Человек из Назарета

Глава 7

Вечером того же самого дня, когда в Назарете ребе Хомер своим благоуханным пальцем рыбного торговца тыкал в книжку с записью пророчества, это пророчество начало понемногу сбываться во дворце Ирода Великого. Царь, на этот раз совсем больной и весь раздутый, принимал двоих высших сановников из Рима. Одним из них был уже знакомый нам Луций Метелл Педикул, сопровождал же его Публий Сенций Назон. Оба приехали в Иудею по делам, не требующим отлагательства. Сенций несколько хрипловатым голосом говорил:

– Несмотря на то что Палестина юридически не зависит от империи, божественный Август рассматривает ее как возможный источник налогов. И, как я уже сказал за обедом, перед началом сборов налогов необходимо организовать перепись населения.

– Мне это не нравится, – отвечал Ирод, потягивая из кубка какой-то вонючий отвар – пузырь газов, укрывшийся в желудке, за грудной костью, никак не хотел подниматься и выходить. – Мы – независимое от Рима царство. Как может Август что-то требовать от нас, если он нам ничего не дает?

– Напротив, – покачал головой Метелл. – Божественный Август дает Палестине очень многое. Прежде всего, ты находишься под защитой римского оружия. Тебя охраняют сливки сирийской армии.

– Под защитой от кого? Мне нужна защита только от моей семейки. Август ведь считает меня своим другом. И я – надежный друг. Чтобы охранять восточный фланг империи, мне совсем не нужны сирийцы.

Газ с еще большей силой уперся изнутри в его грудину. Римляне дружелюбно посмотрели на царя, который всем обликом своим являл картину боли, но не протеста. Они отлично понимали, что Ирод очень адекватно оценивает свое место в империи – большой телом маленький царек. Римляне ждали.

– Перепись, – задумчиво протянул Ирод. – На моей территории, но проводить ее будут ваши чиновники. Они вызовут изрядное подозрение и, не исключено, враждебное к себе отношение. Кто-то дал Августу не лучший совет.

– Мы находимся здесь, – хрипло проговорил Сенций, – чтобы выполнить данный нам приказ – только и всего. И этот приказ – не повод для досужего обсуждения. – И, помолчав, добавил: – Ваше величество…

Наконец газовый пузырь поднялся по пищеводу и вышел, заставив заколебаться огонь стоящего неподалеку факела.

– Вот так-то получше будет, – удовлетворенно кивнул Ирод, после чего продолжил: – Наверное, мне самому следует отправиться в Рим. Божественному Августу необходимо кое-что сообщить. Если ему нужен мир на этих территориях…

– Боюсь, что у нас просто нет времени, – сказал Метелл. – Что касается меня, я не понимаю причин беспокойства вашего величества. Наши войска всегда вас защитят.

– Вы не понимаете кое-что очень важное, – покачал головой Ирод. – Тот способ, которым вы предлагаете провести перепись, полностью противоречит местным обычаям.

– Каким образом? – поинтересовался Сенций.

– Согласен, – кивнул головой Метелл. – Досточтимый консул плохо осведомлен относительно обычаев, которые имеет в виду ваше величество. Нужно знать эту страну. Все дело в месте проживания. Когда речь идет о таком важном официальном мероприятии, как перепись, необходимо понимать, что каждый палестинец…

– Лучше скажем – каждый израильтянин, – вмешался Ирод.

– Каждый человек, живущий в этой стране, ощущает свою принадлежность не к месту, где он живет, но к месту, откуда пошла его семья. Его племя. Могу я сказать «племя»?

– Можешь, – кивнул Ирод. – Почти так оно и есть.

– И перепись предполагает, что каждый житель этой территории должен вернуться туда, откуда он родом, чтобы своим присутствием почтить место, которое ныне превратилось в простую кучу вонючего навоза.

– Ты очень точно подбираешь слова, господин мой, – ухмыльнулся Ирод.

– Мне дали очень показательный пример, – сказал Метелл. – Скажем, есть племя Давида, легендарного племенного вождя, царя, как они его называют. Для этого племени родовым гнездом является Вифлеем… – Метелл оборотился к Сенцию, пытаясь объяснить: – Ну, это та свалка на юге Иерусалима, которую мы проезжали.

– Закрывая платочками свои деликатные носы, как я полагаю, – ухмыльнулся Ирод.

Сенций же опять захрипел (и хрипами он был обязан, вероятно, физиологической неспособности разделить потоки воздуха, которые, с одной стороны, шли через нос, а с другой, через рот – беда, с которой разбираться должен ученый врач, а не простой рассказчик историй, каковым являюсь я):

– Примут ли ваши подданные перепись, если провести ее в согласии с вашими традициями?

