Людолов. Мужи Великого Князя

– Куда попасть утке?

– Ну вот – так бы и говорил, а то – куда-куда, – нахмурился Владимир.

– Так куда?

– В жопу! – захохотал старый князь, откинувшись в седле.

Молодой князь вдруг стал пунцовым, покраснев на грубую шутку ровно девица, и киевский князь захохотал вновь. В ответ Мстислав таки вытащил свой короткий, но мощный степной лук из чехла при седле. Мгновение он смотрел на летящую, как ни в чем не бывало стаю, вдруг стукнул пятками в бока, всхрапнувшего коня, и помчал следом за стаей. Момент, когда молодой князь выхватил стрелу, Владимир упустил, зато услышал резкий, короткий посвист стрелы – и одна из птиц, словно наткнувшись на невидимую стену, штопором, хлопая крыльями, роняя перо, пала в высокую степную траву за бородатый курган.

– Отрокам своим скажи отец, чтоб утку сыскали, а то недосуг по-куширям нам с тобой шукать.

– И то верно, – согласился Владимир. – Нам это невместно!

И махнул рукой, послав вперед отроков. Какое-то время отроки искали птицу. Мстислав смотрел по-сторонам, словно его это не касалось, упорно делая вид, что не волнуется – старый князь лишь усмехался, наблюдая за этим.

– Нашли! – наконец послушалось из глубокой степной балки, сплошь заросшей ракитой и колючим кустом.

– Где стрела-то?

– В жопе, великий князь! – последовал ответ.

На сей раз расхохотался не только Владимир, но и сам Мстислав.

«Хазары, касоги, печенеги, торки да ясы… – думалось теперь Владимиру, глядя как возмужал и повзрослел средний сын – … такого витязя натаскали – надо же. И печенеги от него горючими слезами плачут, и местным хазарам-касогам да ясам спуску – не дает. Надо же, каков, однако».

Между тем Мстислав сделал жест за спину и ближе к трону подошли с каким-то огромным свертком, ближники князя. «И ближники-то – сплошь хазары, касоги да огузы, ты глянь. Ни одной полянской морды рядом!» – отметил про себя Владимир. Кривоногие, коренастые, степняки, впрочем, были привычны глазу – в своей дружине и не такого можно встретить даже, особо, не ища.

– Акбай! Неси!

Из тёмного угла вышел черноволосый здоровяк, с большим горбатым носом, взял длинный сверток из рук, с трудом приподняв.

– Кэсарский рог, для кэсаря, – не без труда выговорил, встав на одно колено и развернул сверток.

Великий князь даже привстал с трона от удивления – в свертке, в самом деле, был гигантский рог длинной больше широченных плеч витязя Мстислава, инкрустированный резьбой и узорами, а также золотом и толстой драгоценной цепью. По залу прокатился рокот удивления.

– Славный рог, – совладал с собой, вновь одев маску невозмутимости, отмолвил князь. Знаком приказал воину подняться. – Мстислав просил за тебя. Как твое имя, воин?

– Акбай, великий кнэс.

– Славный рог, – повторил Владимир, – … Но ещё более славен тот, кто его добыл. Рад увидеть под моей рукой, столь могучего воина.

– Служить тэбе, чэсть, – выговорил Акбай, поклонился и отступил в свиту своего князя.

– Хорош витязь, сын, – одобрил Владимир. – Скромный, воспитанный, сдержанный. Где берешь таких?

– То, отец – длинная история, – загадочно улыбнулся Мстислав. – Как-нибудь расскажу тебе, сейчас – не ко времени.

– Ну, добре, – кивнул среднему сыну отец и тот, еще раз поклонившись в пояс, ушел со своими к гостям, уступая помост следующим.

Князь Святослав, правитель древлянских земель, неспешно, степенно взошел на помост перед отцом и поклонился так же неспешно, глубоко. Как же не похожи были эти два брата!

