Людолов. Мужи Великого Князя

– Прости, боярин. Столько всего нагляделись – не приведи Господь. Да и не знаем же мы ничего! Нелюдь, будь он неладен – ничегошеньки ж нам не сказал. Кто ж мы такие чтоб с нами чем-то делиться? Так – пустое место. Токмо ты, родненький, и заговариваешь с нами не чинясь, а для других мы людишки – малые.

Немигающий взгляд старого воина долгое время не отрывался от ее лица, затем взгляд смягчился, варяг кивнул и улыбнулся в усы.

– Это ты меня прости, мать. Сама понимаешь – служба. А тут – такое. Вернусь в Киев – сам людолова пообспрошу, что да как.

– Понимаю, родной, понимаю, – с облегчением заверила она. Он еще раз ей улыбнулся – он вообще, насколько она помнила, всегда был добрым и веселым человеком, хоть и грозным воином. Всегда был с шумной большой компанией, всегда щедро платил и не кичился родовитостью, хотя мог бы. С компанией… Варяг направился к своим приятелям за стол, а она, вдруг, вспомнила, где видела «мрачного» гридня и в какой, возможной, компании. С какими лицами ассоциировалось его лицо… Пытаясь себя разубедить и успокоить она обратилась к нему:

– Беляш! Отчего мрачный-то такой? Как дружок твой? Давно к нам не захаживал. Тоже на службе, поди? Ох и загоняли ж вас, как погляжу. А чего ты не с ним?

– Беляш? – спросила как раз подошедшая подавальщица, с большим кувшином пива. – Ты ведь вроде Зояром назывался, когда со мной в последний раз ночью того…

Зояр устало посмотрел на варяга, на подавальщицу, на хозяйку таверны, на мужей за соседним столом, тоже заинтересовавшихся разговором, и опять на варяга. Хозяйка таверны увидела, как громадные валуны мышц на спине старого знакомого закаменели, заставив кольчугу заскрипеть. Он повернулся к ней и улыбки на его обычно добром, улыбчивом лице как не бывало. Их глаза встретились – он понял. Понял, что она теперь знает и понимает все.

– Я этого не хотел, – мягко сказал варяг, глядя хозяйке таверны прямо в глаза. – Не хотел.

– Ну, кто тебя за язык тянул, баба – устало сказал Зояр подавальщице, и потянул саблю из ножен.

Через два удара сердца корчма наполнилась криками, звоном посуды и звуками разрубаемой плоти.

Пир князя Владимира.

1 глава.

В зубе ползал целый рой злых лесных ос. Он буквально чувствовал их маленькие, колючие лапки которыми они царапали его исстрадавшуюся десну. Иногда осы жалили, и князь привычно прикрывал глаза – рой жил в зубе вот уже несколько дней. Иногда он затихал, и Владимир чувствовал, что у него за спиной, словно у молодого, вырастают крылья и он готов к подвигу… А иногда – как сейчас – гудел и жалил. Притирки и травы, коими снабдил его утром лечец, помогали лишь ненадолго. «Нет, все-таки придется обратиться к этому старому греку-дергачу» – текла раздраженная мысль, в промежутках между болезненной пульсацией. Не хотелось. Думалось что, все же, само пройдет, терпением князь никогда обделен не был…Однако, кажется, в этот раз – уже точно не тот случай. И опять у него, у могучего князя – будет на один зуб меньше. Зуб, который не вставить, не отрастить и не купить за какие-либо деньги, как и молодость. Зубы – вот одно из истинных богатств в старости.

От нового приступа боли, князь тихо зарычал от бессилия и, прямо из кувшина отхлебнул желчно-горький обезболивающий отвар. Кликнуть прямо сейчас лечца да прописать плетей ему, растудыть его мать! Кустистые, седые брови сшиблись, как два богатыря на переносице – он хмурился, нервно пряча жилистые, в старческих пигментных пятнах руки, в широкие рукава дорогущего ромейского халата. Старость – проклятая старость – кого обманывать – он уже не тот могучий витязь, которым был еще дюжину лет назад! Его руки по-прежнему сильны и мускулисты – он ими и сейчас может легко задушить лесного волка, но князь чувствовал – и это скоро ему изменит. Когда-то он сумел сломать об колено и склонить по своему разумению, волю самого могущественного держателя в мире – диктовать ему свои условия, победить… Но старость. Старость – вот перед чем бессильны даже самые могучие воины и самые могущественные правители мира сего. Старость – не победить никак и никому.

