Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых

«Кто превратил тебя в вампира?» – спрашивала она, не поднимая глаз от книги, и лишь чуть опускала веки, выслушивая свирепую отповедь. «Почему ты никогда не говоришь о нем?» – продолжала она как ни в чем не бывало, словно его ярость волновала ее не больше, чем дуновение легкого ветерка.

«Вы оба такие жадные! – говорил он, бегая взад и вперед по гостиной и злобно поглядывая на Клодию. Она удобно устроилась в уголке с книгами. – Вам мало одного бессмертия! Вы обязательно хотите посмотреть дареному Богом коню в зубы! Да предложи я его первому встречному с улицы, и он без лишних вопросов с радостью накинулся бы на столь щедрый дар…»

«С тобой, по всей видимости, именно так и произошло?» – тихо спросила Клодия, едва шевеля губами.

«…Но вам необходимо докопаться до смысла. – Последнее слово он произнес с особым презрением. – Вам надоела жизнь? Этому нетрудно помочь. Я могу отнять ее легче, чем подарить! – Он повернулся, загородив спиной свечу. Вокруг его головы светился яркий ореол и затенял лицо, только белели высокие скулы. – Ты хочешь смерти?»

«Знание – это не смерть», – прошептала Клодия.

«Отвечай мне! Ты хочешь смерти?»

«Ты, разумеется, можешь подарить мне ее. Все на свете берет начало в тебе. Ты повелеваешь и жизнью и смертью», – открыто издевалась Клодия.

«Да, именно так».

«Ты не знаешь ровным счетом ничего, – сказала она серьезно и так тихо, что даже слабый шум улицы почти заглушил ее слова, и мне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. – Допустим, что вампир, превративший тебя в себе подобного, ничего не знал, равно как и его предшественник, и так далее, до самого первого вампира на земле. Из ничего рождается только ничего! Значит, мы можем знать только то, что никто ничего не знает».

«Да!» – вдруг выкрикнул Лестат, и в его голосе прозвучали новые странные ноты.

Наступило молчание. Лестат медленно обернулся, его словно встревожило мое присутствие. Так оборачивается одинокий прохожий, почувствовав вдруг за спиной мое дыхание: взгляд, полный страшных предчувствий, и сдавленный вздох – он видит мое лицо, бледную маску смерти. Лестат смотрел на меня, чуть шевеля губами, и я увидел, что он боится. Лестат боялся!

Клодия посмотрела на него пустым, равнодушным взглядом.

«Ты заразил ее этим…» – прошептал он.

Чиркнула спичка. Лестат зажег свечи на каминной полке и лампы по всей комнате, и хрупкий огонек Клодии утонул в ярком свете. Лестат стоял, прислонившись спиной к мраморной облицовке камина, и переводил глаза с одного светильника на другой, словно это помогало ему успокоиться.

«Я ухожу», – сказал он.

Когда его шаги во дворе затихли, Клодия поднялась и вышла на середину комнаты. Она остановилась и потянулась: выгнула спину, вытянула вверх руки со сжатыми кулачками, крепко зажмурила глаза, а потом открыла их, словно просыпаясь. В этом было что-то бесстыдное и оскорбительное: в гостиной еще звучало эхо последних испуганных слов Лестата. Казалось, они взывают к Клодии. Я хотел отвернуться, чтобы не смотреть на нее, но она уже стояла у моего кресла. Она заставила меня отложить книгу, которую я так и не начал читать.

«Пошли и мы на улицу», – сказала она.

«Ты была права. Он не знает ничего. Ему нечего нам рассказать», – отозвался я.

«Неужели ты в этом сомневался? – удивленно сказала она. – Но мы найдем других вампиров, таких же, как ты и я. В Европе. Там их должно быть очень много, это написано во всех книгах, и в хрониках, и в легендах. Думаю, именно там родина вампиров, если у них вообще есть родина. Хватит нам прозябать здесь, с ним. Пошли. Пусть разум подчинится плоти».

Сладкая дрожь охватила меня. «Пусть разум подчинится плоти…»

«Отложи книги, пойдем убивать», – прошептала она.

Мы спустились по лестнице – я следом за ней, – через двор и узкий переулок вышли на улицу, параллельную рю Рояль. Там она повернулась и потянулась ко мне. Я сразу понял ее, взял на руки и понес дальше. Она не устала: просто ей захотелось быть поближе ко мне.

«Я еще ничего не сказал ему про наше путешествие и про деньги», – начал я, но мысли Клодии были заняты другим. Я шел неторопливо с невесомой ношей на руках.

«Он убил того, другого вампира», – вдруг сказала она.

«С чего ты взяла?» – изумленно спросил я, но меня встревожил не смысл ее слов; я чувствовал, что она медленно подводит меня к какой-то мысли.

«Так и было, я знаю, – убежденно сказала она. – Тот вампир сделал его своим рабом, и Лестат прикончил его, потому что не хотел с этим мириться. И я не хочу. Но он поспешил, тот не успел рассказать ему всего. Тогда Лестат со страху превратил в вампира тебя, чтобы ты стал его рабом».

«Нет… – прошептал я. Она прижималась холодной щекой к моему виску. Ей нужно было напиться свежей крови, чтобы согреться. – Я никогда не был его рабом – только сообщником, слепым исполнителем его воли».

Впервые я открыто признался в этом перед Клодией, да и перед самим собой. Во мне росла лихорадочная жажда крови, и голодные спазмы уже сжимали мои внутренности. Кровь стучала в висках, вены набухли, и все тело мучительно горело, как от пытки.

