Ваше Сиятельство 10
Эрли Моури
Боярка/Попаданец/
О чем, вы уже знаете, да?)
Из аннотации к первой книге:
"Он рождался и умирал много раз, впрочем, как все мы. Но есть разница: он помнит все прошлые жизни, их бесценный опыт. С этим опытом и огромными возможностями он уже больше, чем человек"…
Продолжение горячей истории графа Елецкого. Однозначно читать!
Эрли Моури
Ваше Сиятельство 10
Глава 1
Сила божественных статуй
– Я тебе позже скажу, что я думаю, – Ольга, задержавшись у люка в тех отсек, хитренько улыбнулась. – Давай сначала доберемся до нашей каюты.
– Она здесь, ваше сиятельство! Сразу за люком во второй технический! – с готовностью отозвался мичман Ленский. – Прошу сюда.
Пол под нами вздрогнул, тело налилось незначительной тяжестью. Лязгнули замки выдвижных опор. Я услышал нарастающий вой генераторов вихревого поля. Скоро он перешел в негромкий визг – корвет взлетал, быстро набирая высоту.
– Ранее утро, а у нас уже важные гости! Здравия вам, госпожа Ковалевская… – сказал мужчина в синей форме капитан-лейтенанта. Взгляд карих, внимательных глаз от Ольги перенесся ко мне: – …господин Елецкий, добро пожаловать на борт «Ориса»! Столь уважаемых персон доставим в пункт назначения за два часа пятьдесят минут. Уже легли на расчетный курс. Извиняюсь, не смог встретить вас лично – пришло сообщение с базы.
– А вы… – я с интересом разглядывал невысокого, седоватого висками мужчину, приветствовавшего нас.
– А я еще раз извиняюсь, не представился сразу: капитан-лейтенант военно-воздушного флота Лосев. Он же командир корвета «Орис». Он же виконт Лосев Тихон Семенович. Кстати, Александр Петрович, я хорошо знал вашего отца. Он часто заглядывал в нашу эскадру. Вмесите с инженерами Старцева сделал много полезнейших улучшений для наших виман. А вас помню еще мальчишкой, и я очень рад, что вы пошли по стопам Петра Александровича. Прошу, господа, вот ваша каюта, – проводив нас вперед, Лосев указал на дверь с небольшой табличкой с имперским гербом и двумя буквами жирными буквами «ВГ». Нажав на ручку, виконт открыл дверь и сказал: – Прошу, располагайтесь. Моя каюта слева ровно через дверь от вашей. Если в каюте меня нет, ищите в рубке – она прямо по коридору. Кают-компания тоже рядом, левее. Буду рад видеть вас шесть тридцать к завтраку. И… – его карие внимательные глаза остановились на мне. – Александр Петрович, очень бы хотелось пообщаться с вами по этой хитрой системе «Одиссей». Работает она великолепно, но у меня накопилось много вопросов, большей частью продиктованных любопытством и некоторыми наблюдениями. Кстати, благодаря «Одиссею» наша вимана самая быстра в имперском флоте.
– И, полагаю, во всем мире, – не без удовольствия заметил я, пропуская Ольгу в каюту. – Насколько я знаю, «Одиссей» ставили еще на четыре корвета, фрегаты и крейсер. Разве ни один из этих боевых красавцев не сравнялся с вашим «Орисом»?
– А вот так вышло, что мы по-прежнему самый быстрый корвет. Фрегаты и крейсер – пока там идут технические работы, но и не могут они сравниться с нашим «Орисом», – отозвался Лосев, жестом руки отослав мичмана и следовавшего за ним квартирмейстера. – Вы располагайтесь, я не буду мешать. Если угодно, завтрак можем подать позже. Можно прямо в сюда.
– Нет, нас все устраивает, – я мельком глянул на княгиню, та кивнула, оглядывая небольшую каюту с тесноватой кроватью и диваном, стенами, убранными деревянными панелями, местами с незатейливой резьбой. – Насчет системы «Одиссей» обязательно поговорим, – заверил я любезного командира «Ориса». – Смею заверить, для меня это очень важно и интересно.
Хотя я читал отчеты о тестах боевых виман на моем устройстве сквозного согласования, вникал в них и имел понимание, как работает «Одиссей» в реальных условиях, для меня интереснее сухих справок было мнение пилотов и самого Лосева.
Когда мы остались с Ольгой наедине, я бросил рюкзак возле тумбочки, подошел к иллюминатору, отодвинув шторку, поглядывая на проплывавший внизу поселок и изгиб реки, красной от утреннего солнца. Затем повернулся к Ольге и сказал:
– Ну, говори. Что ты такое хотела сказать про Ленскую?