– Самим провести перепись? – задумчиво переспросил Ирод. – Это будет удар по нашему хозяйству. Забитые дороги…

– Вы сами проведете перепись, ваше величество, – вторгся в разговор Метелл, – но в наших интересах.

– Я думаю, у меня есть решение, – сказал Сенций. – Нужно объявить это праздником. Национальным днем воссоединения племен. Люди из всех племен возвращаются…

– К тем кучам навоза, из которых они когда-то вылезли, – усмехнулся Ирод.

– Пусть испытают радость воссоединения, – кивнул Метелл. – Выпьют, закусят, вспомнят старые времена. Что же до переписи…

– Перепись пройдет почти автоматически, – проговорил Сенций, и хрипота едва не помешала ему договорить. – Автоматическая перепись.

– Греческое слово, господин консул, – покачал головой Ирод. – А когда я слышу греческие слова, то ощущаю опасность.

О переписи, которую предстояло провести в дни между декабрьскими идами и январскими календами, народ должен был узнать из бодрого письма, составленного вечно ворчащим в таких случаях Иерусалимским Синедрионом. Письмо отправят в каждый город местным религиозным лидерам, те прочитают его людям в синагогах, и, таким образом, все мероприятие окажется как бы санкционированным свыше, что было совсем нелишним, если учесть то, что инициатива сбора налогов исходила от Августа, существа божественного. После того как ребе Хомер прочитал письмо своей пастве и отпустил ее с миром, уже за стенами синагоги люди принялись горячо обсуждать происходящее.

– Это просто уловка! – кричал Иоафам. – Они хотят заставить нас платить больше налогов. А что мы имеем за это с римлян?

Бен-они обратился к Иосифу:

– Ты ведь из племени Давидова, верно? И тебе придется тащиться в Вифлеем, так? Да еще и жену оставить одну, в ее-то положении.

Назарет знал о положении Марии и был рад за Иосифа – беременность жены снимала с мужа подозрения в том, что как мужчина он – никто. Сам же Иосиф с трудом воспринимал то, что говорили вокруг, – настолько потряс его тот факт, что сбывается пророчество.

– Справедливо ли это? – не унимался Бен-они. – Ты считаешь это справедливым?

Исмаил сказал, что женщины тоже должны ехать, но Бен-они его не слушал.

– А что, если мы откажемся? – кипятился Иоафам. – Что будет, если мы откажемся?

– Приказ есть приказ, а долг есть долг, – медленно проговорил Иосиф. – Сейчас мы ничего не решим. Если почувствуем, что налоги несправедливы, тогда и придет время говорить.

Маленький вертлявый человечек по имени Исаак сказал:

– Знаете старую поговорку – «Коготок увяз – всей птичке пропасть»?

Вмешался в разговор еще один человек:

– А у нас есть выбор? Какой смысл обо всем этом говорить? А потом – вы же знаете: кто всех громче кричит, быстрее всех сдается.

– Я никуда не поеду, – заявил Иоафам, и все посмотрели на него. – Что, мне нечем заняться? Работы полон рот. Хлеб нужно печь.

– Так кто же станет его есть, если все уедут? – спросил Бен-они.

– Не поеду, – упрямо сказал Иоафам, и все посмотрели на него.

Как и ожидалось, когда пришло время отправляться в родные места, Иоафам был среди первых, кто появился за границами Назарета – там, откуда в южную сторону уходил караван. Тем, кто решил его послушать, он, естественно, заявил, что просто собирается выразить свой протест на самом высоком уровне. Стояла отличная погода, не слишком жаркая, небо голубело над головами, и все собравшиеся были оживлены, если не сказать, воодушевлены, ибо для людей, тянущих унылую лямку будничных забот, любые изменения кажутся праздником. Под шеями верблюдов позвякивали колокольчики, ревели ослы, нагруженные нехитрым багажом, бегали, играя, дети. Вожак каравана размахивал своим посохом, покрикивая на верблюдов, чтобы не разбредались. Ребе бубнил молитву путешественника:

– Будь благословен вечный Бог, царь земли и неба, в чьи руки предаем мы заботу о нашей безопасности…

Мария, которой со всей нежностью помогал Иосиф, тяжело поднялась на спину нанятой ослицы (Малка умерла, как и Хецрон). Элисеба, служанка, работавшая еще у Анны, не знала наверняка, к какому племени принадлежит, но настаивала, что родом она как раз из Назарета. Она решила остаться дома, присматривать за хозяйством и животными. Если негодяи, затеявшие перепись, захотят ее найти, они знают, где ее искать. Женщины, знавшие Марию близко, шептались по ее поводу: