Порох, деньги и красного бокал

– Один ушлёпок вот такого роста – сказал незнакомец, задержав открытую ладонь на уровне своих ушей. – Почти лысый.

Массимо покачал головой и ответил безразличным тоном:

– Не знаю такого.

Парень несколько секунд оглядывал его с подозрением, после чего направился вниз по лестнице.

Массимо проводил взглядом незнакомца, пока тот не исчез за лестницей, затем вставил ключ в замочную скважину, повернул и дверь оттиснулась от рамы. Поворачивать дверную ручку не возникало нужды, так как язычок в дверном замке не работал уже пару месяцев. Из-за этого входная дверь всегда была закрыта на ключ.

В момент, когда Массимо потянул дверь на себя, кто-то выходил из соседней квартиры. В коридоре показался паренёк двадцати двух лет. Массимо сочувствующе произнёс, обращаясь к соседу:

– Съезжал бы ты от сюда, Лоренцо. Рано или поздно они найдут тебя. Ни здесь, так на улице. Ты не можешь всё время сидеть в квартире.

– Да хрена им – дрожащим голосом с трудом проронил Лоренцо.

Лоренцо не окончил школу и уже пять лет спекулировал краденной бытовой техникой. Телевизоры, магнитофоны, радиоприёмники, электронные часы, миксеры, электрические печи, кассетные и микрокассетные диктофоны, фотоаппараты. Лоренцо владел старым гаражом в паре километров от дома. Этот гараж представлял собой компактный рынок бытовой техники самых последних моделей. Он брал товар, торговался на счёт суммы, которая причиталась поставщику, затем устанавливал свою цену, продавал и оставлял себе всё, что было сверх цены, которую запросил поставщик. Но алчность – губительное чувство. Не так давно к Лоренцо в гараж обратился очередной клиент. Он притарабанил на продажу пять магнитофонов последних моделей, которые ещё лежали в коробках и оставались не распакованными. Совсем новенькие. Среди них был один видеомагнитофон «Sony» стандарта «Betamax» – настоящая экзотика. Был ещё магнитофон советского производства «Юпитер-Квадро», который если и попадёт на местный рынок, то только нелегальным путём, из-за чего достать его нелегко. Такой товар стоил астрономических денег. Переплатить за право обладания такой техникой не хотел, разве что, только слабоумный. Лоренцо не устоял перед соблазном. Он тайком продал магнитофоны, устроил распродажу на остаток товара в гараже (непроданными оставались только две старенькие электрические печи, чёрно-белый телевизор, холодильник и пара утюгов) собрал деньги и засел у себя в квартире. Он не рассчитался даже с теми, чьи товары ушли с распродажи, поскольку он реализовал их по цене в среднем ниже той, что запросили клиенты, лишь бы товар не пропал и скорее набить кассу. Когда запахло горелым, и недовольные поставщики узнали, в каком доме находится его квартира, Лоренцо покинул свою квартиру и обосновался у своей подружки, которая жила на том же самом этаже.

Он стоял в проходе, облачённый в мятую белую майку и синие трикотажные брюки с белыми лампасами. На шее у Лоренцо сверкала широкая золотая цепочка с увесистым крестом. Ноги у него были босые.

– А тебя не напрягает, что они … – не успел досказать Массимо.

Лоренцо перебил его, но делал это уже немного осмелевшим голосом:

– Да что они могут? Походят сюда день-два, покакают и успокоятся.

После этого Лоренцо достал из кармана пачку сигарет, закурил сам, затем предложил Массимо, но он отказался. Лоренцо выразил ему уважение за то, что тот не употребляет эту гадость.

Пока Лоренцо выпускал облако табачного дыма, голову Массимо посетила мысль:

– Слушай, не одолжишь десятку? Отдам, как только будет.

Лоренцо резко развернулся, посмотрел внутрь и крикнул:

– Мануэлла? Мануэлла!?

Из квартиры последовал слабый едва слышимый голос девушки:

– Чего?

– Принеси мою куртку.

После затяжной паузы она ответила:

– Сейчас.

Ещё через несколько секунд Мануэлла спросила:

– С кем ты там разговариваешь?

– Ни с кем – раздражённо ответил Лоренцо.

– Я же слышу чей-то голос.

Лоренцо сказал ещё более недовольным тоном:

– Заткнись и принеси куртку!

