– Ты родился в 2090-ом году, – говорила мама, листая старые печатные фотографии, – мы с папой не предполагали твоего появления.
– Я нежеланный ребенок? – Удивился юноша.
– Желанный. Очень желанный. – Улыбалась Хельга. – Просто неожиданный.
Тео посмотрел на высокий стеллаж с фотоальбомами:
– Мама, почему ты хранишь фото? – Спросил он. – Все эти снимки занимают слишком много места. Загрузи их в смартхенд.
– Нет, Тео. – Она прижимала альбом к груди. – Я хочу осязать наши воспоминания. Это традиция семьи. Хочешь, я расскажу тебе о нашей семье?
– Да, конечно. – Солгал юноша.
Хельга поспешно достала альбом с верхней полки. Она неосторожно коснулась соседних фотографий и чуть не уронила стеллаж. Все обошлось. Хельга попросила сына придержать конструкцию. Они вместе сложили лишние альбомы обратно и вернулись к просмотру фотографий:
– Вот смотри, – она показала снимок, где на широкой мраморной лестнице располагалось большое семейство – это я, мне здесь всего пять лет.
Тео увидел маленькую улыбчивую девочку на руках такой же улыбчивой молодой девушки.
Это моя мама, она старшая, и две ее сестры.
Рядом с молодой мамой Хельги, бабушкой Тео, сидели девочки-двойняшки, которые больше походили на сестер самой Хельги, а не сестер ее матери.
– И того три дочери у одних родителей! – Воскликнул Тео. – Как же они друг с другом не перессорились?
– Сейчас тоже бывают такие семьи. – Хельга села ближе к сыну.
– И все-таки я удивляюсь. Я сам с собой иногда ссорюсь, а тут три сестры…
– А вот это, – она показала на главу семейства, – мой дедушка, твой прадедушка, профессор Мейер.
Тео скривил лицо. Он подумывал сказать маме, что в параллельной реальности пару дней назад «профессор прадедушка» поставил ему по физике неуд, но вовремя прикрыл рот рукой.
«Как же все-таки иногда сложно мириться со своей двойной жизнью». – Думал юноша.
Вчера он оправдывался перед учителем физики за невыполненное домашнее задание. А сегодня этот учитель – уже давно ушедший профессор пространственно-временных технологий. Когда Тео перешел в основную школу, в 2042-ом году, он сразу узнал мужчину. И, конечно же, никак не мог сосредоточиться на содержании урока. Он не сводил глаз с призрака из прошлого и на первом же уроке получил «неудовлетворительно».
Со временем Тео привык к некоторым пересечениям своих жизней. Однако он все равно никак не мог найти связи между двумя такими разными мирами.
«Обидно, а ведь он даже не догадывается о том, что мы родственники. Живет своей беспечной человеческой жизнью, рассуждает о теориях перемещения во времени, и даже не знает, что через пять лет Марк Беркъерс приступит к исполнению его мечты о…». – Тео не успел додумать свою мысль.
– А это его жена, Лия Мейер. – Произнесла Хельга и запнулась.
Она была последней, кто сохранил тайну семьи. Женщина видела Лию молодой и безукоризненно верила в самую необычную историю любви во всем мире. Мать не стала рассказывать сыну о роковых событиях: ее решением было стать последней, кому известны секреты профессора Мейера. Правда должна быть погребена. И этому есть ряд объективных причин: история слишком далека от современности. На свете уже нет тех фактов из событий, которые еще не произошли и которые могут стать доказательством правдивости всей этой истории. А даже если бы сын поверил ей, смог бы он ее понять? Хельга сильно сомневалась в этом.
Так они и сидели, рассматривая снимки и утаивая каждый свой секрет. Если бы между ними было хотя бы немногим больше доверия, Тео наверняка быстрее разгадал тайну своего существования, имея перед собой яркий пример пространственно-временного парадокса. А даже если бы история Лии Хартман ему бы не помогла, он хотя бы перестал быть таким одиноким в своих бесконечных скитаниях.
– А это кто? – Тео показал на кудрявую женщину слева от профессора.
– А это сестра твоего прадедушки. – Сказала мама, оживившись. – Роксана Циммерман. И ее сын, Теодор.
– О, нас зовут одинаково.
– Да, я назвала тебя в его честь.
– Правда? – Изумился юноша. – Почему?
Хельга закрыла альбом и поставила на стеллаж.
Время было позднее, но в честь дня рождения Тео женщина испекла торт. Она сделала это сама, не прибегая к помощи роботов, от чего праздник казался по-особенному торжественным.
Женщина предпочитала самостоятельно разливать чай и почти не пользовалась современными бытовыми приспособлениями. Тео никак не мог понять этого, ведь ему было с чем сравнивать. В 2044-ом году ему очень не хватает андроидов, накрывающих на стол, и смартхенда, который изобретут только через четыре года.
– Когда мне было восемь лет, – рассказывала Хельга, расставляя тарелки, – я упала с катамарана в реку. Это было совсем недалеко от берега. Но плавать я не умела. Теодор Циммерман вытащил меня на берег, завернул в полотенце и долго вытирал слезы с моего опухшего лица.
Женщина смутно помнила этот день, но перед глазами по-прежнему стояло изображение синего полотенца и заботливого родственника, трепетно гладящего ее по мокрой макушке.
– Мама, ты никогда не рассказывала…
– Да как-то к слову не приходилось. – Она отрезала первый кусочек. – Но я настолько была впечатлена его поступком, что назвала тебя в его честь.
– Похоже, ты была ему очень благодарна за спасение жизни.
– Именно.
Тео почувствовал во рту сладкий привкус ванили. Он размышлял о своей параллельной жизни, где тоже носил имя Теодор Остерман. «В том мире мама еще не родилась, а мистер Циммерман еще не спас ей жизнь. – Думал он про себя. – Тогда почему я также ношу это имя? Ведь семья моей матери в 2044-ом году вообще не имеет ко мне никакого отношения».
– Ну как тебе? – Спросила она волнительно.
– Очень вкусно, мама, спасибо. – Теодор пережевывал пищу. – Вот только Одо сказал, что я употребляю слишком много углеводов.
– Не слушай эту электронную ерунду! – Возмутилась Хельга. – У тебя растущий организм, ты должен есть все, что тебе хочется.
– Такой подход мне нравится больше! – Улыбнулся именинник. – Надо будет изменить настройки этой железяке. Пусть он тоже каждый день говорит о том, что у меня растущий организм.
– Зачем он вообще тебе нужен? – Спросила Хельга. – Ты ведь все можешь сделать сам.
– Не знаю. – Ответил юноша. – Наверное, он просто мне нравится. Одо весьма разговорчивый по утрам.
Смартхенд предупредил о полуночи. Тео взглянул на мигающую иконку кровати и невольно подумал: «Нужно поскорее лечь спать, иначе я упаду прямо посреди комнаты и мама не сможет меня разбудить до самого утра, пока не закончится мой день рождения в 2044-ом году. Жаль, что уже так поздно. Я не успею вернуться домой, а значит не смогу снова попытаться бодрствовать ночью. Конечно, все предыдущие попытки провалились. Но кто знает, может быть на день рождения у вселенной припасены другие правила? Маловероятно. Но мне бы этого хотелось».
– Мама, я останусь у тебя. – Сказал юноша и отправился в свою детскую комнату.
Тео жил с матерью пятнадцать с половиной лет, до самого поступления в консерваторию. Но теперь ему пришлось привыкать к самостоятельной жизни, поскольку путь до учебного заведения из родительского дома был неблизким. Тео прилег на кровать, однако сон никак не шел. Юноша все рассуждал о родственниках с фотографии. Как бы он чувствовал себя, если бы у него было три сестры? Смог бы он рассказать им свою тайну? А ведь когда-нибудь ему придется задуматься и о своей семье. Неужели он станет жениться и заводить детей в обеих временных линиях? Будет ли это предательством? Может не стоит связывать себя узами брака? А что, если его дети окажутся такими же «ненормальными» как и он сам? «Я слишком рано об этом думаю. Мне всего шестнадцать. Какие тут могут быть дети?»
Смирившись с бессонницей, он снова поднялся с кровати. Тео вернулся в гостиную и продолжил рассматривать стеллаж с фотографиями. Полки оказались набиты под завязку. «Ну, надо же, – подумал юноша, – чтобы рассмотреть все эти снимки мне бы потребовалось даже не две, а три или четыре жизни».
Хельга, как и ее сын, любила порядок во всем. Альбомы были пронумерованы и упорядочены в своей хронологии. Она заботливо подписала каждую папку, наклеив стикеры с дополнительными комментариями. Мелким шрифтом Тео прочитал обозначения: «Мои питомцы», «Отпуск в Париже», «Новый год с друзьями».