– Не терпится, да? – Ольга Борисовна, открыла дверь, рядом со шкафом – она вела в санузел.
– Оль, ну говори. Ты же знаешь, мне это важно, – не сводя с нее глаз, я сел в кресло.
– Ой, Елецкий, извини, тебе это, конечно, важно! А я, наверное, неосторожно задела твои чувства! Чувства к другой женщине! Ведь я всего лишь какая-то там твоя невеста!
– Оль… – я вскочил и подошел к ней. – Ну, Оль… – обнял ее, стараясь улыбнуться. – Ты же знаешь, тебя я люблю больше всех. Ты же у меня самая добрая, самая заботливая, самая всепонимающая.
– Да, да! В том-то и дело, что я всепонимающая, всепрощающая, и стерпеть я могу все, лишь бы тебе было хорошо. Такой же ты меня хочешь видеть? – княгиня не сопротивлялась моим ласкам и позволяла себя целовать.
– И еще ты бываешь капризной и вредной, – заметил я, завершая нарисованный Ольгой образ.
– И это моя единственная слабость против сотни твоих! – заметила Ольга. – Хорошо. Если так интересно по Ленской, то расслабься – я не открою тебе никаких новых фактов. Так что ты зря начал слишком волноваться и что-то додумывать. Но поделюсь своим пониманием госпожи актрисы. По моему мнению, для Светы все что происходит вокруг – это игра. Продолжение игры в театре, которой она во многом живет. Знаю, что и к учебе в школе она относилась как к игре. Для нее понимание таких вещей как «надо», «важно», были смазаны или вовсе не существовали. Ленской гораздо важнее другие категории. Например, «мне нравится», «хочу». Понимаешь меня?
– Вполне. Я тоже ее вижу такой, – согласился я, отпустив Ольгу.
– Да ты сам такой, Саш. Вы вообще с ней во многом похожи. Вот теперь мучайся, столкнувшись со своим отражением. Хотя для нее все вокруг игра, к игре она относится очень серьезно, – продолжила Ковалевская. – В моем понимании, она тебя на самом деле любит. Нет в этом ни капли притворства. Но как бы тебе объяснить яснее… Для нее это все равно игра, очень серьезная с самыми настоящими чувствами. Вот как настоящая актриса может вживаться в образ и со всей глубиной переживать происходящее на сцене, так она со всей глубиной переживает свой спектакль отношений с тобой. И все бы хорошо, только есть одна возможная неприятность для тебя: в один день без всяких видимых причин она может решить, что этот спектакль закончился. Закончился лишь потому, что она решила, что так хочет. И ты будешь недоумевать, что с ней случилось, почему она себя так ведет. Я не говорю, что это произошло, но это может случиться очень неожиданно для тебя. И ей может захотеться играть в каком-то другом, выдуманном спектакле. Она воспринимает это все, не так как большинство людей. Вот, например, я: если мое отношение к тебе когда-то поменяется, то это не может случиться без веских на то причин. Чтобы я к тебе стала относиться прохладнее мне нужны веские основания. А у Ленской может это случится сразу и без явных причин.
Я пару минут молча думал над ее словами. В общем, Ольга мне ничего нового не открыла. Она любит ковыряться во всякой психологии, и просто по-своему показала то, что я и так видел. При этом неспециально, но очень неприятно нажала на том, что Светлана может остыть ко мне. В чем безусловно Ольга Борисовна права, так это в том, что я с Ленской во многом похож. Ведь для меня эта жизнь в самом широком смысле – игра. Очень большая игра. Но при этом я так же, как Светлана, отдаюсь этой игре целиком. Неужели я тоже актер? Актер, для которого сценой и декорациями стал весь мир. Множество миров! Такая мысль мне раньше не приходила, но вот благодаря моей невесте…
– Расстроился? – вывела меня из задумчивости Ольга. – Не переживай слишком. Я лишь сказала о возможном неприятном, чтобы ты был к такому готов, но этого может не случиться за всю нашу долгую жизнь.
Боги! Она меня, Астерия, уговаривала как неразумного мальчишку! Ольга Борисовна в самом деле золотой человек! Когда я говорю ей, что она для меня самая-самая и я ее люблю больше всех, то я ни капли не кривлю душой. Я люблю Ковалевскую!
– Нет. Но переживаю, – я даже тихо рассмеялся. – Пойдешь на экскурсию по корвету?
– Сам сходи. Я разберу свои вещи. Взяла кое-что из одежды, хотя, наверное, зря. Мы же там не задержимся больше чем на день-два. А потом, – она подняла рюкзак, – потом можешь меня проводить к пункту управления ракетным вооружением.