В крови князя Святослава, помимо крови славян и варягов через отца, текла так же буйная германская кровь через его мать, Мальфриду, богемскую княжну. Даже в легкой шелковой рубахе и широченных, дорогой крашеной ткани шароварах, древлянский князь казался, тяжел и широк. Если у Мстислава походка была легкой, мягкой – ровно у кота какого, то могучий Святослав и в этом отличался, ступая тяжко, плотно. И вправду, даже на первый взгляд – не было в нем стройности и тонкости в поясе брата из Тьмутаракани. Зато грудь – как печь в гриднице, на ребрах – мышцы-подушки, отталкивают в стороны длинные тяжкие руки. Богатырь, а не князь! За ухом к затылку – длинный сабельный разруб прячется в густящей гриве волос, и оттого, видно, тянет князь голову в левый бок, ровно размышляет или присматривается. Широченная, длинная, темная бородища и подавно, на глаз, увеличивала тяжесть и мощь фигуры сына. Усов Святослав тоже никогда не стриг, и потому опускались они у него в бороду на грудь, как два живых, шевелящихся щупальца. Страшная сила скрывалась в плечах и руках древлянского князя – не раз видел Владимир как подвыпивший Святослав, заспорив, красуясь силой, на спор же, одним ударом своего страшного, в половину длиннее обычных, меча разваливал быку череп – от рогов до ноздрей, или подковы гнул сразу по две.

Святослав низко поклонился, поклонились и пришедшие с ним. Не мог не взять с собой сын и своих сыновей – Святовида, Володаря и младшего своего, Яна. Первые двое – пошли в отца, румяные, кучерявые, русоволосые здоровяки, а вот третий, светло-сметанной головой с прямыми волосами – в мать.

– Здрав будь отец мой! – гулкое эхо грохочущего голоса долго испугано металось еще по углам терема, когда князь продолжил. – Долгие годы жизни тебе! Прими и от нас с сыновьями подарочек.

– А чего других внуков не взял с собою? Аль наказаны?

– Не, отец. При дружине оставил – озоруют в наших землях беглые степняки да другие лихие людишки. Пущай учатся. Не все ж мне старому ратиться.

Владимир покивал, мол «верно-верно – не всеж тебе, самолично, за каждым татем бегать». Древлянский князь, приняв кивки за нетерпение, махнул рукой – и старый, еще из его дружины, варяг Могута, ныне воеводствующий при Святославе, кряхтя, поставил большой ларец перед князем, до краев наполненный золотыми кубками да украшениями не местной работы.

– Добро, – одобрил Владимир, и помягчав голосом, улыбнулся старому боевому товарищу. – Могута, старый ты черт, все еще жив?

– Даже в седле княже, – с улыбкой, достойно ответил старый воин.

– Ах, ты ж. А сие откуда? С кем ратились? Явно ж не нашенское! А я и знать не знаю! Кого примучивали?

– То можно спросить у угров, Великий князь. Они, как прознали, что князь Святослав собирает войска в помощь карпатским хорватам – вмиг мириться примчались! Да даров нанесли с уверениями, что интересов к землям долины Боржавы и Латорицы – более не имеют.

Владимир усмехнулся. Еще бы – венграм житья не давал германский император и византийский кесарь. Да и с ляхами – не добрососедские отношения, а тут в спину – еще и Святослав ударил бы?! Куда б бежали? Кругом враги! Молодец сын – крепкий страж границам владений, ежель что!

4 глава.

– Хороший конь, я бы такого купил? – вопрос отвлёк рыцаря от размышлений. А отвлёк, потому что был сказан на чистой латыни, а в диких местных землях такое услышишь не часто.

Рудольф удивлённо вскинул бровь, обернулся.

Перед ним стоял молодой воин, судя по дорогой сабле, висящей на перевязи и без сомнения, высокого положения: носит одежду из атласа и бархата, с множеством золотых канителей, которые так любили и у него дома, и здесь – цепь, браслеты, кольца. В прочем и без этих вот подчеркнуто-статусных предметов, просто по самому их обладателю, рыцарь признал бы не последнего, для местных, человека. Гордая осанка, карие глаза, уверенный взгляд, волевой подбородок, курчавые чёрные волосы. Волос на юном лице почти не было, только едва пробивающиеся чёрные усики. Человек из благородной, как и он сам, семьи – был бы полезным знакомым в будущем…

– В ваших краях не принято обращаться, не представившись, – радушно, но, тем не менее, соблюдая этикет, ответил рыцарь.

– Гости в наших землях, нам что родственники, поэтому так мы к ним и относимся. Но я представлюсь. Меня зовут Тахэ сын Матаха. Я – княжий гридень.

Улыбка сползла с лица Рудольфа. Скривился, будто куснул спелое на вид яблоко, которое оказалось кислым. Значит этот – иудей! Собака-иудей… Правда, он был не похож на виденных им ростовщиков, в Нюрнберге, но тем не менее. Интересно откуда он? «Должны быть из тех самых белых хузар, давно принявших ложное учение, и теперь служащих князю,» – размышлял рыцарь, повернувшись спиной к недавнему собеседнику.