Через некоторое время короткими вялыми шагами к порогу подошла двадцатилетняя Мануэлла Пеллегрини – героиня граффити на стенах подъезда. На ней была одета ночнушка или что-то вроде того, глаза сонные, а волосы на её голове растрёпаны. Состояние у неё полубодрое, если это вообще можно было назвать бодростью. С её правой руки свисала кожаная куртка Лоренцо, манжет которой тёрся по полу.

Он подобрал свою шмотку, посмотрел на застывшее тело Мануэллы и сказал:

– Ты чего-то ждёшь?

С каменным лицом она молча развернулась и её ноги поползли в обратном направлении.

Лоренцо шлёпнул ладонью по ягодице Мануэллы со словами:

– Лучше подготовь свою попку. Я скоро приду.

Лоренцо вытащил из внутреннего кармана стопку купюр настолько толстую, какую Массимо встречал только в кино. Он достал из стопки две десятидолларовые купюры и протянул Массимо. Тот взял, но не успел открыть рот, когда Лоренцо добавил:

– Можешь не возвращать. Это за то, что не сдал меня.

Массимо обратился к нему незамедлительно:

– Спасибо. Но, знаешь, всё же подумай над моими словами. Хотя бы обзаведись чем-нибудь для самообороны.

Лоренцо медленно доставал из зажатых губ сигарету, сохраняя задумчивый взгляд.

– Кстати, это мысль.

После этих слов Лоренцо ударил ладонью по плечу Массимо, после чего тот добавил:

– Когда я заходил в дом, через дорогу сидел какой-то подозрительный тип и внимательно следил за нашим крыльцом. Он явно неместный.

– Отлично. Когда его увидишь в следующий раз, скажи, что Лоренцо просил передать «Пошёл в жопу». А теперь извини, друг. Я собираюсь послать вон в ту жопу часть себя – сказал Лоренцо, указывая на Мануэллу в дальней комнате.

После своей пылкой речи спекулянт хлопнул входной дверью, а перед этим сказал, указав пальцем на костюм Массимо:

– Чумовой прикид.

Массимо перешагнул через порог своей квартиры. Он прижал дверь к раме и повернул ключ, оставив его в замочной скважине. Это была двухкомнатная квартира, которую когда-то обставили лишь самым необходимым. Из бытовой техники были только холодильник шестьдесят пятого года производства, подержанный чёрно-белый телевизор и неработающая стиральная машина. В спальне тёти Барбары находились кровать, рядом тумба со светильником и небольшой гардероб с трюмо на дверце. Массимо всегда спал на диване в гостиной.

Он перешагнул через порог, и первые мысли в его голове были связаны с тем, что здесь давненько не убирались. Тётя Барбара уже порядочное время находится в больнице, а Массимо пришлось задержаться в компании представителей судебной системы. Но сил у него едва оставалось чтобы доползти до дивана и с невероятным блаженством откинуться на его мягкую обивку.

Массимо разбудил звонок в дверь. Он обратил свой сонный взор за окно. Время уже перевалило за сумерки. Протирая ладонями лицо, он двинулся в сторону входной двери. Раздался второй звонок. Массимо ухватился за ключ, провернул два раза и потянул за ручку.

На пороге стояли Хорхе Гомес и Пабло Инзаги. Мексиканец и итальянец, обоим по восемнадцать. С ними Массимо связывала дерзкая дружба с того самого момента, как его приютила тётя. Пабло и Хорхе стали первыми, с кем осиротевший Массимо познакомился, переехав в новый дом. В любой разборке они участвовали вместе. Если один во что-то вляпался, то это прямо касалось всех троих, поэтому они получали синяки также, как и отвешивали своим обидчикам – все дружно. Каждый день они проводили вместе за каким-нибудь занятием. Так что не удивительно, что на каждого из них два друга оказали больше влияния, чем дом и семья. Жизненные взгляды и принципы совпадали, и характер у них мало чем отличался, особенно у Массимо и Пабло. Каждый негодовал отсутствием справедливости – кому-то достаётся всё, а остальным – ничего. Они сходились во мнении, что если ты принадлежишь нижнему классу общества, до которого властям нет никакого дела, то мораль и нравственность имеют право быть пересмотрены в одностороннем порядке. Теперь ТЫ решаешь, что правильно, а что – нет, что хорошо, что плохо. Основания для такой жизненной позиции казались боле чем вескими – раз кто-то наверху решил, что людей справедливо делить на первый и второй сорт, то пусть эти политиканы подотрутся своими указами и конституцией. Второй сорт будет жить по собственным законам, раз общие гражданские права на них не распространяются.