Владимир встал с резного кресла, подошел к распахнутому окну. Глянул наружу – там дружинники-ближники и повара споро разделывали туши – дичины и домашнего скота. Охота выдалась славной – такого огромного лося, не уступающего размерам даже дикому быку туру, князь не видел еще ни разу! Видать скотий бог Велес, все еще его помнит и благоволит… Князь отдернул себя – сколько времени прошло с крещения, сколько времени не вспоминал всех этих языческих божков, а тут само в голову пришло. Человеку сложно из себя выбить окончательно старые привычки и веру. Скоро пир, скоро праздник… Оса вновь ужалила в десну – князь отвернулся, скривившись – чтоб даже случайный взгляд не видел, не устерег его слабости. Сейчас бы вскочить на лихого коня, помчаться, упиваясь свежим ветром, как ромейским вином – допьяна, как раньше, в молодости не раз! И, быть может, все пройдет? Нельзя. Стар для этого уже, по-старчески тяжеловат, стал – растрясет – еще хуже будет. Лучше в баню сходить, пропариться – авось и отпустит? В десне опять зашевелились протестующие осы – ну что ж за напасть?!

В дверь деликатно постучали. Князь взял себя в руки, усилием воли заставив себя не думать о мерзких, болезнетворных насекомых, громко отмолвил:

– Входи, кто там?

Дверь отворилась, и в помещение шагнул Роальд – старый, лишь немногим моложе его, дружинник-нурман. Один из ближних, что был с ним еще с самого изгнания из Новгорода*[17 - Имеется в виду начало междоусобных войн между Святославичами. Тогда Ярополк выбил Владимира из Новгорода и оставил там своего наместника. Владимир некоторое время был в изгнании, но сумел собрать силы и вернуть себе Новгород, а затем – взять и всю остальную Русь.]. Позади, у дверей угадывались могучие фигуры двух братьев-близнецов-телохранителей, Рогдая и Ратмира, но им заходить было не велено. Позволено было только Роальду. Он степенно поклонился князю.

– Там приехали, княже.

– Ну, приехали – пусть располагаются. Хоромы чай – большие – все влезут.

– Да не. Это не к тому…

– День рождения у отца – не каждый день, – отрезал князь. – Кто бы не приехал – пущай располагается с боярами своими. Моя великокняжья воля.

– То не сыновья, Великий князь. То хан турпеев примчал со свитой.

– Тааак… – протянул князь, нервно пройдясь вдоль стены. – Та-ак!

Из Степи, в последнее время, много народов бежало к нему. Да и не только к нему – в соседние державы – так же. И вестей шло много. Разных. Иные говорили – из дальних земель теснятся племена другими племенами – все больше их выходит к границам княжеств. Вот привычных печенегов потеснили – откочёвывают те с родных мест под натиском огузов-торков. А тех – тиснят другие, малоизвестные народы из-за Камня. Сколько новых племен было? Не счесть – и имен-то всех не запомнишь! Селили на приграничье, давали землю, помогали строить городки. Пусть живут да защищают степные границы новой родины! С луком да саблей дружны? Пущай отрабатывают!

– Та-ак! – продолжил князь вкрадчиво. – И что? Чего надо ему? С чем пожаловал? Отмолвил, аль скромничает?

Нурман улыбнулся в длинные седые усы.

– С чем пожаловал – оно-то понятно. С сотнями голодных ртов и ободранных, голозадых степняков своих. А говорит мол, в сражениях с народами, что и нам не мирны – потеряли все и шибко поиздержались турпеи. Отмолвил что нет в Степи воинов лучше, чем у него, хоть и мало их. Что, мол, требует потому, взять его и орду его под свою руку, но чтоб веру их и обычаи – не трогали. Еще – коней, земли, еды дали – все как обычно, в общем…

Роальд осекся, только сейчас заметив, как медленно наливается кровью лицо Великого князя. Как выпучились глаза, как всклокочилась широкая, уже вся в серебряных нитях, борода, а рот перекосило хищным оскалом. Нурман заметно вздрогнул: он и раньше видел, как князь сердится – и в бою с ним был далеко не единожды, и как распоясавшихся врагов обламывал, на казни страшные посылал – все видел. Но сейчас, внезапно, на старого воина смотрела, казалось, сама Смерть, а злобное шипение, вырвавшееся из губ Владимира – показалось самим инфернальным ее дыханием.

– Требует? Требу-ует… Хммм… Так-так – еще раз… Требует… Он…Требует… Требует? Пес побитый… Примчавшийся ко мне за помощью… Требует? Что сказал он? Говори! Точно говори!!!

В последних словах князь перешел с шипения на рев.

– Требует с тобой встречи, – часто заморгав, ответил нурман, отведя глаза. На князя сейчас смотреть было тяжело даже ему, верному гридню.

– Бить пса! – взревел князь. – Какой-то дранный копченный смеет «требовать» чего-то у меня??? Меня?? Сей же час! Сей же час – бить его по-лицу, сиречь в морду, но не до смерти. Чтоб руда брызнула! Выпороть! Хузары мои пусть выпорют – они сие любят! И за врата! Пес степной шелудивый! Ишь… Быстро!

Как разъяренный лев князь метался по терему, не находя выхода злобе. Прислушался. Канувший за дверью нурман, судя по воплям – сделал все так, как и требовал его князь. Пару раз звякнуло железо – это, видимо, телохранители хана решили вступиться за поруганную честь своего господина – плевать! Они все равно все уже трупы! И сам хан – труп. Князь так решил, а значит это так! Такого отношения в Степи не прощают?! Ну, чтож, значит война с турпеями! Собрать дружины! Ударить! Разбить, размазать наглецов по степи – тогда и другим неповадно будет что-то «требовать». Пусть знают свое место, грязные животные! Требуют они! «Сам! Сам поведу!» – ярился князь. Рой в десне растревожено загудел, и князь поспешил к столу – там было холодное тьмутараканское вино – оно немного облегчало боль. Никогда князь не позволял себе так много пить вина за последние пару десятилетий, как в эти три дня. Сладкое, красное вино – успокаивало боль и успокаивало душу. Сейчас бы лечь-прилечь – на сутки, на боковую – и чтоб никто не смел трогать. Нельзя. Иногда даже сильнейшим владыкам мира – что-то нельзя – впереди пир, впереди поздравления от целой «орды» народов и сыновей. То еще испытание, но без этого – никак.

Сам того не заметив, в строгом запрете, князь задремал прямо в резном кресле – вспышка гнева немного успокоила нервы и слегка потушила пожар боли что грыз десну князя, и организм, нуждающийся в восстановлении, сам собой уснул, не смотря на все запреты.

Молодой и сильный князь, словно по-новому взглянул на привычные палаты княжьего терема, увидев, сколько пыли и грязи здесь, не замеченной им! Вон, в темном углу огромный паук доплетал паутину, но не на мух, а на крыс и мышей, кои были бы ему, по размерам в пору. Без страха, с гадливым любопытством, Владимир смотрел в восемь рубиновых глаз восьмилапого гада. Тварь оказалась не одна – по-всем углам, в темных щелях светились глаза подобных тварей, но более мелких. Однако здесь их целый выводок?! Жирный старый, седатый паук изредка подергивал ту или иную нить паутины и стремглав к нему несся другой паук, более мелкий, неся в передней паре лап то крысу, то белку. Один принес собачью голову – все это, самый крупны паук, с удовольствием и хрустом пожирал. Князь отвернулся от всей этой коленчатой-суставчатой мерзости, глянул в окно преобразившегося терема. Сквозь дорогое византийское стекло он увидел, как изменился и окружающий терем пейзаж: больше не было привычного леса, не было чистой свежести неба – были лишь тяжелые, бардово-свинцовые тучи, голый камень, покрытый пеплом да кости. Множество костей – они покрывали землю всюду, куда хватало глаз. «Что за навождение?» – князь тряхнул головой, прогоняя дурное видение, но оно никуда не делось и не исчезло. Молнии и могучий гром были ему ответом. Гром ли? Звук похож на грохот боевых барабанов степняков и дробный топот бесчисленной конницы. Что это? Откуда? Ветер воет за окном, но он слышится плачем, разбойным свистом и посвистом тучи стрел.