– Это еще зачем? – не понял я.
– Затем, Елецкий. Не только ты такой весь полезный и занятый. Мне профессор Белкин на днях скинул первое задание: продумать как можно усовершенствовать логическую систему наведения ракет. У меня уже есть кое-какие мысли, но сначала я хочу видеть своими глазами, как это устроено на боевом корабле, а не на экране коммуникатора. Да, кстати… насчет экрана коммуникатора. Вчера под вечер я видела кое-что на нем. И это касается твоих божественных подруг.
– Да, ты же хотела об этом сказать что-то важное, – вспомнил я. – Что там с моими небесными девочками?
– Чтобы проверить что, нужен коммуникатор. Я от папы слышала, что возле статуи Артемиды собралось много людей. Как я поняла, из-за того, что закрыли ее храмы, народ начал собираться у статуй и открытых алтарей. Потом, уже перед сном я включила коммуникатор и посмотрела новости по этой теме. Видела несколько фотографий, где сквер Небесной Охотницы и площадь возле Восточных Механиков заполнены людьми, – пояснила Ковалевская.
– Отлично! Мы же этого и добивались! Значит, наши статьи в газетах работают! – возрадовался я, теперь еще более ясно понимая силу волнений Перуна. Великий метатель молний сам виноват: сглупил – принял непопулярное решение. На его месте куда разумнее было не наказывать Арти, а поддержать ее, выразить сожаление, что не помог ей в сражении на острове ацтеков.
– Знаешь, что мне в тебе, Елецкий, нравится? – спросила Ольга, прищурив левый глаз, и заняв дразнящую позу – это она делать умела.
– Ну-ка открой. А то гораздо чаще приходится слышать, что тебе не нравится во мне, – я, подражая ей, тоже прищурился.
– Нравится то, что ты сейчас сказал «наши» статьи, хотя они почти целиком твои. Я в их написании почти не участвовала. И так ты делаешь часто: на словах и в делах прочно связываешь меня с собой. Мне это приятно, – сказала княгиня, вернувшись к открытому рюкзаку.
Коммуникатор нам любезно предоставил виконт Лосев Тихон Семенович, и я еще раз убедился, что наши статьи точно попали в цель: статуи Артемиды, как и ее алтари стали объектами поклонений и местом выражения благодарности Небесной Охотнице. Мне захотелось ментально обратиться к Арти, узнать, как у нее теперь складываются отношения с Перуном, этот вопрос я решил отложить до возвращения в Москву. Уже вернувшись домой, в нашем родовом зале богов, я обязательно обращусь к ней, попрошу явиться и попытаюсь уговорить мою возлюбленную остаться у меня на ночь. Вряд ли она согласится на всю ночь прервать божественную связь, но я попробую. Потому как знаю: все эти божественные связи, которыми так дорожат боги, на самом деле не имеют большого практического смысла. Все это – просто ритуальные шаблоны, и их значение излишне переоценено самими богами. Как люди порою слишком связаны всякими верованиями, которые не имеют реальной силы, так и боги страдают подобными глупостями, только на ином, более высоком уровне. Именно это не дает им в достатке свободы и заставляет скорее спешить в свой мир, едва появившись в нашем.
Перед завтраком я вместе с мичманом Ленским прошелся по «Орису», оглядев и даже пощупав все интересующее меня устройство корвета. Поделился с мичманом впечатлениями о вимане, а потом невзначай спросил, не является ли он отпрыском рода виконтов Ленских. Назвал имена отца и матери своей возлюбленной актрисы. Однако, мичман оказался всего лишь однофамильцем и даже не дворянином. Предки его служили в имперском военно-морском флоте, а вот он пожелал подняться повыше – подался во флот воздушный.
После завтрака, когда мы уже подлетали к Тюмени, Ольга вновь вернулась к разговору о Глории. Случилось это неожиданно, когда мы вернулись в нашу каюту и стали возле иллюминатора. Ковалевская делилась своими соображениями по системе наведения ракет, которую ей показывал капитан-лейтенант Лосев, говорила о том, что эффективность ее можно повысить раза в полтора, если задействовать дискретно-когнитивный подход, а потом этак неожиданно, повернулась ко мне и спросила:
– Так что у тебя с Глорией? Давай, рассказывай. Я – догадливая девочка, Саш. И знаю, что ты не просто так к ней ходишь. И не просто так стараешься уйти от этого разговора.
* * *
Если бы господин Терри начал бы говорить это чуть раньше, то он, возможно, успел бы в полной мере насладиться игрой эмоций на лице Майкла. А так, у него просто не хватило на это времени. Все же столь важные слова Брайн успел сказать: