Людолов. Мужи Великого Князя

– А-а, сволочь! – не удержал крика раненый.

– Значит, слышишь, и говорить можешь, – констатировал факт княжий слуга. – Врать я тебе не стану – ты умрешь. Умрешь сегодня – без разницы скажешь ли ты мне что-то или нет. Но в твоих силах сделать выбор, какой будет эта смерть. Быстрая и безболезненная – это я тебе обещаю, убивать быстро я умею – ты даже почувствовать ничего не успеешь – просто заснешь и не проснешься…А можешь погеройствовать – и тогда перед смертью ты сполна прочувствуешь боль, о которой тебе даже не приходилось слышать – это я тебе тоже обещаю. Я это умею, и на выдумки-затеи – я горазд. Лично я бы предпочел первый вариант, ибо у меня мало времени, а ты и так сегодня получил сполна, так что и умереть спокойно – не грех.

Людолов помолчал, давая раненому время обдумать все и взвесить.

– И каким будет твой ответ?

– Иди нахер, – ответил пленник слабым голосом, немного споткнувшись на последнем слове, но взяв себя в руки, договорил. – Иди нахер, пес княжий. Чтоб ты сдох.

Разбойник попытался улыбнуться, но у него из-за большой потери крови, вышло это не очень.

– Мне жаль, – покивал головой людолов, не меняя выражения лица. – Жаль. Но не тебя. Мне жаль, что у меня так мало времени, не то я бы показал тебе ад, как говорят наши друзья христиане.

– Ты… Слишком много болтаешь, людолов, – прохрипел раненный и плюнул кровью в людолова. Вернее, попытался плюнуть, но кровавый ком повис у него в бороде. – Язык у тебя как помело! Ясно почему тебя так ценит… Так ценит кн… князь. Языком в жопе его – шуруешь.

Он вновь попытался улыбнуться, и на сей раз Нелюдь ответил ему улыбкой на улыбку.

– Хорошая попытка. Рассчитывал, что разозлюсь и убью, да? Ну, чтож – мое тебе уважение – не каждый из тех, кого видел в таком положении, вел себя так же. Будем считать, что поговорили!

Людолов ухватил охнувшего разбойника за раненную ногу и рывком подтащил к себе.

– У! Меня! Нет! Времени! На! Игры! – затрещала ткань.

– Что, что ты делаешь?!

– Догадайся сам!

Людолов уже не слушал – пинком он перевернул врага на грудь – положил ногу пленника так, чтобы пятка смотрела точно в потолок.

– Ну что, последний шанс?

– Пшёл ты… пшёл…ааа

Тяжелый сапог опустился на сухожилие, которому грамотные греки дали название ахиллово. По имени их древнего героя. Людолову про него рассказывали. Про Ахилла. Но сейчас это было не важно, важно то, что пленник забился в судорогах под ним.

– Слышал хруст? – Людолов ослабил нажим. – Нет, это не кость треснула, а пока только сухожилие, когда треснет кость, станет ещё больнее.

– Ааа… – пленник заорал ещё сильнее, когда Нелюдь снова надавил.

– У меня нет времени! Ты расскажешь сейчас! Все что знаешь!

Охотник наклонился к руке пленника, потянул её вверх.

– Думаешь, я дам тебе умереть? Нет, сейчас передохнём немного. А что делают, когда отдыхают? Правильно, баклуши бьют – из палочек ложки стругают. Вот я сейчас тоже настругаю. Только их твоих пальцев. Начну с мизинца. Мее-еедленно. Полосочку за полосочкой.

Кривой нож погрузился в плоть и противно заскрежетал по кости, вверх-вниз.

– Ааа… не надо – первый звериный вопль сотряс конуру, заставив людей в таверне крестится, и шептать молитвы.

– Что не надо? – Людолов пяткой наступил на причинное место пленника.

Разбойник молчал.

– Что, не надо-то?

Людолов преодолел слабое сопротивление раненного, скрючившегося в жутком спазме боли, и вновь перевернул его, принялся за следующий палец. Новый вопль наглядно доказывал, что силы у раненного – еще хоть отбавляй.

– У меня нет времени! Ты расскажешь сейчас! Все что знаешь!

– Я все скажу-у! – вид собственной плоти снятой, словно кожура вокруг кости, таки сломал разбойника.

Ужас, не проходящий, ужас и боль плескались в глазах ватажника. А лицо Нелюдя было по-прежнему спокойно-каменным. Возможно, пусть бы он орал, ярился, садистки наслаждался чужой мукой, ватажнику было бы легче. Но людолов сейчас был словно даже не зверем – холодным клинком – бесчувственно-жестоким и немым к чужой боли.

– Откуда про меня узнали?!

– Нас предупредили! С седьмицу назад еще!

– Кто!?

– Воевода.

– Брешешь! – сказал Нелюдь и вновь ударил в раненую ногу. – Откуда вы узнали про меня?

– Воевода послал гонца!

– Что за воевода?

– Я не видел. Слышал… баяли, что… что воевода из киевской дружины.

– Как он выглядит?

– Я его не видел! Его видел лишь атаман! Я видел только его гонца.

– Как выглядит гонец?

– Отрок из дружины. Степняк молодой с косами. Более ничего не знаю об них, клянусь Богом!

Людолов устало сел рядом с изувеченным.

– Не может быть! Воевода…

Но того было уже не остановить:

– Думаешь… Думаешь, ты убил Вольга – и все? Вокруг не менее сотни хлопцев… Ждут. Тебя шукают… Думаешь, Вольг – главный? Не тут-то было. Ты думаешь, он – один? Нет. Ухватил … хвост – и радуетесь! Тебе вырвут сердце, княжий пес, вскоре – и никто за тебя слова не скажет! А я и с небес найду возможность плюнуть на него. Ты даже не понимаешь… Никто еще… из непосвященных… Ты умрешь…

– Благодарю, – сказал Нелюдь и свернул страдальцу шею, оборвав ненужную уже речь. Этот – ничего толком не знал и был бесполезен. Но Нелюдь уже верил. Не мог не поверить услышанному – враг не мог врать. Будь ты трижды герой, не восприимчивый к боли – не мог так наврать! Такое быстро – не придумать.

– Оставил бы тебя псам на растерзание, – сказал он трупу. – Да плохо, когда пес привыкает к человечине. Непорядок.