слышал в далеком детстве.
– Вампир!!! – прозвучал мой последний, полный ужаса и отчаяния крик, в то время как я продолжал отбиваться от него чем только мог.
А потом все вокруг меня словно застыло, и наступила полная тишина…
Я сознавал, что мы по-прежнему находимся на крыше, чувствовал, как крепко обхватили меня руки ужасного существа. И в то же время мне казалось, что мы парим в невесомости и куда-то летим в темноте с еще большей легкостью, чем прежде.
– Да, да… – хотелось сказать мне. – Именно так.
Вокруг меня стоял какой-то мощный гул, как будто кто-то бил в гонг, исполняя на удивление красивую ритмичную мелодию. Звуки эти заполняли все мое существо и доставляли мне неизъяснимое удовольствие.
Губы мои шевелились, хотя с них не слетало ни звука. В тот момент это не имело никакого значения. Все, что хотелось выразить прежде, стало вдруг абсолютно ясным, и мне было совершенно не важно, что мысли мои оставались невысказанными. Впереди было еще столько времени, так много чудесного времени, чтобы успеть что-то сказать и что-то сделать. Спешить совершенно некуда.
Восхитительно. Мне казалось, что я произнес это слово, хотя губы мои при этом даже не пошевелились, я был просто не в состоянии сказать что-либо. Я вдруг осознал, что даже не дышу. И все же кто-то заставлял меня дышать, ритм дыхания совпадал с ударами гонга, но все это не имело ровным счетом никакого отношения к моему телу. Однако я испытывал удовольствие, мне нравился этот ритм, нравилось отсутствие необходимости дышать, говорить и понимать что-либо.
Я увидел улыбку матери и сказал ей, что очень ее люблю. «Да, я всегда любила, всегда любила…» – ответила она. А потом я увидел себя в монастырской библиотеке… Мне снова было двенадцать лет, и монах сказал: «Ты великий ученый…» И я одну за другой открывал книги и понимал, что могу прочитать их все – будь то на греческом, латинском или французском языке. Буквы светились и были необыкновенно красивы… Я обернулся и увидел перед собой публику, собравшуюся в театре Рено и приветствующую меня стоя… Одна из женщин убрала от лица цветной веер, и я увидел, что это Мария-Антуанетта. Она назвала меня Убийцей Волков… Никола бежал ко мне, умоляя вернуться. Лицо его исказила мука, волосы растрепались, а глаза были обведены кровавыми полосами. Он пытался схватить меня, но я приказал ему убираться… Меня вдруг охватила мучительная агония, и сквозь невыносимую боль я почувствовал, что звучание гонга постепенно ослабевает.
Я кричал, я умолял…
– Пожалуйста, не останавливайте его, пожалуйста… Я не хочу… я не… пожалуйста…
– Лелио, Убийца Волков, – произнесло существо, продолжая сжимать меня в объятиях, а я все кричал и плакал, чувствуя, что волшебные минуты заканчиваются.
– Не надо… не надо…
Я вновь начал сознавать тяжесть тела, ко мне вернулось ощущение боли, и я снова услышал собственные крики, а потом почувствовал, что кто-то меня поднял, подбросил вверх… В конце концов я оказался на плече ужасного существа, и его рука крепко обхватила мои колени.
Я хотел попросить защиты у Бога, я хотел этого всеми силами души, но был не в силах сделать это. Далеко внизу под нами снова была улица, весь Париж накренился под невероятным углом, валил сильный снег, и дул пронизывающий ветер…
Глава 2
Когда я проснулся, меня мучила сильнейшая жажда.
Я умирал от желания выпить хорошую порцию ледяного белого вина, такого, каким оно бывает, когда его поздней осенью приносят из подвала. А еще мне хотелось съесть что-нибудь очень сладкое и душистое, например сочное, спелое яблоко.
Не знаю почему, но мне вдруг пришло в голову, что я лишился рассудка.
Открыв глаза, я увидел, что уже наступает вечер. Свет за окном можно было принять за утренний, но прошло слишком много времени. Поэтому я был уверен, что это вечер.
Сквозь широкий каменный проем окна с толстыми решетками мне были видны покрытые снегом поля и леса, а вдалеке торчали высокие крыши и башни маленького городка. Ничего подобного я не видел с тех пор, как вышел из почтовой кареты. Я снова закрыл глаза, но видение не исчезло, как будто я их и не закрывал.
Однако это не было видением. Все происходило на самом деле. Несмотря на открытое окно, в комнате было тепло. Совсем недавно в ней еще горел камин – я чувствовал это по запаху. Но теперь огонь потух.
Я пытался прийти в себя и все обдумать. Однако в голову лезли лишь мысли о холодном белом вине и корзине яблок. Яблоки буквально стояли перед моими глазами. Я даже отчетливо представил себе, как падаю вниз с ветки дерева и чувствую вокруг себя запах свежескошенной травы.
Зеленые поля купаются в ослепительных лучах солнца. Оно отражается в темных блестящих волосах Никола и в покрытой лаком, отполированной поверхности его скрипки. Звуки музыки устремляются к бегущим облакам, а на фоне голубого неба я вижу башни отцовского замка.
Башни…
Я снова открыл глаза.
И понял, что лежу в комнате высокой башни, находящейся в нескольких милях от Парижа.
А на маленьком, грубо сколоченном деревянном столике прямо передо мной стоит бутылка белого вина – именно то, о чем я мечтал во сне.
Я долго не решался дотронуться до нее, все это время не сводя глаз с застывших на ледяной поверхности стекла капель. Мне казалось невозможным, что я могу взять эту бутылку и выпить из нее вина.
Еще никогда в жизни я не страдал так сильно от жажды. Казалось, что высохло все мое тело. Я чувствовал непреодолимую слабость. К тому же мне было немного холодно.
Едва я пошевелился, в комнате вокруг меня все завертелось. За окном ярко светило солнце.
Когда же я наконец решился взять в руки бутылку, откупорил ее и вдохнул прекрасный аромат, я принялся пить без остановки… Меня уже не волновало, что станется со мною после, где я нахожусь и откуда взялась эта бутылка.
Голова моя упала на грудь. Бутылка была почти пуста. И видневшийся вдали город постепенно растворялся в воздухе, сливаясь с чернотой неба и оставляя после себя лишь слабый отсвет огней.
Я сжал голову руками.
Кровать, на которой я спал, оказалась не более чем камнем с брошенной на него охапкой соломы, и тогда до меня постепенно начало доходить, что я нахожусь в своего рода темнице.
Но как же вино? Оно было чересчур хорошим для темницы. Кто же станет давать столь отменное вино заключенному? Разве что приговоренному к казни?..
Теперь до меня доносился уже совсем другой аромат – сильный, насыщенный и такой чудесный, что я не удержался и застонал. Я огляделся, точнее сказать, попытался это сделать, ибо был настолько слаб, что едва мог двигаться. Источник божественного аромата находился совсем рядом – запах исходил из большой кастрюли с наваристым говяжьим бульоном, в котором плавали куски мяса. Бульон был еще горячим, и я видел поднимающийся от кастрюли пар.
Стремительно схватив кастрюлю обеими руками, я принялся пить из нее так же жадно и позабыв обо всем, как прежде пил вино.
Это было так восхитительно! Мне казалось, что ничего вкуснее, чем этот бульон и мясо, я не пробовал за всю свою жизнь. Когда кастрюля опустела, я обессиленно рухнул на солому – меня едва не тошнило от сытости.