Прямо перед окном, из неоткуда появилась высоченная долговязая фигура, которую князь, по началу принял за человека. Только по началу, потому что при приближении ее он разглядел неправильные, не людские пропорции существа: длиннющие до земли руки торчащие из рукавов дранного балахона, длинную вытянутую шею, а главное – два ветвистых рога торчащие из человекоподобной головы. Наросты существа на голове рогами не были – это были руки, из которых росли другие руки, помельче, множество ладоней и пальцев. Существо шло мимо окна, не сбавляя шага, и все вздрагивало от его тяжеленой поступи. Рука привычно потянулась к рукояти меча, нащупывая ее на поясе и никак не находя…

– Хеол…Хеоматтар, шеол! – зашипело сзади. Князь обернулся – то из своих щелей повылазили пауки, исполняя странный танец, подняв свои отвратительные лапы кверху. С тревогой Владимир вновь воззрился в окно, но странного существа там уже не было – лишь погода стала еще поганее и разразилась крупным дождем. Что-то тяжело плюхалось и билось об земли и, присмотревшись, князь понял, что это был не дождь! Тяжелые багряные тучи низвергали сверху на землю обрывки и обрубки человеческих тел, потрохов и костей, вместе с потоками крови. «Ад! Я в аду!» – потрясенно решил князь.

– Ийе, хеол. Ий-йе, ий-йе, ий-йе! – вновь зашуршало, зашумело все вокруг – не в силах смотреть на развивающуюся бурю за окном, Владимир вновь отвернулся и увидел ЕГО. Существо стояло посреди комнаты, сутуло согнувшись, не вмещаясь в полный рост, потому что рога-руки цеплялись за потолочную балку, что-то нащупывая и ища там. Вытянутая морда вблизи совсем не походила на человеческую, а скорее походила на обнаженный череп. Три громадных рубиновых глаза – не принадлежали привычному миру.

– Нхех, нрррах! – выдохнуло зловонием и старой, ископаемой пылью тварь, и от этого звука князь дрогнул всем телом.

– Демон… – прошептал он. Выхватил из-за голенища верный засапожник и метнул прямо в глотку твари – булатный нож прошел сквозь фигуру, как сквозь туман, не причинив никакого урона. Тварь тряхнула рогатой головой и, внезапно, пальцы и ладони на рогах зашевелились, словно извиваясь в жуткой конвульсии, хлопая и осуждающе указывая на него. Чудовище уронило несколько жутких, тяжелых звуков, и лишь с трудом можно было понять, что оно так смеется.

– Тебе не взять меня демон! – князь перекрестился и вынул из-за пазухи крестик на цепи. – Не взять! Не взять! Я – не твой! Прочь, обратно в ад, тварь! Не взять! Не взять! Не взять!

– Кнннннааааааааазь!!! – проревело создание ада. – Кннннааааа-я-азь!!!

Порыв ветра разбил окно, и накинулся на тварь, как живой – ее конечности уплотнившиеся было в воздухе, рассеивало как туман.

– Кнннннааааа-я-азь!!! – ревело оно с такой силой, что он тоже закричал, закрыв ладонями уши.

Владимир вздрогнул всем телом, разлепляя веки, сразу скорчился, почувствовав болезненный укус рассерженного роя в десне.

– Князь!

Владимир, с потаенным страхом оглянулся на зовущего, но это был всего лишь Роальд.

– Пора, князь-батюшка. Уже гостей приспело – тьма. Надо встречать, каждый видеть желает.

– Лечца позови! Пусть новую припарку готовит!