«Нет, ты был рабом, – настаивала Клодия. Она говорила тихо и монотонно, будто размышляла вслух, искала ключевые слова для разгадки некоего ребуса. – Но я освобожу нас обоих».

Я остановился, но она сжала мое плечо, побуждая идти дальше. Мы вышли на широкую аллею, миновали собор, впереди горели огни Джексон-сквер. Мимо нас в канале, проложенном посреди аллеи, с шумом проносилась вода и сверкала серебром в лунном свете.

«Я убью его», – сказала Клодия.

Потрясенный, я машинально дошел до конца аллеи и остановился. Она скользнула вниз вдоль моего плеча, словно ей легче было очутиться на земле, не прибегая к неуклюжей помощи моих рук. Но я все же помог ей, опустил ее на тротуар и сказал: «Нет». И снова мне показалось, что особняки вокруг нас и даже собор сотканы из тонкого шелка, что их монументальная прочность иллюзорна и они трепещут от ветра, как полотнища, а в земле, единственно реальной в моем кошмарном видении, вот-вот разверзнется пропасть.

«Клодия», – задыхаясь, выговорил я и отвернулся.

«Что мешает убить его? – Ее голос набирал силу, становился пронзительным и резким. – Мне он не нужен! Какая от него польза? Только страдания, и я не желаю их больше терпеть!»

«Если б он в самом деле был нам не нужен!» – возразил я. Но это был напрасный труд – я понял: ее не переубедить. Она не дослушала меня и пошла прочь, точь-в-точь как маленькая девочка на воскресной прогулке с родителями, которая притворяется, что гуляет сама по себе.

«Клодия, подожди!» – догнал я ее в два шага, обнял, но ее тело, обычно мягкое и податливое, показалось мне сделанным из стали. «Клодия, ты не сможешь убить его!» – прошептал я.

Она молча вырвалась и, стуча каблучками по булыжнику, выбежала из аллеи на улицу. Мимо пронесся кабриолет и, обдав меня смехом и цоканьем копыт, исчез за поворотом. И снова все стихло. Я пошел за Клодией по длинной пустой улице. Она стояла у ворот Джексон-сквер, вцепившись в кованую железную решетку. Я подошел и встал рядом.

«Что бы ты ни думала и ни говорила, одно я знаю наверняка: тебе не удастся убить его», – сказал я.

«Почему? Ты думаешь, он такой сильный?» Она не сводила глаз со статуи на площади, освещенной двумя фонарями.

«Он сильней, чем ты думаешь, чем ты можешь себе представить! Как ты собираешься это сделать? Ты не знаешь, на что он способен». Я снова попытался отговорить ее, хотя понимал, что это бесполезно. Она уперлась, как ребенок у витрины магазина игрушек. Вдруг Клодия просунула язык между зубами и быстрым, странным движением провела его трепещущим кончиком по нижней губе. Я вздрогнул и почувствовал вкус крови, и мне показалось, будто я уже держу в руках податливое, безжизненное тело. Во мне с новой силой вспыхнула жажда крови. До меня доносились запахи и голоса людей, они прогуливались по площади вокруг базарных рядов, вдоль плотины. Я хотел было взять ее на руки, встряхнуть, заставить посмотреть на меня, выслушать меня, но она сама обратила ко мне огромные влажные глаза и сказала: «Я люблю тебя, Луи».

«Тогда послушай меня, Клодия, умоляю тебя, – прошептал я и взял ее руку. Человеческие голоса переполняли мой слух, они шептали что-то, потом зазвучали все громче и громче и заглушили смешанный гул ночи. – Он уничтожит тебя. Подумай, нет ни одного надежного способа справиться с ним. Если ты вступишь с ним в поединок, он окажется для тебя роковым. А я этого не вынесу».

Клодия едва заметно усмехнулась.

«Нет, Луи, – зашептала она в ответ, – я смогу его убить. Я скажу тебе кое-что по секрету».

Я покачал головой, но она сильнее прижалась ко мне и опустила веки, ее длинные ресницы почти касались щек.

«Дело в том, Луи, что я хочу убить его. Я жажду его смерти!»

Я безмолвно опустился на колени подле нее. Она изучающе смотрела на меня в упор, как часто бывало прежде. Помедлив, она продолжала: «Я убиваю людей каждую ночь. Я завлекаю их в сети, притягиваю к себе в ненасытной жажде, в бесконечном поиске чего-то… не знаю чего… – Она прижала пальцы к губам, приоткрыла рот, ее зубы ослепительно сверкали. – Но мне на них наплевать. Мне все равно, откуда они пришли и куда направляются, если только наши пути не пересекутся. Иное дело – Лестат: я не люблю его! Я хочу, чтобы он был мертв, и он умрет. Вот тогда я получу настоящее удовольствие».

«Клодия, опомнись, он бессмертен. Бессмертен. Ему не страшны болезни. Время не властно над ним. Ты посягаешь на жизнь, которой суждено длиться, пока существует мир!»

«Именно так! – В ее голосе мне почудился благоговейный страх. – Жизнь, длящаяся столетия. Сколько сил должно быть накоплено в ней. Ты думаешь, она перейдет в меня, когда я напьюсь его крови?»

Я потерял терпение. Вскочил на ноги и отвернулся, чтобы не видеть ее. Я услышал, как кто-то шепчет, что эти отец и дочь, должно быть, сильно привязаны друг к другу… И вдруг понял, что люди нас заметили, что это говорят про нас.

«Но зачем, Клодия? – сказал я. – В этом сейчас нет нужды. Это бессмысленно, это…»